— Не знаю, что вам и сказать… Человек он скромный…
— Так. А еще?
— Ну и все. Серьезный священник, благочестивый…
— Так-с… А правда, что отец Торбэк и Икута Сэцуко были в дружеских отношениях?
Теперь Ясуко говорила уже спокойнее.
— Видите ли, все прихожане дружат со священниками. Только вы не думайте ничего плохого. Эта дружба целомудренная. Вот и у меня часто бывает отец Билье. Мы вместе работаем над переводом, то есть вместе служим богу. Но соседи на это смотрят, наверное, косо. Ужасно противно все это!
— Да, люди чего только не наговорят! — поддержал разговор Сано. — Вот именно поэтому мы и стараемся узнать правду, и только правду. Не могли бы вы все-таки подробнее рассказать об отношениях между Икута Сэцуко и отцом Торбэком?
— Очень жаль, но мне ничего не известно, — ответила Ясуко.
— Простите, может быть, вы знаете, не встречался ли отец Торбэк с убитой вне церкви?
— Боже упаси, никогда! — решительно ответила Ясуко.
— Но госпожа Икута часто получала от него письма в Лондоне, когда училась на курсах стюардесс.
— Ну, очевидно, отец Торбэк переписывался с ней по вопросам веры. Ведь священник обязан опекать верующего и в отъезде.
— И только?
— А что еще? У вас, кажется, у самих какие-то странные мысли на этот счет.
— Нет, что вы, просто ходят разные слухи, и мы только хотели их проверить.
— Слухам верить нельзя. У людей злые языки. Мало ли что люди могут наговорить. Я это знаю по своему горькому опыту, но мне наплевать. Пусть болтают, что с них возьмешь? Если все принимать близко к сердцу, и дня спокойно не проживешь. Болтать языком все мастера, а вот помочь, если тебе трудно, на это не всякий способен. Попробуйте одолжить у соседа сто иен — сразу получишь от ворот поворот…
Вдруг она изменила тон, голос ее зазвучал проникновенно:
— Конечно, всякое может случиться с человеком, иногда и такое, что и во сне не приснится. Как говорится, от судьбы не уйдешь…
Смысл этих слов репортеры в ту минуту не поняли — только значительно позднее они пришли на память Сано.
— А теперь уходите! — вдруг с раздражением сказала Ясуко. — Хватит! Больше я ничего не знаю, а будете приставать с расспросами — собак спущу!
— Ну и баба! — выдохнул Сано, садясь в машину. — А еще христианка!
— Ведьма, а не баба! И все же подозрительная, да и дом у нее какой-то таинственный.
— Святые отцы тут бывают неспроста.
— А чем черт не шутит! Такая ведьма — прекрасный помощник. И злая, и замкнутая, и решительная, да и под рукой всегда. Знаешь, мне кажется, что она этого Торбэка хорошо знает. Вот бы вызвать ее на откровенность?!
— Да, было бы неплохо. А все-таки у нас здорово получилось!
— Ты о чем?
— О нашем маршруте. Ведь Фудзи-сан, как и мы, шел по следам «рено». Но следы эти потерял на полпути. А нам повезло — мы встретили сперва парня, а потом нашли и эту Ясуко. А Фудзисава о ней еще ничего не знает.
— Ничего, пусть локти покусает, а то все скрытничает.
— Выходит, мы напали на более верный след. Только надо сделать так, чтобы никто об этом не пронюхал и не побывал бы у Эбара Ясуко. За домом придется понаблюдать. Слушай, а вдруг этот Торбэк у нее как раз и скрывается?
— Все может быть!
В тот вечер друзья еще не добились полного успеха, но Ясуко для них была неплохой находкой.
Машина газетчиков выехала на шоссе. Сано и Ямагути решили заехать в редакцию. Поэтому они и не заметили, как из церкви святого Гильома выехал темно-вишневый «рено». Задержись репортеры еще на несколько минут, они увидели бы, как к дому Ясуко подъехал «рено» и остановился под густыми кронами деревьев.
Из машины вышел отец Билье, одетый в черную сутану. Заворчавшая было собака, услышав знакомый голос, тотчас же смолкла. Отец Билье тихонько постучал в дверь.
Дом молчал, но вот приоткрылась дверь черного хода. Из проема полоска света озарила лицо гостя.
— Входи быстрей, — нетерпеливо сказала Ясуко.
— Что случилось? — недоуменно посмотрел на нее отец Билье.
— Только что были репортеры. Ты с ними не встретился?
— Репортеры? — Билье всплеснул руками. — И к тебе уже приходили! Вот пройдохи!
Злоба, вспыхнувшая в его глазах, испугала Ясуко.
— Уж не сболтнула ли ты про меня им? — спросил он.
— Боже сохрани! Это они сами пронюхали. И сюда уж добрались, ищейки проклятые! А Бэк-сан что поделывает? — спросила Ясуко.
