Я сделала шаг вперед, потом еще и еще, я все приближалась к нему, боясь промахнуться, боясь выстрелить. В душе не было никаких чувств, в голове множились и гудели, как рой, назойливые мысли, но я их не слушала, я приближалась. Позади меня раздался какой-то звук, но и его я проигнорировала, сосредотачиваясь на выстреле. Еще полшага — и… Аркадий протянул руку и вдруг выхватил у меня пистолет. Направил его туда, на этот так и не определенный мною звук и выстрелил. Вскрикнул человек — не Аркадий, не я, кто-то другой, третий, кого не было и не могло быть здесь. Упало тяжелое тело, какой-то предмет ударился об пол и покатился. Я обернулась, но не успела увидеть, кто он, этот человек, потому что Аркадий резко развернул меня к себе лицом.
— Ну вот и все, — проговорил он и рассмеялся — невозможно было слышать этот смех, — больше нам никто и ничто не помешает. Теперь мы навсегда останемся вместе.
Я оттолкнула его и опять попыталась обернуться. Но опять ничего не вышло, Аркадий схватил меня за плечо. На глаза мне попался странный предмет: небольшая черная трубочка со светящимся тонким лучом, судя по всему, это она и покатилась по полу… Но и ее рассмотреть как следует я не успела, потому что вдруг с необыкновенной ясностью, больше похожей на прозрение, поняла, что мне нужно сейчас сделать. Осторожным, но быстрым движением я взяла руку Аркадия, в которой он держал пистолет, прижала дуло к своей груди и выстрелила. Пол качнулся, стены надвинулись на меня, на озере, где я была так счастлива, начался страшный шторм, волны подхватили кораблик моего детства, плавучее кафе «Нептун», завертели, закружили… Падая, я поняла, что совершила ужасную, непоправимую ошибку. Теперь преступления продолжатся, погибнет огромное множество невинных людей, события будут снова и снова повторяться, а я не смогу никого предупредить. Мама, Машенька, Федя… я больше не увижу их никогда. Какой жуткий грохот! Кажется, это ломают дверь, но ничего уже не исправить, они меня не услышат. Никто не услышит, никто не узнает.
Топот множества ног, голоса. Но я не смогу до них докричаться. Кто это плачет? Не плачь, не плачь. Я совершила ошибку… но ты не плачь, мы с тобой обязательно встретимся.
Тишина. Безграничная, абсолютная, безусловная, как бессмертие. Ветер стих, и дождь перестал. Последний, прощальный луч заходящего солнца освещает скалу. Отлепляю от нее взгляд, поворачиваюсь и иду по тропинке вниз, к озеру, к моему бессмертному счастью.
Голос звал ее, отчаянно, надрывно, с каждым новым выкриком теряя надежду. Полина понимала, что должна пойти на его зов, должна вернуться, но не могла заставить себя даже шевельнуться. Чужая смерть крепко-крепко обняла ее и ни за что не желала выпускать из своих объятий. Голос звал — смерть держала. Эти две силы так измучили ее, так утомили. Ей хотелось улечься щекой на этот прохладный и такой бархатистый на вид камень, покрытый мхом. Лечь и уснуть под нежные, едва различимые всплески волн озера. Но голос все звал и звал, мучая каким-то смутным воспоминанием. Она уже не помнила, кому он принадлежит, но еще знала, что должна идти на его зов. Напрягая все силы, она разжала объятия смерти и шагнула в темноту.
— Полина! — закричал голос, все еще не смея поверить, что самое страшное позади. — Полина! — повторил ее муж Виктор. Сильные живые руки обняли ее. — Как ты?
— Жива, — Полина попыталась улыбнуться. — Кажется.
— Прости меня! Я не должен был этого делать! Не должен был тебя туда отпускать. — Он схватил ее ледяную, еще не до конца ожившую руку и прижал к своим таким живым, таким горячим губам. — Я думал, что ты уже не вернешься.
— Я тоже так думала, но теперь все хорошо. Только я очень замерзла.
Неправда! Ничего хорошего не было. Он напоил ее горячим чаем, увез домой, уложил в постель, но смерть до конца так ее и не отпустила. Ее следы, как трупные пятна, распространились повсюду. Полина жила, но жизни совершенно не ощущала. Не было чувств, не было мыслей, не было ничего. Она даже любви к Виктору не могла ощутить. Так продолжалось долго, бесконечно долго, целых три дня. Лишь на четвертый день все изменилось.
