Пометавшись вдоль глухой стены, Яблокова истерически воскликнула:
– Выпустите меня отсюда!
– Всему свое время, Кира Юрьевна! Присядьте пока! – бесстрастно заметил Поташев. – Продолжим. Я попрошу своих ассистентов взять на время мобильные телефоны у всех присутствующих, чтоб наши гости не отвлекались на звонки.
– Это произвол! – воскликнула рыжеволосая Вика Бобичева.
– Боже упаси! И мысли не имеем! Исключительно для пользы дела! – иронично запротестовал Худаня, который собрал дамские сумочки и отнес их в подсобку.
Затем Алексей рассказал присутствующим, как Зорькин инсценировал свою смерть, как, превратившись в Шанаева, задумал схему аферы и как стал воплощать ее в жизнь. Все завороженно слушали архитектора. Прервала его увлекательное повествование Мария Валерьяновна.
– Алексей! Это, конечно, очень интересно – все, что ты нам рассказываешь, но мне не ясно, зачем этому Шанаеву понадобился музей для его аферы? Ведь он же мог все это проворачивать и без музея! Или я чего-то не поняла?
– Можно я объясню? – Раневская просительно посмотрела на Поташева. Тот кивнул. – Дело в том, Мария Валерьяновна, что для аферы, которую Шанаев собирался провернуть в Европе, ему просто необходим был авторитет музея. Ведь Городской музей в Киеве создавался десятилетиями. Его репутация безупречна для всего европейского культурного сообщества. И человек, предлагающий старинные музыкальные инструменты в аренду от имени музея, а не от никому не известного коллекционера Шанаева, – это совсем другое дело. Он спрятался за музейный бренд, как за щит! – улыбнулась Лиза тетке Алексея.
– Теперь понятно, – кивнула в ответ тетя Маша.
– Я продолжаю. Главные два вопроса по делу Шанаева, которые мне не давали покоя: зачем нужно было подставлять Лизу и как он это провернул? – Архитектор вывел на экран фотографию Елизаветы в том самом наряде, который был куплен в бутике «Escada» в Вене. – А вот изображение с камеры венского банка, откуда какая-то женщина в точно таком же костюме, как у Лизы, забирает деньги.
Все присутствующие увидели ультрамариновый комбинезон из тонкой ткани с широкими брюками и элегантным хомутиком вокруг шеи. Поверх комбинезона было надето белое болеро, украшенное кружевом. И хотя болеро своим ослепительно-белым кружевным стилем отвлекало внимание, гости, у которых было время рассмотреть незнакомку, вдруг стали произносить вслух:
– Это же не она! – сказала мама Лизы, Маргарита Николаевна.
– Так ведь это очевидно! – горячо воскликнул папа, Александр Кириллович Раневский.
– Я знаю, что отвлекает от лица! – сообщила Нина Анатольевна Поташева. – Посмотрите! Шляпка с широкими полями! Она закрывает лоб, и под ней спрятаны волосы. А этот цветок, этот алый мак! Он ведь не просто украшение, он совершенно переключает внимание от лица на свой яркий цвет!
– Обратите внимание! Эти длинные белые перчатки, они ведь закрывают руки до локтей! Ну, и большие очки от солнца… Лица почти не видно! – вставил свою реплику отец Поташева.
В присутствии нового мужа своей бывшей жены он чувствовал себя не в своей тарелке. Тот был явно моложе и стройнее Максима Валерьяновича. Но отец Алексея делал вид, что это его нисколько не тревожит. Он сохранял невозмутимое лицо, хотя в его душе бушевала ревность пополам с досадой.
– Но даже тот небольшой кусочек лица, запечатленный камерой, нам демонстрирует… – Алексей укрупнил изображение, – совсем другую линию подбородка, чем у Лизы…
– И другой тип кожи, – вставила Мария Валерьяновна.
Алексей кивнул, соглашаясь:
– Она не случайно закрыла руки перчатками. Руки человека так же неповторимы, как и лицо. Но даже в перчатках видно, что у подставной Лизы другие руки.
Все невольно посмотрели на Лизу. Ее лицо от всеобщего внимания зарделось, но она с улыбкой обвела лучистым взглядом всех, кто собрался в «Хилтоне».
– Кто же эта подставная Раневская?! – задала вопрос Маргарита Николаевна, ей хотелось понять, кто согласился изображать ее дочь в афере Шанаева.
– Терпение, и вы все узнаете, – вздохнул архитектор и отвернулся к флипчарту, поправляя магниты на листе со своими зарисовками.
Дальше Алексей Поташев рассказал всем собравшимся схему аферы Шанаева во всех подробностях. Он объяснил, как мошенник поменял скрипки Мюллера, как сперва сдал в аренду, а потом продал Геллерту скрипку Страдивари, затем втюхал под видом Страдивари Мюллеру подделку, изготовленную американским скрипичным мастером. Как пристроил еще несколько инструментов из своей коллекции, вернув в музей тщательно изготовленные копии скрипок «золотого» периода Страдивари. В конце Поташев сказал, что каждый виток этого дела он оформил документально, подтвердив экспертными заключениями и всем тем, что нужно милиции и суду.
