Светлана не включала свет, она неплохо ориентировалась в темноте. Не спала и Роксана Сергеевна, честно исполняя роль шпионки. Она то и дело выходила из своей квартиры проверить, есть ли полуночники во дворе. Но двор не пустовал, так ведь весна, тепло, людям не сиделось в тесных квартирках, особенно молодым, их тянуло в весеннюю ночь, их тянуло друг к другу. Когда Роксане Сергеевне казалось, что двор опустел, она спускалась вниз и возвращалась домой. Ее сопровождали шепоток и тихие смешки парочек, выбравших темные места для поцелуев. Ровно через двадцать минут Роксана Сергеевна снова выходила и снова возвращалась, раздосадованная неудачей.
В два ночи во дворе стало тихо. А здесь действительно бывает тихо даже днем, здания времен социалистического монументализма вокруг ограждают его от шума улиц. Они выстроены как единое целое и представляют собой квартал, внутри он поделен на дворы, постройки лепятся друг к другу, убоги, неуютны, дряхлы. Роксана Сергеевна не удовлетворилась тишиной, прошлась по двору, заглядывая во все закоулки. Никого. Она поспешила наверх, поскребла ногтем по стеклу окна (это было окно кухни Гришиной), зная, что любой стук в тишине слышен далеко. Светлана приоткрыла дверь, она ждала сигнала, Роксана Сергеевна вошла и заговорила шепотом:
– Все в порядке, Светочка. Иди. Потом зайдешь ко мне, я буду ждать.
Светлана надела теткино старое пальто, в котором та выносила мусор и развешивала белье во дворе, накинула ее же платок на голову, задержалась, взявшись за ручку двери.
– Иди, детка, – подбодрила ее Роксана Сергеевна. – Ты приняла правильное решение. Карточки хватит на долгое время, так что не торопись.
Светлана вышла в мягких тапочках, чтоб заглушить звук своих шагов. И действительно, она сбежала по лестнице бесшумно, как невесомая тень, так же пересекла двор. Роксана Сергеевна глядела ей вслед, хотя Светлану было трудно различить в темноте, но под сводом арки, освещенной с улицы, было видно, как девушка пробежала, затем свернула направо. Успокоившись, что Светочка не передумала, пожилая женщина вошла к себе, поставила на плиту чайник, достала из холодильника маленькие кастрюльки. Когда детка вернется, она ее накормит.
Светлана бежала по безлюдной улице, оглядываясь по сторонам. Изредка проезжали автомобили, девушка приостанавливалась, провожала их испуганным взглядом, затем следовала дальше. Таксофон был недалеко, однако ночью страхи усугубляются, хотя видимых причин для них нет. Просто покой многолюдного города кажется нереальным, когда ты одна на улице. Ты и фонари, и шелест распустившейся листвы, за которым чудятся чужеродные шорохи, они-то и вносят беспокойство в душу.
Светлана сняла трубку, номер она выучила наизусть, поэтому быстро набрала цифры, на другом конце провода долго молчали…
Он курил в постели, немножко озадачившись, как на такое сподобился. В комнате… как Мамай войной прошелся. Одежда повсюду, пуловер Макара свесился с книжного шкафа, интересно, как он там очутился? По идее Алина должна надавать ему по морде, это было бы правильно. Но она лежала на животе, обнимая подушку, и смотрела на него слегка удивленно, слегка рассеянно. Впрочем, ее взгляд в совокупности с блуждающей улыбкой уничтожал сомнения, внедряя в душу уверенность, что за спонтанностью их совместного порыва стоит нечто большее. Как говорится, предопределено свыше. Одно его тревожило: надолго ли, не каприз ли это избалованной вниманием женщины? В себе-то Макар уверен. Но он тут же отругал себя: размечтался дурак. Да, не стоит обольщаться, строить планы, ибо разочарования не самая приятная сторона жизни.
Алина перевернулась на спину, по ее лицу пробежала тень – с чего бы это? Наступило отрезвление? Макар забеспокоился, не рискнул расспрашивать, мол, в чем дело, ты жалеешь? Зачем? Все станет понятно через минуту, для этого необязательны слова. Но она сказала. И совсем не то, что он боялся услышать. Слова слетали с ее губ медленно, у Макара появилось ощущение, что она вслушивается в смысл этих слов, пытаясь их осознать:
– Я… изменила… Денису…
Ну и чушь она сказала! Он скосил глаза на Алину, спросил обыденным тоном, ничего общего не имеющим с ее признанием:
– Ты вышла за него замуж?
– Нет.
– Тогда измены быть не может. Тебя грызет новая вина?
