Клэр обратилась к Груму.
– Вы не могли бы подбросить меня до дома?
Она понимала, что заключила сделку с дьяволом. Журналист обязательно станет расспрашивать; не прошло и десяти секунд, как он задал именно тот вопрос, которого она ждала:
– Так что же произошло в этом городе пятьдесят два года назад?
Клэр отвела взгляд.
– У меня сейчас нет настроения говорить об этом.
– Понимаю, но все равно рано или поздно это откроется. Дамарис Хорн найдет способ докопаться до правды.
– У этой женщины проблемы с этикой.
– Зато у нее есть тайный осведомитель.
Клэр посмотрела на Грума.
– Вы имеете в виду человека из полиции?
– Вы уже в курсе?
– Имени полицейского я не знаю. Кто это?
– Расскажите мне о том, что случилось в сорок шестом году.
Она снова устремила взгляд на дорогу.
– Все это есть в архивах местных газет. Можете сами прочесть.
Некоторое время он молчал.
– Такое уже было в этом городе, верно? – спросил он. – Я имею в виду убийства.
– Да.
– И вы полагаете, что тому есть биологическое объяснение?
– Все так или иначе связано с озером. Какой-то природный феномен. Бактерии или водоросли.
– А как насчет моей теории? Что это второй Фландерс, штат Айова?
– Здесь дело не в наркотиках, Митчелл. Я тоже думала, что мы обнаружим в крови мальчиков какой-нибудь анаболический стероид. Но окончательное заключение по анализам крови не подтверждает присутствия токсинов. Да и Тейлор отрицает употребление наркотиков.
– Дети часто врут.
– Но об анализах крови этого не скажешь.
Они подъехали к дому Клэр, и журналист повернулся к ней.
– Вы ввязались в жестокую борьбу, доктор Эллиот. Возможно, вы не прочувствовали всю глубину злобы, которая царила в зале, но лично я ощутил ее в полной мере.
– Я не только прочувствовала ее, но и получила доказательство в виде четырех проколотых шин. – Она вышла из машины. – Спасибо, что подвезли. А теперь вы должны мне кое-что сказать.
– В самом деле?
– Имя копа, который откровенничал с Дамарис Хорн.
Он примирительно пожал плечами.
– Я не знаю его имени. Могу только сказать, что видел их вместе, если можно так выразиться, в близком контакте. Темные волосы, среднего роста. Работает в ночную смену.
Она мрачно кивнула.
– Это мы вычислим.
Линкольн поднимался по ступенькам красивого викторианского здания, и каждый шаг приближал его к полному изнеможению. Время было за полночь. Последние несколько часов он провел на экстренном заседании совета городских выборных в доме Райдера, где Линкольну недвусмысленно намекнули, что его дальнейшая работа под вопросом. Совет его нанял и запросто может уволить. Он был наемным служащим Транквиля, а потому должен был стоять на страже его благополучия. Как он посмел поддержать предложение доктора Эллиот о консервации озера?
«Я просто честно высказал свое мнение», – заявил он членам совета.
Но в данном случае честность явно была не лучшей тактикой.
Затем последовала долгая и нудная речь городского казначея, который едва не свел его с ума финансовой статистикой. Сколько денег поступает каждое лето от туристов. Сколько рабочих мест создается в городе. Насколько местная экономика зависит от притока отдыхающих.
Откуда берутся средства на зарплату Линкольна.
Город кормился за счет озера Саранча, не могло быть и речи о его консервации, нельзя допустить утечку информации о том, что оно представляет собой опасность для здоровья людей.
Он ушел с собрания без всякой уверенности в том, что у него есть работа, и даже в том, что она ему нужна. Он уже сел в патрульную машину и проехал полпути до дома, когда от диспетчера поступило сообщение о том, что кто-то еще хочет поговорить с ним сегодня вечером.
Линкольн нажал на кнопку звонка. Ожидая, пока ему откроют, он окинул взглядом улицу и не увидел света ни в одном доме – все окна были плотно зашторены перед лицом черной холодной ночи.
Дверь распахнулась, и его приветствовала судья Айрис Китинг:
– Спасибо, что приехали, Линкольн.
Он зашел. В доме было нестерпимо душно.
– Вы сказали, это срочно.
– Вы уже встречались с членами совета?
