в недружественной конторе я всё же тяготился. Вежливо выхлебав хорошо заваренный чаёк и отказавшись от второй порции кипятка, я, сославшись на занятость, распрощался с хозяином кабинета. Расстались мы почти добрыми знакомыми.
До РОВД меня везли всё те же персонажи. Меня повеселило, что когда мы подошли к машине, никто из них не стал претендовать на командирское место впереди. Оба провожатых не произнеся ни слова, сами полезли на заднее сиденье. Предложение не тратить времени на моё сопровождение, у соседских товарищей понимания не нашло.
— У нас указание проводить вас до дверей Октябрьского райотдела! — с непреклонной категоричностью сказал, как отрезал старшой и до самого РОВД никто из них больше не проронил ни слова.
Когда они доконвоировали меня до входа в отдел и я открыл дверь, то на моё вежливое «Всего вам доброго, мужики!», комитетчики хмуро промолчали, дожидаясь, когда я скроюсь с глаз их долой.
— Рассказывай! — теперь меня взялся уже запытывать Дергачев, поглядывая на меня с непонятным выражением лица, — Что-то я не понимаю, п#здит этот полковник или они тебя взаправду к себе тянут? Не помню я, чтобы гэбисты нашего брата к себе на службу брали.
— П#здит, товарищ полковник! — не стал я глумить голову Василию Петровичу, и чистосердечно подтвердил его подозрение в неискренности полкана, — Они на меня свой конторский блудняк примерить хотели, да ничего у них не получилось! Вот и крутят теперь анусом, чтобы побыстрее их промашка забылась! — пространно попытался прояснить я ситуацию.
— Чего? — не понял незнакомого слова Дергачев, — Чем они крутят? Ты чего умничаешь, Корнеев? Ты мне мозги не е#и, ты давай, по-русски говори!
— Жопой они, товарищ полковник крутят! — подчинился я начальнику, — Анус, это жопа, если по латыни, Василий Петрович!
— Ну и кто ты такой, чтобы замнач УКГБ свою жопу из-за тебя наизнанку выворачивал? — продолжал не верить мне прожженный милицейский опер, определённо меня подозревая в неискренности. — Ты, Корнеев, для него нет никто, а он тебя зачем-то чаем угощал! Или тоже нап#здел?
— Угощал, насчет чая всё чистая правда! — на моё сознание дорожным катком неумолимо накатывала усталость и оправдываться мне не хотелось. Сегодня, во всяком случае.
Слишком много чего мне сегодня пришлось через себя пропустить. Устал, как бобик!
— Вы не волнуйтесь, товарищ полковник, я не внедрённый! — равнодушно выдавил я из себя, — Рассказать вам всего не могу, но даю честное слово, они меня даже вербовать не пытались! Не до того им было! Вы разрешите быть свободным до завтра? Устал я очень, домой поеду. Водки выпью и спать лягу, — я вопросительно глядел на Дергачева.
А тот точно так же смотрел на меня. Но еще и с подозрением в том, что я засланный гэбистами казачок.
— Хрен с тобой, Корнеев, валяй! — что-то для себя решив, позволил он. — Дерьма они на нас не навалят? Как есть скажи, чтобы я знал и дураком потом перед Данковым не выглядел, — глядя на меня с надеждой, подпол зашарил рукой по тумбе стола, где, как я уже знал, у него хранилась бутылка с успокоительным.
— Если и навалят, то не сейчас, — успокоил я шефа, — Сейчас мы сами можем им навалить. Пойду я, товарищ полковник! Разрешите?
Я встал из-за стола и побрел на выход.
— Водки хочешь? — прилетело мне в спину.
Не оборачиваясь, я помотал головой и вышел из кабинета.
Домой я добрался выжатым, как тряпка. Ну или, как лимон. Каким бы усталым я ни вышел из стен Октябрьского РОВД, но манкировать жизнесберегающей процедурой контрнаблюдения я не осмелился. Поэтому собрав всю свою волю в кулак, до никитинской «шестёрки», спрятанной во дворах, я добирался по большой спирали и тщательно проверяясь. Умом я понимал, что после разговора с неизвестным мне генерал-полковником, Мартынов, скорее всего, не посмеет приставить ко мне «ноги». Но кто их, этих гэбистов, знает! Логика у них, как у злостно беременных женщин в разгар критических дней. Своя и извращенная до немыслимой гениальности.
Почти допилив на малой скорости до дома, я, по уже сложившейся привычке, оставил тачку в соседнем дворе. И, предвкушая скорое омовение в душе, на последнем издыхании поплёлся к, привычной и ставшей своей, обители.
— Тебя отпустили? — стоило только войти в квартиру, как ко мне подлетела вездесущая, словно пограничная собака Найда, Елизавета.