– Представь себе, нет. – Алина на секунду ушла в себя, потом повторила: – Нет. Это и странно. Дай покурить. – Он отдал сигарету, желание женщины – закон. Она сделала затяжку, будто всю жизнь курила, с наслаждением, и вдруг сморщила нос. – Паршивые сигареты. Девчонкой в школе я пробовала курить. Мне нравилось казаться взрослой, независимой. Глупо. А когда училась за границей, поневоле пришлось бросить, денег не было. Потом они появились, а курить расхотелось, я стала взрослой. Ой, пепел упал…
Алина стряхнула пепел с груди, Макар забрал сигарету и загасил ее в пепельнице, после чего его лицо очутилось над ее лицом. Глаза, губы, голубая жилка на шее, мочка уха, выглядывающая из-под волос, выступающий бугорок груди – все это мечтал он присвоить. А мечты имеют свойство не сбываться, во всяком случае, так всегда было у Макара, вероятно, потому он и пил. Алина водила пальцем по его подбородку, тихо мурлыча:
– Ты мне показался вначале алкоголиком, тунеядцем и недалеким.
– А ты показалась мне далекой, как жена олигарха.
– Ого, – хохотнула она. – Ты ходок по чужим женам?
– Ого, какого ты обо мне мнения?!
Алина провела ладонью по его щеке, запустила пальцы в волосы и очень серьезно сказала:
– У меня хорошее мнение о тебе, даже не представляешь, насколько хорошее. Ты ведь не то, что хочешь изобразить.
Не то? Верно. Но, извините, распахни душу – туда обязательно наплюют. Макар намеренно ограждал себя от ударов, привык прятаться за маску, но Алина чутко уловила, каков он на самом деле. Не захлебнуться бы счастьем. Хотя почему в нем не утонуть, когда оно есть? Завтра оно может бессовестно убежать, потому что это самая непостоянная величина на свете. А сегодня… Сегодня он живет на сто процентов, вкладывая в поцелуи себя настоящего…
А потом наступила передышка, когда молчание есть точное выражение состояния. В сон не клонило. Усталость была, но та, которая не дает заснуть. Идиллию нарушил телефонный звонок, но Макар будто не слышал его. Алина приподнялась:
– Телефон звонит.
– Пусть звонит, – сказал он, прижав ее к себе.
– Ты хоть знаешь, который час?
– Не хочу знать.
– Но в такое время звонят, только если случилось что-то экстренное.
– Взять трубку?
– Конечно, возьми.
Макар поднялся, не удосужившись что-либо накинуть на себя, так и пошел к телефону голый, ворча:
– Это звонит Севастьян, которому померещилась в окне косматая жена с оскалом и клыками, как у ведьмы.
Алина подперла рукой голову, рассматривая его, прыснула:
– Ты неплохо смотришься нагим.
– Да? – он повернулся к ней, механически взяв трубку. – Ты тоже. Слушаю.
– Вы Макар Дергунов?
Женский голос. Это еще что за шутки?
– Допустим, я. А вы кто?
– Света.
– Не понял, какая Света?
– Вероника. Но я не Вероника, а Света…
– Света?!! – обалдел он. Все, теперь для Макара мир сконцентрировался на телефонной трубке. – Да-да, я слушаю.
– Макар, я хочу вам рассказать… я скажу, где сестра Алины Вероника… только обещайте, что поможете мне…
– Обещаю. Клянусь, помогу.
– Я верю вам. Все не так, как вы думаете. Я никого не убивала…
– Знаю, знаю. Я же говорил тебе, а ты не поверила…
– Да, не поверила, все же указывает на меня. Мне было очень страшно. И сейчас тоже… но я все расскажу… Настоящая Вероника… Ааа!!!
Это был такой страшный вопль, что Макар непроизвольно дернулся, похолодев. Через секунду раздался хрип.
– Света! – закричал Макар в трубку, догадавшись, что это не просто хрип, на другом конце провода случилось нечто непоправимое. Поэтому Макара интересовало сейчас одно: – Света, где ты? Скажи мне, где находишься? Я сейчас приеду. Света, скажи…
Он услышал. Но голос был далеким и сдавленным:
– Таксофон… где тетя… На… Ломо…
И все. Тишина. Ни гудков, ни других звуков. Макар бросил трубку, кинулся одеваться.
– Что случилось? – встревоженно спросила Алина.
– Звонила жена Севастьяна.
– Не может быть!
– Говорила со мной, потом закричала. Там что-то произошло.
– Ты куда?..
– Туда. Где же это? – он вычислял вслух улицу, застегивая рубашку. – Она сказала: «На Ломо…» Ломова, Ломакина или Ломоносова? Стоп. Где тетя! Тетя… Выход из ее двора на Ломоносова.
Алина подскочила:
– Я поеду с тобой.
– Нет, – категорично сказал он, натягивая пуловер. – Ты никуда не выйдешь. Поспи лучше. Так, – ощупывая карманы, произнес он. – Ключи здесь… От квартиры тоже… И никому – слышишь? – никому не открывай.
– Никто же не знает, где я сейчас живу.
– Да? Вот теперь я в этом сильно сомневаюсь. Все, пока.
