Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, - четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.
Мало того. На машинке Мэнкупа сцеплялись буквы "д" и "е". Текст же, приобщенный к вещественным доказательствам, был лишен этого дефекта.
- То-то проклятое стихотворение не давало мне покоя! Даже во сне! - Мун вспомнил свои ночные кошмары.
- Разве я не говорил, что Мэнкупа убили! - Фредди бросился к телефону.
- Но кто? - тихо спросила Ловиза.
- Человек, который плохо знал Гёте, но зато прекрасно знал про детективную игру. За такое идеальное алиби любой убийца отдал бы полжизни. А конкретнее - один из вас четверых.
- Вы меня тоже подозреваете? - Ловиза окинула беспомощным взглядом пустую комнату. Не было уже ни рабочего стола, ни рабочего кресла, не было склонившейся над столом фигуры, к которой она все время мысленно обращалась за поддержкой.
- Глупости! - отмахнулся Мун. - Если Гамбургский оракул, который знал все и предвидел все, считал вас настоящим другом, то мне остается лишь повторить его слова: "Возможно, она стоит всех нас, вместе взятых..." К черту сентиментальности! Пора приниматься за работу, пока урожденная фон Винцельбах еще не выгнала нас отсюда.
- Но ведь Магнус действительно помышлял о самоубийстве? - Ловиза растерялась.
- Две недели тому назад, когда придумывал игру. Но я убежден, что со вчерашнего дня многое изменилось. У меня есть предположение, что и нотариуса он вызывал вчера ночью, чтобы в вашем присутствии уничтожить документ, который давал бы убийце возможность выйти сухим из воды.
- Вы думаете, что у Магнуса действительно появилась надежда?
- А это мы сейчас узнаем. - Мун уже срывал оберточную бумагу с пакета, в котором находился дневник Мэнкупа. - Если он вообще писал здесь о своей болезни. С кем еще поделиться скрываемой от всех бедой, как не с дневником.
- Так вы эту работу имели в виду, шеф? - только теперь понял Дейли. - А я уж думал, что придется рыскать по всему Гамбургу в поисках супружеской пары Цвиккау и господина Баллина. Между прочим, на скульптора это похоже. Он явно ненавидит Мэнкупа. Тот платил ему тем же... Давайте сюда! - Дейли перелистал переплетенную в простой коленкор толстую тетрадь, потом передал Ловизе. - Пожалуй, моих знаний немецкого не хватит, а о готический шрифт я подавно спотыкаюсь.
- Не могу! - Ловиза порывистым движением оттолкнула дневник. - Его сокровенные мысли... Мне это кажется святотатством.
- Но он именно вам доверил их.
- Все равно... Пусть читает господин Енсен, если считает это необходимым.
- Дайте мне! - Фредди, поспешивший закончить телефонный разговор, бесцеремонно завладел тетрадью. - Начинаем с конца?
- Разумеется! Вчерашняя запись интересует меня больше всего, - кивнул Мун. - Посмотрите, что там?
- Какой-то конверт! - Дейли поднял с пола выпавшую из дневника бумагу.
Конверт был адресован Мэнкупу. Без обратного адреса, надпись напечатана на машинке. Вложенное письмо было также машинописным. Текст гласил:
"Возможно, в ближайшие дни я раскрою вам глаза на Дитера Баллина, которого вы считаете своим другом. Мне известны такие факты из его давней и совсем недавней биографии, за которые другой с радостью отдал бы не только запрошенную мною весьма скромную сумму в десять тысяч марок, но и полжизни.
Если он не уплатит в назначенный срок, я готов продать вам эти сведения за ту же сумму. Сообщите, когда и где мы можем встретиться.
Почтовый ящик 1567".
- Осмотрите штемпель! - попросил Мун. - Когда письмо отправлено?
- Четыре дня тому назад.
- В дневнике должна быть запись по этому поводу, - предположил Дейли. Найдите дату.
- Ничего нет! - Фредди пробежал глазами страницу. - Ах, черт! Нашел! Только несколько строчек. "Письмо шантажиста. Говорил с Дитером. Он утверждает, что меня кто-то разыгрывает. Он таких писем не получал". Фредди машинально перелистал тетрадь. - Еще одно вложенное письмо! - Он показал голубой листок с отпечатанной золотыми буквами шапкой.
- "Отель Карлтон, Мадрид", - прочел Дейли через его плечо. - Письмо написано, кажется, по-испански. Енсен, надо немедленно вызвать переводчика.
- Я изучал язык, - отозвался Фредди. - Владею им, конечно, куда хуже Мэнкупа, но достаточно, чтобы объясниться.
- Давайте! - нетерпеливо пробурчал Мун.
