Она не останется.
Как там говорится?.. В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, в ведро и в ненастье… Нет, кажется, про ненастье ничего такого нет.
Должно быть, она знала, о чем он думает, потому что вдруг подлезла ему под руку, чтобы он ее погладил.
Он погладил, довольно рассеянно.
Это ее не устроило, и она поцеловала его в губы затяжным студенческим поцелуем.
– Митюшенька, ты не переживай, – бодро сказала она. – Я тебе обещаю, что все время буду у тебя на глазах и ни во что не стану вмешиваться. Просто у нас двоих больше шансов, правда!
– Да-а! – протянул ее муж. – Гораздо больше! Танк был бы лучше, конечно, но и ты сойдешь. Как фуражир.
– Как кто?!
– Как фуражир. Станешь заваривать мне чай и мазать бутерброды, пока я буду в дозоре.
– Мы побудем в дозоре, а потом вернемся и будем пить чай, и я буду фуражир. Договорились?..
«В дозоре» они были два дня и две ночи, две самые страшные ночи, когда баррикады перегородили Тверскую, когда танки стреляли по парламенту, и Белый дом горел, когда штурмовали «Останкино», а программа «Вести» выходила из бункера, приготовленного на случай ядерной войны.
Потом, когда отвели войска, подсчитали потери, потушили пожары, смыли кровь с мостовых, собрали битые стекла, огляделись и протерли глаза, оказалось, что вся страна уже как будто «по ту сторону».
Пути назад нет.
Можно сожалеть о минувшем, простом и понятном детско-советском мире, но вернуться в него нельзя.
Марина поняла это особенно отчетливо, когда за разгромленный в Белом доме книжный киоск, принадлежавший магазину «Москва», не возместили ни копейки.
Конечно, была создана некая комиссия, которая должна была возместить всем пострадавшим службам убытки, конечно, эту службу возглавил некий депутат-правдолюбец, «из новых», видимо, имевший какие-то особые заслуги перед царем-батюшкой, только время чиновников, воровавших скромненько, с оглядкой на партконтроль и ОБХСС, прошло безвозвратно – недаром все проснулись в другой стране!
Разгромленного киоска, из которого «защитники», а может, «наступающие», одним словом революционеры, унесли все, что можно было унести, а что нельзя разломали до основания, депутат, ясное дело, не заметил. И бумаг, которые подавал книжный магазин «Москва» в комиссию по возмещению, никто не заметил тоже.
У депутата выделенным бюджетным денежкам явно нашлось лучшее применение, чем спасение какого-то там книжного киоска!
Впоследствии этот депутат чего только не возглавлял, видимо, зарекомендовав себя как умелый «регулировщик денежных потоков»! Он возглавлял налоговое ведомство, и пенсионное ведомство, и кредитное, и еще массу всяких полезных ведомств, откуда тоже формировал денежные потоки в исключительно правильном направлении.
Государственные деньги отныне и навсегда стали принадлежать кучке оборотистых молодых людей, которые с гиканьем и уханьем начали весело и ненатужно делить их, ничего не боясь и никого не стесняясь.
Кажется, в научных книгах по марксистско-ленинской философии это называлось «дикий капитализм».
«А „Недоразумение Улицкого“ – это современная книга?»
«Казус Кукоцкого», наверное. Да, современная!»
«Детская?»
«Взрослая!»
Диалог в книжном магазине «Москва».
После отъезда телевидения, но до приезда директрисы из Медведкова и людей из Совета Федерации Марина быстренько провела совещание.
В будущую среду предстоит «клубный день», когда магазин закрывается не в час ночи, а в восемь вечера, и приезжают «члены книжного клуба», самые верные, самые постоянные покупатели и просто друзья.
Марина придумала эти самые «клубные дни», когда можно без толчеи и давки сколько угодно бродить между книжными полками, рассматривать, подчитывать, ставить на место, опять бродить, относить на кассу, кренясь на один бок под тяжестью выбранных книг.
На такие мероприятия съезжались истинные любители, получавшие удовольствие не только от книг, но и от общения друг с другом.
Одна заполошная актриса, игравшая в кино все больше хорошеньких дурочек, всегда приезжала со списком. В этом списке «клубные дни» были помечены на год вперед и против каждого написано, что именно в этот раз покупается.
В тот раз мемуары, в этот раз изобразительное искусство древнего Египта, а в следующий будут книги о зверях для дочери.
– Ты представляешь, – говорила она Марине, которая посмеивалась над ее списком, – я и так, и сяк себя заставляю, видишь, даже график составила! И ничего у меня не получается! Мне всего хочется! Вот я сейчас должна Египет просматривать, а меня, ну, просто невозможно как, тянет к новой Марининой! И еще я хочу Бидструпа и альбом «История лучших горных восхождений» для Димки! Ну, что мне делать?