Яблокова выпучила глаза, отчего сделалась похожей на гигантского карпа:
– Так что, по-вашему, в музее хранятся подделки?! – Ее совершенно не интересовала реабилитация Раневской, но собственная судьба ее очень даже волновала. Ведь теперь, в связи с тем, что во вверенном ей музее вместо подлинников хранились подделки, она могла потерять самое главное свое достижение – кресло начальницы! Гипертонические пятна разлились по ее непривлекательному лицу.
– Подождите, я за вами не успеваю! – тряхнула огненной гривой Бобичева. – При чем здесь Раневская? Шанаев подсунул в музей копии скрипок, а подлинники продал этим… всяким музыкантам. А Лиза-то ему зачем? Ведь для такой комбинации нужно было приобрести все то, во что была одета Елизавета! Это большие деньги, зачем же так тратиться?
Лиза вздохнула, подумав: «Кому что, а Вике – тряпки». Ее бывшую коллегу во всей этой истории заинтересовала только стоимость роскошного ансамбля от «Escada». Если бы она к тому же еще узнала, что Лизины вещи были куплены на шанаевские деньги, то и вовсе изошла бы завистью. Оказывается, комбинатор заранее купил два одинаковых костюма и аксессуары к ним. Стало быть, план подмены был им тщательно разработан. Но зачем? Словно прочитав ее мысли, Поташев подытожил:
– Шанаеву нужно было снять деньги со счета. И не только снять, но и подставить Лизу, чтоб ее подозревали в мошенничестве, а он чтобы оставался чист перед музеем. Для подмены идеально подходила его новоиспеченная жена – Валентина. Они с Лизой одного роста, похожего телосложения. Что касается лица и рук, то они были умело прикрыты.
– Этот негодяй присвоил деньги музея! Как я теперь перед министерством отчитаюсь?! – Рыбьи глаза Яблоковой наполнились слезами.
Архитектор кивнул, но не стал зацикливаться на этой теме. Теперь, когда непричастность Лизы к афере Шанаева была доказана, гораздо больше его интересовали другие подробности этого странного дела.
– Никому не интересно узнать, почему и как умер Шанаев? – спросил он у аудитории.
– Да пусть бы он в аду горел, сволочь такая! – выплеснула свой гнев Яблокова.
– Мне интересно, – сообщила Елизавета. – Ведь именно благодаря этому существу я поняла, что поговорка «от сумы и от тюрьмы не зарекайся» – не просто набор слов, а народная мудрость!
– По заявкам трудящихся сообщаю: Шанаев умер от инфаркта. А вот по какой причине он умер – это намного интереснее!
– Не тяни кота за все подробности. Объясни! – раздраженно поторопил сына Поташев-старший.
Его тяготило присутствие на этом собрании. Такое очевидное счастье бывшей жены, вынужденная необходимость смотреть на ее молодого мужа, понимать, как она помолодела и похорошела с тех пор, как они перестали жить вместе, – все это раздражало Максима Валерьяновича. Теперь, когда он краем глаза наблюдал за Ниной Анатольевной, его успехи на поприще карьеры уже, казалось, не имели того решающего значения, которое он им приписывал раньше. И его сексуальные победы у других молодых женщин теперь, когда он видел новую Нину, выглядели не такими уж значительными. Словом, на душе у него было муторно, и он давно бы ушел, если бы не уважение к памяти брата.
– Объясняю. Для того чтобы превратиться в Шанаева, гражданин Зорькин сделал пластическую операцию в клинике моего дяди. Скорее всего, именно там он и познакомился с Валентиной Павловой. Но об этом речь пойдет дальше. Казалось бы, изменив внешность почти кардинально, он стал неузнаваем для тех, кто мог его опознать, но есть вещи, которые изменить невозможно, – это устойчивые привычки. У Зорькина была такая. И она по наследству досталась Шанаеву. Нет ничего странного в том, что те люди, которые работали в клинике пластической хирургии, ключевые фигуры – мой дядя и мои двоюродные братья – не только знали в лицо прежнего Зорькина и нынешнего Шанаева. Они еще имели такую особенность: обсуждать смешные привычки своих пациентов с посторонними людьми. Секрет Шанаева-Зорькина мог всплыть в любой, самый неподходящий момент. Я даже предположил бы, что в ту секунду, когда Шанаев переступил порог клиники моего дяди, над семейством Поташевых уже нависла серьезная угроза. Впрочем, об этом я расскажу позже. В минуты глубокой задумчивости, придумывая очередную аферу, Шанаев потирал нос – жест, называемый психологами эффектом Пиноккио. И возможно, именно эта привычка могла его разоблачить, – спокойно продолжал Алексей. – Незадолго до своей смерти Григорий Петрович Шанаев женился на молодой рыжеволосой девушке, Валентине Павловой. Именно она исполнила роль Лизы в австрийском банке. Но на самом деле в нашей пьесе «Мышеловка» Валентина представляется мне злодейкой уровня миледи, описанной Дюма.