- Это все же не по-немецки. - Фредди внимательно изучил текст, пару раз чертыхнулся, потом объявил: - Несколько слов я не понял, но это медицинские термины, так что, по сути, неважно. - Он быстро записал перевод в блокноте и подал Енсену: - Читайте сами, а я бегу к телефону. Даже если наш главный редактор уже лежит с инфарктом, это его быстро оживит.
Письмо, приведшее репортера в такое возбуждение, было написано неким профессором Контисола.
Дорогой господин Мэнкуп!
После вашего визита ко мне прошло уже два года. С прискорбием я узнал из газет, что у моего дома вас поджидали полицейские, чтобы арестовать. Мне совестно, что я испанец. Но вы, должно быть, уже сами заметили, что между нашим правительством, выдавшим вас западногерманским властям, и испанским народом есть разница. Вы, должно быть, догадываетесь, что пишу я не для того, чтобы выразить вам свои симпатии. Если я не сделал это сразу же, то тем более неуместны такие запоздалые эмоции сейчас. У меня есть для вас отличная новость, которая стоит намного больше самого искреннего сочувствия. Уже тогда, после тщательного осмотра и изучения рентгенограмм, я подал вам некоторую надежду. Обещать вам жизнь я не мог. Мои опыты еще не были закончены. Сейчас могу сообщить вам, что в результате восьмилетнего труда мне удалось выработать сыворотку, которая даст вам возможность прожить еще минимум десять лет, а может быть, и куда больше. Лечение придется провести в моей частной клинике под Валенсией, и будет оно вам стоить, заранее предупреждаю, весьма дорого. К сожалению, опыты отняли у меня целое состояние. Будет только справедливо, если я переложу часть своих расходов на своих будущих пациентов. К тому же жизнь такая штука, которая стоит многого. На днях я улетаю в Париж, на международный симпозиум онкологов, чтобы доложить коллегам о своем открытии. По дороге специально заеду в Гамбург, чтобы встретиться с вами лично и договориться обо всем.
Всецело ваш,
профессор Мануэл Контисола".
- То-то наш Фредди повис на телефоне! - радостно засмеялся Дейли. - Все подтверждается! Мы почти у цели... Енсен, почитайте дневник, начиная с места, из которого выпало письмо.
- Дайте мне отдышаться! - взмолился Енсен. - Я еще не пришел в себя от изумления. Сейчас полдвенадцатого, а я здесь с половины первого ночи.
- Ну и что? - проворчал Мун. - Я торчу здесь еще дольше и все же не считаю нужным это особо запротоколировать.
- Да, сейчас уже можно шутить, - покачал головой Енсен. - А вспомните, какие сумасшедшие зигзаги пришлось нам пережить! Сначала самоубийство, потом моя гипотеза без определенного адреса, затем мы поочередно подозревали госпожу Мэнкуп, Магду Штрелиц, Дитера Баллина, Лерха Цвиккау, под конец даже Ловизу. Затем нас как холодной водой окатили документально заверенным самоубийством, а теперь опять...
- Вы будете читать или нет? - угрожающе спросил Дейли.
- Давайте-ка сюда! - И, одной рукой бросив трубку, Фредди второй уже схватился за тетрадь. - Представьте себе, я ведь лично знаю профессора. Только позавчера брал у него интервью. Он остановился в гостинице "Четыре времени года".
- А как вы к нему попали? Вы ведь специалист по уголовной хронике...
- Но зато единственный сотрудник, знающий испанский. Поскольку с испанскими гостями обычно разговаривал сам Мэнкуп, не было надобности в специальном человеке... Все, все! Я уже читаю... Да, забыл сказать интервью помещено в сегодняшнем специальном выпуске. Мы собирались дать его в очередной номер, но надо было на скорую руку заполнить этот. Целых два материала за один день - такой удачи у меня еще ни разу не было.
- Хватит! - Дейли вырвал у него дневник и передал Енсену: - Читайте! Только побыстрее, без эмоций и разглагольствований.
- Пожалуйста! - Енсен начал быстро переводить: - "Письмо от профессора Контисолы, я его ждал два года. Неужели опять жизнь? Даже не верится!.." Так. Здесь ничего примечательного. - Енсен пропустил полстраницы. - Вот запись позавчерашним числом: "Только что был у профессора. Гостиница "Четыре времени года", номер 210. Эту цифру и название гостиницы я бы поставил в паспорте, введя специальную графу - место вторичного рождения. Через месяц в Испанию, затем полгода в клинике - и снова Гамбург, снова редакция журнала, снова жизнь!.." Следующая запись... - Енсен, внезапно замолчав, побледнел.
- Что там такое? - глухо спросил Мун. - Что-нибудь о Баллине?