Ей приснился счастливый сон, видимо, он-то ее и излечил. Проснулась Полина совершенно здоровой, но, как ни старалась, вспомнить свой сон так и не смогла, осталось лишь ощущение счастья. Она еще немного полежала, смакуя это счастливое послевкусие. Виктор уже встал. Прислушавшись, Полина поняла, что он на кухне, готовит завтрак. Все эти дни ее странной болезни он старался приготовить что-нибудь особенное, но у нее совсем не было аппетита, и его старания пропадали даром. А сейчас она вдруг почувствовала, что страшно хочет к мужу и страшно хочет есть.
— Привет! — весело поздоровалась она, появляясь на кухне. От неожиданности Виктор выронил ложку, которой мешал омлет на сковородке. — Пахнет потрясающе!
— Ну так садись за стол, все уже готово! — сказал он, так же весело, подстраиваясь под ее тон, когда наконец смог прийти в себя. А это был его счастливый сон наяву — вот такое внезапное появление Полины на кухне. Все эти дни она лежала в постели, почти не вставая, ни на что не реагировала, кормить ее приходилось насильно. — Приготовлено по особому старинному рецепту, — с шутливой важностью проговорил Виктор. — Садитесь, мадам!
Он так растерялся от радости, что не знал, что сказать, что сделать, даже шутки не получались. Накрыл на стол, разложил омлет по тарелкам, включил телевизор. Он даже есть не мог: сидел и смотрел на Полину с блаженной улыбкой. А она, наоборот, все ела и ела и никак не могла остановиться — у нее разыгрался просто зверский аппетит.
— Ну вот, — сказала она наконец, отодвигая тарелку. — Рассказывай.
— О чем? — не понял Виктор.
— О том, что тебе удалось узнать, пока я, так сказать, незримо отсутствовала. Как продвигается наше расследование?
— Как продвигается? Хреново оно продвигается! — Виктор рассмеялся. — Все окончательно запуталось. Мы с Серегой Битовым изучили дело Анны, ну и… — он развел руками, — там вообще одни странности. А что тебе удалось узнать из… — Виктор запнулся. — Прости, я не должен был тебя туда посылать и…
— Но все же послал, — Полина сделала вид, что все еще сердится, но, почувствовав, как расстроился Виктор, поспешила его успокоить. — Да ладно, чего там, прошло и прошло. Мне ведь и самой хотелось узнать, чем все закончилось. — И она подробно рассказала о своем последнем путешествии.
— Значит, это было самоубийство? — потрясенно переспросил Виктор. — Но почему?
— Сама не могу понять. До последнего момента Анна о самоубийстве не думала. Решение пришло внезапно. И как только она это сделала, тут же пожалела. Я думаю, ее заставили это сделать, подействовали на нее таким образом. Перед тем как в себя выстрелить, Анна увидела какой-то странный предмет — небольшую трубочку с лучом, ну, я же рассказывала. Так вот, это, наверное, и есть тот аппарат, который изобрел Курапов.
— Получается, по-любому, он ее убил.
— Ну да. Только не понимаю — зачем. Он ее любил, ему нужна была ее помощь, так зачем же было убивать?
— Логику сумасшедшего понять трудно, — Виктор пожал плечами.
— Но судили-то его не как сумасшедшего. Он отсидел свои десять лет на обычной зоне. Его должны были отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу.
— У нас и не такое случается. Меня больше другое удивляет. Курапов — вроде музыкант, поэт, человек сугубо гуманитарный. А тут эти электромагнитные волны… Как-то все это не вяжется одно с другим. — Виктор замолчал, о чем-то задумавшись. По телевизору заиграла музыкальная заставка местных новостей. — Ну а кто был этот третий, Анна так и не увидела?
— Не увидела. Но логически получается, что это Ривилис. Курапов, выстрелив в него, сказал Анне, что больше им никто не помешает, теперь они навсегда останутся вместе.
— Нет, Ривилиса в тот момент в квартире не было. Он вызвал милицию, когда услышал выстрел, дверь была заперта… Все это занесено в протокол. И, видишь ли, какая странность. Курапов в кого-то выстрелил — убил или ранил, — так выходит по твоему рассказу. И Ривилис слышал, что было два выстрела. И на месте преступления нашли две гильзы. Но ни трупа, ни раненого не было, и следов крови второго человека тоже. А Анна была ранена одним выстрелом. Куда же в таком случае он делся, этот третий человек?
— Не знаю.
— И главное — кто он? Знать бы хоть, мужчина это был или женщина?
— Женщина? — удивленно переспросила Полина. — А при чем здесь вообще женщина?.. — начала она, но вдруг замерла с напряженным лицом, к чему-то прислушиваясь. — Сделай погромче, — попросила Полина — по телевизору передавали экстренное сообщение из поселка Соловьевы горы. В психиатрической больнице начался пожар.
