Трое римлян перешли в перистиль – украшенный колоннами парадный двор в глубине дома. Здесь они, подобно жрецам, облачились в белые плащи из тонкой овечьей шерсти и восточные головные уборы. Хозяин дома разложил посреди помещения четыре мраморные плиты с начертанными на них письменами, поставил бронзовый светильник и красной охрой начертал на полу пентаграмму.
Все три участника ритуала заняли места внутри пентаграммы, хозяин зажег светильник. Гай Секвенций достал амулет и положил его в центр пентаграммы, между тремя плитами, и поднял глаза к небу, чтобы удостовериться в благоприятном расположении звезд.
Однако звезд не было видно, их скрывала сгустившаяся дымка, окутавшая Помпеи и соседние поселения.
– Что ж, – проговорил хозяин дома, – пусть звезды скрыты от нас этой дымкой, но расположение их удачно для священного ритуала. Приступим же к нему, господа! У нас осталось очень мало времени, и пора начинать…
Но в этот самый момент на краю крыши над перистилем возникла темная фигура. В следующую секунду на мозаичный пол спрыгнул человек в темном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Оглядев присутствующих, он сухо рассмеялся:
– Я смотрю, вы уже все приготовили для ритуала, так что я успел как раз вовремя!
– Кто ты? – воскликнул хозяин дома и шагнул к незваному гостю, намереваясь откинуть его капюшон.
Но тот опередил его и сам открыл лицо.
Лицо это было безобразно, его покрывали уродливые шрамы, одного глаза не было, вместо него чернел провал пустой глазницы.
– Не узнаете? – проговорил он сухим насмешливым голосом. – Когда-то, как и вы, я был членом Изумрудной коллегии, но потом вы изгнали меня…
– Кассий Вотрузий! – воскликнул хозяин. – Предатель и изменник, едва не погубивший наше общее дело!
– Это еще вопрос, кто из нас предатель! – оборвал его одноглазый. – Но сейчас это не главный вопрос. Ты прав – у нас… у меня очень мало времени, так что пора начинать. Я вижу, что вы все уже подготовили для ритуала…
– Да, но только ты здесь – лишний!
– Вы, господа, неправильно все поняли. Не я здесь лишний, а вы! Я приобрету сегодня древние знания, приобрету могущество и власть, а вы… вы будете лишь свидетелями!
С этими словами одноглазый вошел внутрь пентаграммы.
Гай Секвенций потянулся за мечом… но вспомнил, что оставил свой меч при входе в дом, как того требуют приличия. Тогда он шагнул к одноглазому, чтобы вытолкать его прочь…
Но не успел осуществить свое намерение.
Одноглазый вытащил из складок своего плаща полотняный мешочек, вытряхнул из него на ладонь щепотку измельченной сухой травы и бросил в лицо Гая Секвенция.
Римлянин закашлялся, ему стало тяжело дышать… а потом силы оставили его, и он мешком упал на пол.
Теперь он не мог пошевелиться, но хорошо видел и слышал все происходящее. Он видел, как одноглазый бросил свой магический порошок в лицо остальным двум участникам ритуала, и те тоже упали на пол, не в силах шевельнуть рукой или ногой.
Вытащив три неподвижных тела к стенам перистиля, одноглазый вернулся в центр пентаграммы и начал читать заклинания, медленно поворачивая амулет.
Он читал заклинания нараспев, и голос его, обычно сухой и хриплый, понемногу набирал силу, заполнял собой просторный перистиль, проникал в каждый его уголок, порождая гулкое эхо.
Но вдруг откуда-то издалека донесся голос куда более громкий и звучный – могучий голос приближающейся грозы, голос Юпитера-Громовержца.
Гроза приближалась с той стороны, где находилась гора Везувий. Голос ее становился все громче и громче, вот он уже заглушил заклинания, которые читал одноглазый злодей. Гай Секвенций поднял взгляд к небу, видневшемуся в потолочном проеме перистиля, и увидел, что оно все исчерчено ослепительными зигзагами молний.
Одноглазый, не обращая внимания на этот гнев стихий, продолжал читать заклинания, все громче и громче выкрикивая их таинственные слова, безуспешно пытаясь перекричать грозу.
