складывал все, что его господин изволил купить. Здесь были и экзотические лакомства, и украшения, и пара прекрасных кинжалов…
Вельможа остановился перед очередным лотком, на котором были выставлены разнообразные шкатулки и табакерки, и приметил маленькую черепаховую шкатулку, отделанную золотом и перламутром. Казалось, в ней не было ничего особенного, но отчего-то она привлекла его внимание.
Он взял шкатулку в руку, приоткрыл… и в то же мгновение ему показалось, что на рынке наступила удивительная тишина – замолчали шумные торговцы, перестали лаять тощие бездомные собаки, прекратили свое гортанное воркование пурпурные горлинки, даже ветер стих, и облака замерли на небе.
В шкатулке лежали два кубика из черного вулканического стекла. На гранях одного были вырезаны открытые глаза, на гранях другого – ладони…
Вельможа закрыл шкатулку и заявил:
– Беру! Сколько это стоит?
Торговец, жирный левантиец в пестром тюрбане, неожиданно скривился и назвал несусветную цену.
– Что так дорого? – проговорил вельможа.
– Дорого – так не бери!
Но вельможа махнул рукой и протянул деньги:
– Где наша не пропадала!
Едва вельможа со слугой скрылся в толпе, к лотку подошел старик с пергаментным от возраста лицом, маленькой седой бородкой и голубыми глазами и спросил:
– Где они?
– Прости, эфенди… – торговец почтительно поклонился. – Их купил какой-то русит…
– Как – купил? Я ведь велел тебе не продавать!
– Я не хотел, эфенди! Я назвал немыслимую цену, но он все равно купил, даже не стал торговаться…
– Что же ты натворил, несчастный… а впрочем, ничто в этом мире не делается помимо воли Всевышнего… Говоришь, это был русит?
– Да, важный русит, с ним еще был немой слуга…
Чтобы не маячить на остановке, Надежда прошла на всякий случай пару кварталов от музея и только потом позвонила Лиле. Долго никто не брал трубку, потом пришла эсэмэска: «Прекратите трезвонить! Я на пресс-конференции».
«Пошли эту конференцию на фиг, – отстучала Надежда, – ты мне нужна срочно!»
Через некоторое время Лиля перезвонила и полушепотом произнесла:
– Слушайте, вы соображаете, что делаете? Я же работаю!
– А я тут груши околачиваю! – завелась было Надежда Николаевна, но тут же прикусила язык.
Ну да, сейчас эта зловредная Лилька скажет, что именно этим Надежда и занимается, то есть просто выдумывает себе занятие от нечего делать. Она хотела в сердцах отсоединиться и больше никогда-никогда не обращаться к этой… к этой…
Но очевидно, Лиля вспомнила, сколько интереснейших материалов заполучила благодаря Надежде, и усовестилась. А скорее всего поняла, что если сейчас повесит трубку, то источник материалов исчезнет навсегда, как исчезает вода в пустыне. А этого Путова боялась больше всего, потому что, зная Надежду, не сомневалась, что та найдет кого-нибудь другого и будет передавать информацию ее, Лилиным, конкурентам.
Перед тем как нажать кнопку «отбой», Надежда Николаевна чуть помедлила, и оказалось, что очень правильно сделала, потому что в трубке послышались шаги, скрип двери, а потом Лилька нормальным голосом сказала:
– Ну ладно, рассказывайте, что нужно?
Надежда вкратце поведала ей про поэта Арсения Двоемыслова, про дядю, который работал всю жизнь в его музее, и про яйцеголового Журавлика, который устроился в этот же самый музей электриком и топчется возле лаборатории Двоемыслова, охраняя ее получше служебной собаки.
– Обязательно нужно туда попасть! – втолковывала Надежда Николаевна. – Чтобы обследовать ту часть лаборатории, куда экскурсантов не пускают. Только сделать это надо быстрее, потому что…
– Ну что еще за спешка… – проворчала Лиля.
– Потому что завтра муж приезжает, и я не смогу выбраться из дома! – потеряв терпение, заорала Надежда. – Ты хочешь материал для статьи получить или нет?
– Хочу, – вздохнула Путова.
– Значит, как можно скорее едем туда. Скажешь, что хочешь взять интервью или сделать большой репортаж. А я с тобой вроде как ассистентом…
– Угу… – задумчиво согласилась Лиля. – Говорите, это большой музей?
– Ага, богатый, много ценных и красивых вещей…
– Тогда нужно действовать по-другому. Я вот что предложу… Встретимся через час в театре «Под мостом», локацию я вам на телефон скину. Успеете?
– Спрашиваешь…
Театр назывался так потому, что действительно находился под мостом на берегу Невы. Надежда Николаевна про него и не слышала никогда, Лиля же по роду занятий знала в Петербурге все и про всех, а с костюмершей театра Симой даже дружила.
Здоровенная тетка ростом примерно с Путову, только раза в четыре толще, Сима очень ловко управлялась в небольшой костюмерной и, мигом уразумев ситуацию, крикнула зычным голосом куда-то за сцену:
– Олеся!
Тотчас явилась гримерша, в противовес Симе маленькая и худенькая. Пока она трудилась над Лилиным лицом, костюмерша принесла нечто серое и огромное.
– Что это? – удивились дамы.
– Шинель, – пояснила Сима, – из одноименной пьесы.
– По Гоголю, что ли? – сообразила Надежда Николаевна.
– Вот люблю иметь дело с культурными людьми! – расцвела Сима. – Значит, смотри, Лилька: тебе будет она вместо пальто, распахнешь так ненароком, а там…
Подкладка была из алого шелка.
– Ух ты! – искренне восхитилась Надежда.
Лиля же смотрела настороженно.
– Только не дергай сильно и ни за что не цепляйся, потому как подкладка на живую нитку пришита.
– Не могла, что ли, как следует пришить…
– Серость ты, Лилька, – хором сказали Сима с Надеждой. – Во втором акте шинель уже без подкладки, кухарка же шелк спорола и платье себе пошила, а генерал, старый и слепой, ничего не заметил.
– Угу, – прищурилась Лиля, – значит, я – серость? А сами-то! У Гоголя шинель с Акакия Акакиевича вечером грабители снимают, а подкладку кухарка сперла – это у Лескова!
– Лилька! – снова хором завопили Сима и Надежда. – Откуда ты такие подробности знаешь?
– Когда-то давно я у одного литературного критика интервью брала к его юбилею. Зануда ужасный оказался, но насчет классики меня просветил. Ладно, давайте эту шинель.
– А на голову можно шляпу из «Трех сестер»… – прикинула Сима, – с вуалью…
– Вуаль – это перебор, – запротестовала Лиля.
– Тогда бери вот эту, с полями.
Надежде Николаевне в отместку за насмешки Лиля подобрала свободный комбинезон со множеством накладных карманов и кепку с большим козырьком.
– Все фотографы так ходят!
Она договорилась с редакционным водителем Стасиком, у которого как раз выдался час свободного времени, и он подкатил к самому входу в музей на представительском «Мерседесе», выскочил из него и распахнул дверцу.
Лиля выплыла из машины с видом вдовствующей императрицы, а Надежда выскочила следом, обогнала приятельницу и открыла перед ней массивную дверь музея.
Прежде чем войти внутрь, Лиля повернулась к шоферу и высокомерно проговорила:
– Не жди меня. Когда я здесь закончу, вызову другую
