А дело и вправду интересное: Лешка выехал на труп женщины, лежащий на кухне в квартире с вилкой в глазу. Муж охотно пояснил, что они часто ссорились, он был недоволен тем, как жена ведет хозяйство; в этот вечер он пришел с работы голодный, сел за стол, начал есть и вдруг обнаружил, что у вилки зубчика не хватает. Он жену, стоявшую возле плиты за его спиной, попросил заменить ему вилку, она не отреагировала; он еще раз настойчиво попросил, а потом в раздражении, не оборачиваясь, швырнул ущербную вилку за спину. А жена возьми да и повернись именно в этот момент. И вилка вонзилась ей точнехонько в глаз. Горчакову все вокруг говорили, что это ненаучная фантастика, такого быть не может. Медик обхихикал эту оригинальную версию. Недоверчивый же Горчаков решил исследовать обстоятельства дела досконально; раз подозреваемый предъявляет версию событий, надо ее проверить, и назначил следственный эксперимент. На той самой кухне у плиты поставили доску, на которой нарисовали силуэт и на уровне глаз потерпевшей отметили глаза. Посадили мужа спиной к доске и предложили бросить вилку так же, как он бросил ее в день происшествия. В исходе эксперимента никто не сомневался. На глазах у следователя, двух экспертов и понятых, под видеозаписью, муж берет вилку, не оборачиваясь кидает ее за спину, и что же? Вилка вонзается прямо в нарисованный глаз. Эйнштейн со своей теорией вероятности переворачивается в гробу.
Вот Лешка и решал для себя проблему: умышленное это было убийство или неосторожное? Или вообще случай, казус?
- Маш, я хочу с Александром это дело обсудить, - заявил мне Горчаков.
- В смысле - он единственный, с кем ты еще это дело не обсуждал?
- Я хочу еще раз прокачать ситуацию с медицинской точки зрения.
- Но Сашка-то не окулист, а стоматолог. Вот если бы он ей вилкой в дырку на зубе попал... И вообще, хочу тебе напомнить, что, как говорит эксперт Панова, - если муж убивает жену или жена мужа, то никакое это не убийство, а выяснение семейных отношений.
- Сашка мне на даче сказал по секрету, что он подумывает о переквалификации в судебного медика.
- Что?! - Я остановилась как громом пораженная. - Одна паршивая овца, то есть я, в доме, это еще куда ни шло. Но два идиота одновременно - это уже слишком.
- Пускай, пускай, - не поддержал меня Лешка. - Зато всегда будет с кем посоветоваться.
- Какой же ты эгоист, Горчаков! Только о себе и думаешь! А мне как жить придется? И так уже разговоров о покойниках в доме больше чем достаточно, а если еще он будет в БСМЭ работать, вообще покоя не дождешься. Я буду его казусы решать, а он мои. И ты еще со своими будешь на огонек заглядывать. Боже, Боже!
- Это ты эгоистка, Швецова! А по мне, чем больше хороших экспертов, тем лучше. И не надо думать только о себе.
- Слушай, ты заговорил прямо как Кораблев, - удивилась я. - Даже интонации совпадают. Но одного Кораблева я еще вынести могу, а двоих для меня уже многовато. Сходи еще, чистоту моих выключателей проверь.
Но Лешка отказался зайти, раз Александра нету дома, и распрощался со мной. А я грустно подумала, что у всех людей впереди два выходных, а у меня, выродка, только один, поскольку я в воскресенье дежурю по городу. А как, интересно, будет женский род от слова "выродок"? Похоже, нету женского рода. Не означает ли это, что слово "выродок" относится только к мужчинам, женщин таких не бывает?
Вышедший на звук открываемой двери ребенок встретил меня сообщением о том, что мне три раза звонил Леонид Викторович и оставил телефон, по которому с ним можно связаться. Ребенок вообще очень серьезно относится к своим секретарским обязанностям, когда взрослых нет дома: все звонки он старательно записывает на бумажку и, когда мы приходим, отчитывается: кто звонил, во сколько и что просил передать.
Телефонный номер, заботливо записанный Гошей на бумажке, принадлежал отделу по раскрытию умышленных убийств нашего РУВД. Я сначала даже не сообразила, что это за Леонид Викторович, а когда поняла, что это Кораблев, застонала - только не это! Для меня непереносимой была мысль, что случилось что-то, требующее моего присутствия, и мне сейчас надо будет опять Одеваться и тащиться на работу... Вечер пятницы, святое время для всех нормальных людей! У меня постельное белье лежит уже три дня, ждет глажки, в конце концов! Не буду звонить, трусливо подумала я.
Только я успела переодеться в домашнее платье, зазвонил телефон.
- Да, Леонид Викторович, - ответил на звонок мой ребенок, - она пришла, и честно позвал меня к телефону.
С непередаваемым чувством я прижала к уху телефонную трубку и услышала радостный голос Кораблева:
- Мария Сергеевна, срочно приезжайте! Давно вас ждем.