В это время сама земля содрогнулась, как будто пытаясь сбросить со своего древнего тела ничтожное и жалкое человеческое племя. За первым толчком последовал другой, третий, четвертый. Небо, еще недавно темно-лиловое, приобрело багровый оттенок, как будто его освещало адское пламя. С этого багрового неба посыпался пепел, начали падать куски пемзы и камни, воздух запах серой, словно отворились врата ада. Дом колебался от мощных толчков, и, казалось, вот-вот может обрушиться.
Пепел и куски пемзы падали в перистиль. Мозаичный пол вокруг Гая Секвенция был уже покрыт толстым слоем горячей золы. Он попытался отползти под своды, но тело все еще не слушалось его.
А одноглазый безумец, словно не замечая буйства стихий, восклицал звонким голосом:
– Тьма порождает свет! Хацем борес могер!
Большой кусок пемзы упал ему на голову. Одноглазый покачнулся, едва не упал, но удержался на ногах и снова выкрикнул:
– Хацем борес могер!
И тут ослепительный жгут молнии обрушился на него сквозь проем крыши, будто сам Юпитер поразил безумца своим пылающим копьем. Человеческую фигуру охватило пламя, она стала бледно-лиловой, потом ядовито-розовой… и рассыпалась в невесомый пепел.
И в ту же секунду Гай Секвенций почувствовал, как к нему вернулись силы. Он вскочил на ноги, огляделся.
Оба его товарища были мертвы – хозяина дома засыпал с головой в пепел, а третий человек лежал с раскроенной упавшим камнем головой. Но оплакивать их было некогда, Гай бросился к тому месту, где только что стоял одноглазый безумец, чтобы найти и сохранить священный амулет, ключ к тайнам Изумрудной скрижали.
Гай Секвенций разгребал руками горячий пепел, пытаясь нащупать под ним амулет, но пепел сыпался с неба быстрее, чем он успевал его раскопать.
И вдруг огромный камень обрушился на голову римлянина, и свет в его глазах померк навсегда…
Вера ждала Ипполита в вестибюле Эрмитажа, нетерпеливо поглядывая на часы. Наконец он появился в дверях, вертя головой и отыскивая ее в толпе.
– Я здесь! – Вера помахала ученому рукой.
– Объясните мне, в чем дело! – потребовал Ипполит, подойдя к ней. – Что за срочность?
– Все объясню вам потом, а сейчас скорее покупайте билет, касса скоро закроется!
Ипполит что-то недовольно проворчал, но поспешил к кассе.
Через несколько минут они миновали контроль и вошли в музей. Служительницы на контроле напомнили им, что музей через час закрывается и что нужно спешить.
– У нас действительно мало времени, – проговорил Ипполит, – может быть, стоило отложить наше посещение на завтра?
– Нам надо было прийти именно перед самым закрытием! – ответила Вера. – В этом все дело!
С этими словами она свернула направо, не доходя до парадной Иорданской лестницы, и пошла по коридору первого этажа.
– Да объясните же наконец, в чем дело! – взмолился Ипполит.
– Скоро, совсем скоро вы все узнаете! – отмахнулась от него Вера. – А пока идемте быстрее!
Они быстро шли вперед. Та часть Эрмитажа, по которой они спешили, занята огромной коллекцией искусства Древнего мира – Египта, Греции, Рима. Здесь и в обычное время не так людно, как в других помещениях музея, а сейчас, перед самым закрытием, навстречу попадались последние немногочисленные посетители, торопящиеся к выходу.
– Куда вы меня ведете? – в который раз спросил Ипполит.
– Совсем скоро вы это узнаете! – заверила его Вера и вдруг остановилась.
Впереди находился зал искусства периода империи Александра Македонского и позднего эллинизма, но Вера туда не пошла. Она свернула в узкий коридорчик, где на первый взгляд не было ничего интересного, и втащила за собой Ипполита.
– Куда это мы? – осведомился ученый.
– Тсс! – Вера прижала палец к губам.
Из соседнего зала появились несколько поздних посетителей, за ними шла женщина средних лет в пиджаке с музейным логотипом.
– Поспешите, музей скоро закрывается! – проговорила она строго и проследила, чтобы посетители покинули ее зал.
– Вы хотите остаться здесь после закрытия? – испуганно прошептал Ипполит. – Но нас же поймают!
– А хотите увидеть четвертую надпись? Свой так называемый кодекс «D»? – так же шепотом ответила ему Вера. – Хотите прочесть текст Изумрудной скрижали?
– Еще бы! – едва слышно отозвался Ипполит. – Это самая большая мечта моей жизни!
