— Это хорошо. (Задумчиво протянула Инга.) Хороший материал. С таким можно работать.
— Эх ты! Профессионалка! Иди сюда, я тебя кое-чему научу…
Звук поцелуев. И другие отвратительные звуки. Потом долгий стон Инги и ее томный голос:
— Знаешь… Лучше тебя никого нет…
— Не могу ответить тем же.
— Нахал!
(Вроде бы шлепок. Любовные игры.)
— Достаточно? (Голос Грушина.)»
Ах, да! Артем спохватился. Это уже не на пленке. Грушин держит палец на кнопке, вопросительно смотрит на него и спрашивает:
— Достаточно?
— Да. Выключи.
Щелчок. Вновь голос Грушина:
— Тема, ты в порядке?
— Вполне. Значит, с таким материалом, как я, можно работать…
— Ну-ну. Успокойся.
— Кто это снимал? И кто записывал?
— Я.
— Зачем?
— Думал, авось пригодится. Разумеется, это копии. Есть еще оригиналы.
— А если Ольга узнает?
— Я человек осторожный. Пленки хранятся не здесь. Эти копии я сделал специально к сегодняшнему вечеру. Для тебя. Мы же друзья! И родственники. Мне хотелось немного придержать Ингу. Если вдруг она до тебя доберется.
— И ты специально меня позвал, чтобы…
— Порок должен быть наказан. Добродетель торжествует.
— Ты, что ли, добродетель?
Артем тяжело поднялся с кровати. Посмотрел на Грушина в упор, тяжелым взглядом и спросил:
— У тебя водка есть?
— Где? Здесь? А тебе не хватит?
— Ладно. Там, в каминном… зале. Еще есть. Я пойду.
— Тема…
— Не мешать! Не сметь мне мешать!
И он кинулся к двери. Как только Артем выскочил в коридор, Даниил Грушин расхохотался. Вот оно, начинается! Потом осторожно вынул видеокассету из магнитофона и то же самое сделал с диктофоном. Меры предосторожности надо соблюдать. Ольга не имеет привычки шарить в вещах мужа, но, как правильно говорится, береженого Бог бережет. И Даниил Грушин стал уничтожать пленки. Они свое дело сделали.
И в это время… В это время пробило полночь. Грушин бросил взгляд на часы и машинально подумал: «Полночь…» Ольга дала время до полуночи? И что? Ничего не изменилось. Мир не изменился. Все идет, как идет. Согласно его планам.
Даниил Эдуардович Грушин нежно посмотрел на мертвых красавиц и подмигнул Вивьен Ли: «Кажется, мы победили. Теперь все у нас будет хорошо…»
…В это время Валентин Борисюк был на втором этаже. Бродил, толкаясь в двери, и искал, чертыхаясь, чем бы перерезать ремень. И как перерезать. Мысль работала с трудом. Разумеется, надо было воспользоваться бритвенным прибором. Но легко сказать! Это же ремень! Кожаный ремень, прочный.
Когда пробило полночь, он это услышал. Внизу, в гостиной, раздался мелодичный звон. Потом еще какой-то звук, которому Валентин Борисюк не придал значение. Потому что его занимала только проблема связанных рук. Наконец он решился и толкнулся в каминный зал. Там сидели Сид, Инга и Прасковья Федоровна. Инга невольно вскрикнула.
— О боже! Он их убил! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Даню и бизнесмена!
— Чем? — и Валентин показал, что руки у него до сих пор связаны. — Реутов с Грушиным выясняют отношения. У него в спальне. А я… Ну, будьте вы людьми! Развяжите! У меня уже кровь не циркулирует! Сами бы попробовали!
— Мать? — нерешительно посмотрел Сид на Прасковью Федоровну. Пусть она решает. Она умная.
— В самом деле, — сказала вдруг Инга. — Человек же мучается!
— А как ты оттуда выбрался? Из сортира? -подозрительно спросил Сид. — Дверь-то заперта!
— Они забыли ее закрыть. Ну? — и Валентин поочередно посмотрел на обеих женщин, взывая к их природной чувствительности.
— Хорошо, — кивнула Прасковья Федоровна. — Сид.
— Как скажешь, мать.
И плейбой встал, подошел к Борисюку и стал раскручивать ремень.
— В самом деле, — сказала Прасковья Федоровна. — Пока с нами Сид, ничего не случится.
Освобожденный Борисюк стал разминать затекшие руки. В это время на пороге каминного зала появился Артем. Несколько минут он взволнованно ходил по коридору на третьем этаже. Мысли путались. В голове всплывали обрывки фраз. Самых обидных из прослушанного только что диалога. В это время пробило полночь. Артем слышал, как били часы в гостиной, на первом этаже. Это его словно подтолкнуло. Он решительно спустился по лестнице и прошел в каминный зал.