- А что случилось? - слабым голосом поинтересовалась я, прикидывая, не соврать ли, что у меня жуткая мигрень.
- Вы что, не знаете?! - заорал на том конце провода Кораблев. - Вы не знаете, что сегодня за день?! Ну, Мария Сергеевна, я от вас этого не ожидал! Дата, когда все прогрессивное человечество отмечает день моего рождения! Мы тут уже давно сидим, приезжайте.
- Леня, я тебя от души поздравляю, но приехать ну никак не могу!
- Мария Сергеевна, вы хорошо подумали? - угрожающе спросил Кораблев. - Вы мне хотите в душу плюнуть?
- Ну что ты, Ленечка! Я бы с удовольствием приехала, но, во-первых, очень устала, а во-вторых, у меня ребенок один дома останется. Поздравляю тебя еще раз...
- Я и слышать ничего не хочу. Или вы приезжаете, или я вас вычеркиваю из списков живущих.
- Леня! Ну правда, не могу приехать. Но морально я с вами.
- Ладно! - сказал Кораблев и бросил трубку.
Обиделся, подумала я, и мне стало не по себе. Не могу существовать с мыслью, что кто-то на меня обижен или плохо обо мне думает. То есть могу, конечно, существую, но на душе все время кошки скребут. При этом моя мнительность усугубляет мои страдания. Человек, может, пообщался со мной и тут же забыл о моем существовании. А я все время в уме прокручиваю детали нашего общения и думаю: а не обиделся ли он вот на это; а как я это неловко сказала; а вот этим своим замечанием не намекал ли на такие-то обстоятельства, а я его намеков не поняла?
Но на этот раз кошки скребли недолго. Через двадцать минут в дверь позвонили. Хорошо, что я не успела смыть косметику, мелькнуло у меня в голове, пока я открывала двери. На пороге стоял Кораблев.
- Собирайтесь, - не терпящим возражений голосом сказал он.
- Куда?
- Мы едем в ресторан, продолжать отмечать мой день рождения. Собирайтесь.
-Ленечка! - я умоляюще сложила перед собой руки. - Я очень хочу поехать, но не могу, у меня же ребенок один останется. Я и в РУВД хотела приехать, но никак!
- И ребенка с собой берите!
- Да ты что, что он там будет делать в ресторане?
- Отмечать мой день рождения! Ребенок! - крикнул Кораблев в глубь квартиры. - Хочешь жареного мороженого?
- Чего? - высунулся в прихожую заинтересованный ребенок.
- Ел когда-нибудь жареное мороженое?
Мой сыночек мимикой изобразил крайнее удивление.
- Ну вот и поехали, попробуем. Одевайся.
- А мама? - спросил Гоша.
- Ладно, ее тоже возьмем. Ну, чего стоите? Через три минуты жду вас внизу. Ну, какие проблемы? Еще не поздно, восьмой час только. Ну все, я спускаюсь и жду.
- Котик, ты правда хочешь поехать? - недоверчиво спросила я ребенка, когда дверь за Кораблевым закрылась.
- Ты же знаешь, мама, я этого придиралу усатого не люблю. Но все-таки у него день рождения, да и жареного мороженого я никогда не пробовал.
- Ну тогда давай в темпе собираться.
Когда мы с моим деточкой, в рекордные сроки собравшись, спустились на улицу, я тут же горько пожалела, что согласилась на эту авантюру. Возле моей парадной стояла "восьмерка", набитая, как банка консервов. В ней уже сидели пять человек, считая Кораблева на водительском месте.
- Леня! А мы куда? - остолбенела я, заглянув в машину.
- Ребенка назад, на колени, а вы вперед, со мной и Костиком. Да не сомневайтесь, садитесь, все нормально.
Костик Мигулько вышел, давая возможность откинуть переднее кресло и пролезть назад, и мой сыночек быстренько шмыгнул на заднее сиденье, где был пристроен на колени к одной из трех роскошных белокурых девиц из числа Ленькиных гостей.
- Интересно, а я как сяду? - занервничала я. - Я на колени не помещусь.
- На колени не надо. Вы с Костиком просто на одно сиденье сядете.
И что самое интересное, мы так и уселись, втроем на передних сиденьях в тесной "восьмерочке".
- Все сели? - спросил Кораблев и, убедившись, что двери в машине закрыты, демоническим голосом проговорил: - Ну что, покойнички, полетели?
И мы полетели. Машина под управлением именинника закладывала такие виражи, что мы с Мигулько отдавили друг другу бока, ерзая туда-сюда вдвоем на одном сиденье, а девицы сзади только повизгивали. Мой ребенок не издавал ни звука, а девушки за него очень беспокоились, поминутно спрашивали, удобно ли ему (он только кивал головой), и когда Кораблев, обгоняя кого-нибудь, выруливал на встречную полосу или пытался справа подрезать ни в чем не повинный трамвай, они возмущенно вопили: "Кораблев, в машине ребенок!"