— Вчера вечером вернулся из Осака!
К себе в церковь отец Билье вернулся поздней ночью. Въезжая в ворота, он внимательно огляделся по сторонам. Ему показалось, что впереди мелькнула чья-то тень. Он осторожно ввел машину во двор и поставил в гараж.
Был второй час ночи. Все священники уже давно спали. На верхнем этаже отец Билье тихо постучал в одну из дверей. На стук тут же откликнулись. Хозяин кельи, по-видимому, не спал.
— Это я, открой!
В замке повернули ключ, и дверь приоткрылась.
Отец Билье молча вошел в комнату и запер дверь на замок. Потом уселся на стул. Торбэк с тревогой наблюдал за ним.
Торбэк был бледен. По его воспаленным глазам было видно, что он не спал уже много ночей. Черты его лица заострились. В нем трудно было узнать прежнего молодого и жизнерадостного патера.
— Ты знаешь, к Ясуко сегодня вечером приходили репортеры.
У Торбэка из груди вырвался тихий стон.
— Не понимаю, как только они докопались. Теперь надо быть настороже, — продолжал Билье. — Она, правда, быстро их спровадила, на это она мастак, но все же, если газетчики пронюхали даже про Ясуко, должно быть, им уже известно кое-что и еще…
— А-а… — Торбэк с хрустом сплел пальцы. — Отец Билье, как мне быть? Как быть? Я погиб!
— Успокойся, они и у меня были, но я их припугнул. Газеты что! Главная опасность — полиция.
— А что известно полиции? — испуганно спросил Торбэк.
— Они разыскивают тебя по подозрению в убийстве Сэцуко.
— О-о! — Лоб Торбэка покрылся холодной испариной.
— Твою поездку в Осака, к отцу Городи, полиция приняла за побег. Она забеспокоилась, не сбежал ли ты за границу. Кажется, отдано соответствующее распоряжение администрации аэропорта. Но это еще не все. Хуже всего, что об этом распоряжении говорилось по телевидению и была показана твоя фотография.
Торбэк опять застонал и вдруг, соскользнув со стула на пол, рухнул на колени. Прерывистым голосом он забормотал слова молитвы.
— Отец Билье! — выкрикнул он затем. — Что мне делать? Я погиб! Мне страшно.
Билье смотрел на него холодными глазами.
— Тебе прежде всего надо успокоиться. Нельзя так распускать себя.
— Но…
— Возьми себя в руки. Дело касается не только тебя. Случись с тобой что-нибудь, это ляжет позором на нашу церковь, на весь орден. Долгие годы мы в поте лица трудились, чтобы расширить влияние нашего ордена, и, наконец, семена, брошенные здесь, начали давать всходы. Нелегко нам было в этой дикой стране. Так неужели же все должно пойти прахом? Вот что самое страшное. Значит, речь идет не столько о тебе, сколько о том, быть или не быть нашему ордену здесь…
— Отец Билье, мне страшно!
— Ты виделся с отцом Мартини? — спросил Билье.
— Да. Как только вернулся из Осака, тут же побывал у него.
— Все ему передал от отца Городи?
— Все. Его преосвященство страшно обеспокоен.
— Мы все обеспокоены. Но теперь дело налажи-вается. У меня есть знакомые в самых высших сферах. Приверженцы нашего ордена. Это большая сила. Как бы полиция ни пыжилась, в конце концов эти люди помогут. Л ты пока не выходи из кельи, даже на мессу. Твой вид может вызвать подозрение. Понял? Будешь находиться здесь. Ты болен…
— Хорошо. — Торбэк торопливо перекрестился, но унять своего волнения никак не мог. — А что мне делать, если полиция начнет меня допрашивать с пристрастием?
— О чем? — Отец Билье с раздражением посмотрел на Торбэка.
— О моих отношениях с Сэцуко.
— Скажешь, что это были обыкновенные отношения между пастырем и прихожанкой.
А мое алиби в этот вечер… Полиция наведет справки и узнает, что я уходил посреди торжества, а потом и совсем исчез. Что я им отвечу на это? Отец Билье, заложив руки за спину, стал ходить по комнате. Лицо его стало хмурым.
— Найдем Свидетелей, — заявил он наконец.
— ?
— Да, свидетелей. Полиция должна будет допросить незаинтересованных лиц, чтобы проверить алиби. Вот таких незаинтересованных свидетелей мы и найдем.
Торбэк непонимающе смотрел на отца Билье.
— У нас есть друзья, имя которым — верующие. Они надежнее, чем родственники. Во имя веры они выступят на нашей стороне, — сказал Билье. — И твое алиби засвидетельствуют, можешь быть спокойным. И это будет не один и не два человека, а весь приход. Десятки, сотни человек! Полиция останется с носом. Кстати, придется нам расписать твое местопребывание в тот вечер по часам.