В глазах её читалось много чего. От родственно-женского беспокойства за близкого человека, до советско-пионерской опаски меня, как иноземного шпиона.
— А за что тебя КГБ арестовала? — путаясь в родах, падежах и склонениях, не удержалась от любопытства пельменная воровка. — Ты же советский милиционер⁈ — без прежней уверенности поинтересовалась вздорная девчонка.
— Лиза! — раздался приглушенный, но всё равно строгий голос Паны, — А ну-ка сейчас же прекрати болтать глупости! Иди лучше на кухню и быстро собери на стол! И чайник поставь! — вслед за прилетевшей отповедью в коридоре появилась вышедшая из зала профессор Левенштейн.
— Проходи сразу на кухню, Сергей! — сходу начала вполголоса выдавать мне команды тётка, — И не шуми, пожалуйста, там Эльвира спит! — указала она себе за спину поворотом головы.
Это её сообщение меня не шибко порадовало, но с другой стороны, оно немного и взбодрило. Противостоять расспросам сразу трёх изощрённых дознавательниц я сейчас не был готов. Да, честно говоря, и не хотелось мне сейчас от них отбрёхиваться. А в том, что придётся это делать, я нисколько не сомневался. Если бы Клюйко и Пана Борисовна ради меня так не расстарались, то еще неизвестно, когда бы я вышел из гэбэшной конторы. И вышел бы из неё вообще. Это ведь только после животворящего пинка из Москвы полкан Мартынов из звероящера чудесным образом превратился в человекообразное существо.
Я послушно побрёл в ванную мыть руки. Потом на кухню, где уже хлопотала Лиза.
Расставляя, нарезая и наливая, она с нарастающим любопытством косилась в мою сторону. Но задавать вопросы, хоть у неё и свербело, она не решалась. Пана, дымя в открытое окно своим неизменным «Беломором» была рядом и большевистским миросозерцанием контролировала окружающую среду. А когда тётка это делает с таким, как сейчас, выражением лица, то уже и Елизавета знает, что с ней не забалуешь. Поэтому девчонка шустрила проворно, но, как мышка, беззвучно.
Я присел на стул и, прислонив затылок к стене, прикрыл веки. Есть не хотелось, но раз Левенштейн решила, что надо, я предпочел не спорить. Хотелось побыстрее принять душ и завалиться в койку. Которая, со слов тётки сейчас занята моей икряной, но уже бывшей подругой.
В который уже раз подумалось, что пора съезжать из этого бабьего общежития в свою собственную берлогу. Где, кстати, из-за моего непростительного бытового разгильдяйства всё еще не собрана и не расставлена мебель.
— Явился? — услышал я знакомый голос и, приоткрыв глаза, увидел стоявшую в дверном проёме недавно упомянутую Эльвиру.
Выглядела она непривычно. Как-то слишком уж по-домашнему и это царапало глаз. Сейчас в ней вообще не было ничего от строгого следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР. С заспанным лицом, в махровом халате и с небольшим, но уже выпирающим животом, она выглядела обычной среднестатистической домохозяйкой. Тёплой и уютной. Если бы только не её глаза. Которые смотрели на меня так, что я быстро пришел в относительно бодрое расположение духа.
— Являются черти, душа моя, а я просто домой отдохнуть пришел! — с нейтральной осторожностью ответил я, чтобы понять, с каким настроением будут меня сейчас гнобить и заодно попутно учить жизни. — Ты сначала меня накорми и спать уложи. И только потом, когда высплюсь, тирань, сколько будет твоей душе угодно!
— Пусть тебя твоя невеста кормит! — влёт отбрила меня мадам Клюйко, указав взглядом на густо покрасневшую Лизу, — Рассказывай, что они пытались тебе предъявить?
— А ты брысь в спальню! — скомандовала она Елизавете, — Закрой дверь и, чтобы носа оттуда не высовывала, пока не позовут! И только попробуй опять подслушивать!
Девчонка, поджав губы и хвост, но, не проронив ни слова поперёк, сняла передник, и аккуратно повесила его на спинку стула. После чего, не задерживаясь, выскочила из кухни в коридор.
На моей памяти такое было впервые. Ни Пана, ни я, до такой степени послушания отдрессировать Елизавету, как ни старались, так и не смогли. А у нью-москвички Клюйко это получилось на раз и в предельно сжатые сроки.
— Чего молчишь? — не хотела отставать от меня Эльвира со своими вопросами, когда на кухне остались я, она и Пана, — Ты же не совсем идиот, Сергей, и сам всё прекрасно понимаешь! Я не ради бабьего любопытства интересуюсь! Ты по своему малолетству даже представить себе не можешь, какие силы были задействованы, чтобы тебя вытащить из лап Комитета! Не зли