Увидев его, Инга невольно вздрогнула:
— Что случилось?
— Наконец-то! — воскликнула Прасковья Федоровна. — А мы уже начали за вас переживать. Между прочим, у нас новость! Пока вы отсутствовали, эта прелестная девушка призналась нам с Сидом, что она — шантажистка!
— Замолчите! — зло сказала Инга.
— А разве не так? Сид?
— Именно, — кивнул плейбой. — Призналась.
Артем подскочил к столу и схватил графин с водкой. Плеснул в рюмку, руки у него подрагивали, и водка пролилась на скатерть. Он выпил залпом и сказал, обращаясь к Инге:
— Нам надо поговорить. Срочно.
— Тебе Грушин что-то сказал? На тебе лица нет!
— А на тебе… Пойдем. Не здесь.
Он подошел и цепко схватил Ингу за руку. Та поднялась. Артем чуть ли не силой потянул ее к дверям.
— Ой, как интересно! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. И окликнула его: — Эй! Товарищ! Руководитель! А нас вы, что же, оставляете наедине с убийцей? У него, между прочим, руки теперь развязаны!
— Да пошла бы ты… — сквозь зубы сказал Реутов.
— Ну надо же… — упавшим голосом сказала Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный господин…
Артем и Инга покинули каминный зал. Дверь осталась открытой.
— У него проблемы с бабой, — заметил Валентин Борисюк. — Она оказалась не только шлюхой, но и шантажисткой. Реутов влип!
— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — Значит, Инга шантажирует этого господина? Вот вам и пара! А вас кто?
— Вообще-то шофер. То есть деньги брал Ваня. Но не исключено, что делился и с Ингой.
— Скажите пожалуйста! Но тогда получается путаница. Кого шантажировала Кира?
— А разве не вас? — пристально глянул на нее Валентин. — Разве не она за вас книжки писала? И под угрозой разглашения тайны вытягивала деньги на наркотики?
— Какие еще деньги? Какие наркотики? Пардон, но меня никто не шантажировал!
— Но кто же тогда шантажируемый? — растерянно спросил Борисюк.
И тут… случилось неожиданное. На вопрос Валентина ответил Сид.
— Я, — сказал он и добавил: — Прости, мать. Прости.
Даниил Грушин, стоящий в открытых дверях каминного зала, при этих словах улыбнулся. Наконец-то!
ЧЕРВИ: ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ… После полуночи
Что же случилось с Сидом? Да ничего особенного. То есть то, что должно было случиться. Он просто привык к хорошей жизни, привык к жене, к славе. И готовился стать звездой. Ибо верил: мать умна. Она окрутит продюсеров, и те дадут деньги на сериал. В главной роли — Сид Коровин. Либо взять благозвучный псевдоним. Как у жены. Она что-нибудь придумает. Она же умная. Писательница.
Год он прожил спокойно. По-прежнему встречался с женщинами, наслаждался бездельем и славой. Пока еще как мальчик Златы Ветер, но грезил о своей. А потом его вдруг стали шантажировать. Вымогать деньги за молчание. Сид понятия не имел, до чего дошел прогресс! То есть какие есть технические средства, чтобы подслушивать, подглядывать, записывать. Следить. И все это доступно, были бы деньги.
Как человек, далекий от техники, он не понимал, откуда шантажисту известны подробности. Выходит, где-то спрятаны жучки. На его одежде. И камеры наблюдения. Ибо шантажисту становился известен каждый его шаг.
Насмотревшись шпионских боевиков, Сид ходил теперь по улицам, постоянно оглядываясь. И также ездил: внезапно тормозил, сворачивал в глухие переулки, то и дело смотрел в зеркало заднего вида. Нет ли хвоста?
Хвоста не было. Но внезапно раздавался звонок, и таинственный глухой голос сообщал:
— Вы подъезжаете к квартире, где у вас назначено свидание. Желаю приятно провести время. Не забудьте внести очередной взнос!
Враг был неуловим. Сид нервничал, но сдаваться не собирался. Первый звонок раздался год назад. Накануне Сид приятно провел время с очаровательной брюнеткой и собирался навестить ее еще разок. Девица была пикантна и чрезвычайно изобретательна в постели. Ее содержал солидный господин, разумеется, женатый. Господин строго придерживался графика посещений, и девица чувствовала себя свободно. Сид тоже.
Но в этот вечер раздалась знакомая трель, он вынул из кармана мобильный телефон и, увидев номер на дисплее, попытался припомнить: кто бы это мог быть?
— Да? — спросил, ожидая услышать в трубке приятный женский голосок. Возможно, вчерашней брюнетки.
Голос был женский, но какой-то странный. Глухой и, судя по всему, измененный.