– Покупай Египет, Маринину и «Восхождения» с Бидструпом!
– Марин, ну, ты понимаешь, что ставить некуда! Ну, ведь некуда ставить! У нас даже под кроватью книги! – говорила актриса, подбираясь к Бидструпу. Маринина уже лежала у нее в корзине. – И половина денег на книги уходит! Лучше б этот твой магазин совсем закрыть!..
На совещании как раз обсуждали предстоящий «клубный день» и студенческие скидки, которые очень продвигала Марина Николаевна. Скидки получали все студенты без исключения, и два раза в год, после сессии, самых активных награждали подарками.
Марина, страсть как не любившая никчемных подарков, всегда билась за них, словно лев.
– Сергей Иванович, – говорила она заместителю, – значит, так. У нас победителей всего три. И мы вполне можем себе позволить подарить им что-нибудь по-настоящему ценное. Ну, я не знаю! МР3-плейер, телефон, флэш-карту для компьютера! Ты в прошлый раз что предлагал дарить, помнишь?
Заместитель пробормотал, что не помнит, хотя помнил прекрасно.
– Ты тогда купил картину с видом арбатских переулков, полное собрание сочинений Моцарта на CD и ежедневник в кожаном переплете. Нет, само по себе это прекрасно, но для студенческих подарков не годится!
Заместитель признался, что не годится.
– Времена сейчас непростые, это всем известно, – поглядывая на собравшихся в кабинете, продолжала Марина Николаевна. – Нужно поддерживать людей, которым совсем несладко. И книги нынче недешевые!.. И если в прошлом году человек мог позволить себе купить книжку и этого не заметить – подумаешь, двести рублей, не деньги, – то сейчас никто особенно не размахивается. Если мы порекомендовали книгу, а она оказалась плохой, или покупатель ждал чего-то другого, или нам некогда было его выслушать, когда он объяснял, что именно ему нужно, это значит, что в следующий раз он в магазин не придет. И я надеюсь, это все понимают. Это все понимают?
– Эх, Марина Николаевна, – отозвалась смешливая Катя, – вы лучше скажите, когда времена были простые! И сейчас непростые, и пять лет назад непростые, и когда ремонт делали, были непростые, и когда у нас все витрины футбольные фанаты побили, тоже были непростые. Это какой год был, я не помню?
– Две тысячи второй, – буркнула Марина, – чемпионат мира по футболу. Не помнит она! Вот я его до самой смерти не забуду, этот чемпионат мира!..
– Да это я к чему, – моментально нашлась Катя, – это я к тому, что всегда что-нибудь случается, и всегда не вовремя! Вот сейчас кризис случился, и тоже не вовремя!
– Это точно, – согласилась Марина. – Сергей Иванович, не забудь мне показать, какие ты подарки придумал!
– Есть. Покажу.
– Значит, всем спасибо, все на рабочие места.
Время, оставшееся до появления генерального директора издательства «Слава» и неизвестных ей людей из Совета Федерации, Марина употребила на чтение бумаг, которые утром ей подсунула Рита.
Бумаги были как бумаги, ничего нового или необычного Марина там не вычитала. Непонятно, что именно понадобилось от нее Волину, да еще так срочно!..
Рита, несколько раз осторожно заглядывавшая в дверь, обнаружила, что Марина закрыла папку, и быстренько внесла поднос.
На подносе была большая чашка кофе и большой бутерброд.
– Я худею, – объявила Марина Николаевна, с вожделением поглядывая на бутерброд. – Ты же знаешь!
– Знаю, – согласилась Рита, подвигая бутерброд и чашку поближе. – Еще я знаю, что вам надо поесть.
– Мне надо похудеть.
– Я же не предлагаю вам торт!..
Марина взяла бутерброд, вздохнула и откусила изрядный кусок.
Стало так вкусно, что она даже зажмурилась.
Рита тихонько убралась за дверь праздновать победу. Если подсунуть Марине Николаевне бутерброд не удавалось, наступал небольшой локальный конец света. Она, некормленая, начинала капризничать, сердиться, чуть не плакать, жалеть себя и свою впустую пропадающую жизнь. В такие минуты с ней мог справиться только Матвей Евгеньевич, который ни капельки ее не боялся и сразу принимался кормить.
Поглядывая на бумаги, Марина медленно, смакуя, как будто это был бог весть какой деликатес, доела бутерброд и взялась за кофе. В конце концов, гадать, что понадобилось от нее одному из самых крупных в России издателей, – дело неблагодарное, и она стала думать о предстоящем юбилее магазина. Пятьдесят лет, целая жизнь!..