– Да, только что.
– И они даже думать не хотят о консервации озера. Так ведь?
Он смиренно улыбнулся.
– А разве были сомнения?
– Я слишком хорошо знаю этот город. Знаю, что думают здешние жители, чего они боятся. И как далеко могут зайти, защищая свою собственность.
– Ну, тогда вы представляете, с чем мне пришлось столкнуться.
Она жестом пригласила его пройти в библиотеку.
– Давайте присядем, Линкольн. Я должна вам кое о чем рассказать.
За каминной решеткой догорал огонь – его язычки все еще вспыхивали на холмике золы. В комнате было так жарко, что Линкольн, опустившись в глубокое плюшевое кресло, задумался, хватит ли у него сил победить сонливость. А потом встать и снова выйти на холод. Айрис села напротив, ее лицо озаряли лишь отблески огня. Тусклый свет выгодно смягчал ее черты, подчеркивая выразительные глаза и словно бы разглаживая морщины шестидесятишестилетней женщины. И только тонкие руки, подпорченные артритом, выдавали ее возраст.
– Нужно было сказать что-нибудь на сегодняшнем собрании, но у меня не хватило мужества, – призналась она.
– Что – что-нибудь?
– Когда Клэр Эллиот говорила про озеро – ну, про ту ночь, когда она видела свечение, – я должна была подтвердить ее слова.
Линкольн подался вперед. Слова судьи прогнали усталость.
– Вы тоже видели его?
– Да.
– Когда?
Она посмотрела на свои руки, вцепившиеся в подлокотники.
– Поздним летом. Мне было четырнадцать, и наш дом стоял возле Валунов. Сейчас его уже нет. Снесли много лет назад. – Она перевела взгляд на огонь и стала смотреть на камин, наблюдая за всполохами пламени. Потом откинулась на спинку кресла; на фоне темной обивки ее серебристые волосы походили на нимб. – Я помню ту ночь, был страшный ливень. Я проснулась и услышала гром. Потом подошла к окну и увидела что-то странное на воде. Свет. Свечение. Оно длилось всего несколько минут, а потом… – Судья Китинг немного помолчала. – Пока я будила родителей, оно пропало, и вода снова стала темной. – Айрис покачала головой. – Разумеется, они мне не поверили.
– А больше вы его не видели?
– Один раз видела. Спустя несколько недель, тоже во время ливня. Но недолго – оно быстро потухло.
– В тот вечер, когда мы с Клэр видели это свечение, тоже был сильный дождь.
Она подняла взгляд на Линкольна.
– Все эти годы я думала, что это была просто вспышка молнии. Или обман зрения. Но сегодня впервые узнала, что не я одна видела его.
– Почему вы не сказали? К вам бы они прислушались.
– Люди начали бы задавать всякие вопросы. Когда я это видела, в каком году.
– В каком году это было, судья Китинг?
Она отвернулась, но он успел заметить, как слезы блеснули в ее глазах.
– В тысяча девятьсот сорок шестом, – прошептала она. – Это было лето сорок шестого года.
В том году родители Айрис Китинг погибли от рук ее пятнадцатилетнего брата. В том году и сама Айрис совершила убийство, в целях самообороны. Она столкнула родного брата из окна мансарды; у нее на глазах мальчик разбился насмерть.
– Теперь вы понимаете, почему я промолчала, – добавила она.
– Своим признанием вы могли бы все изменить.
– Никто не хочет слышать об этом. А я не хочу говорить.
– Это было так давно. Пятьдесят два года…
– Пятьдесят два года – ничто! Посмотрите, как они до сих пор относятся к Уоррену Эмерсону. И в этом тоже моя вина. В детстве мы были так близки. Я считала, что однажды мы станем… – Она вдруг запнулась. Ее взгляд снова замер на камине, в котором догорали угольки. – Все эти годы я избегала его. Притворялась, будто его не существует. И вот теперь я слышу, что, возможно, он ни в чем не виноват, это была всего лишь болезнь. Инфекция мозга. Но теперь слишком поздно просить у него прощения.
– Никогда не бывает слишком поздно. На прошлой неделе Уоррену сделали операцию, и сейчас он идет на поправку. Вы могли бы навестить его.
– Не знаю, что и сказать после стольких лет. Возможно, он не захочет меня видеть.
– Пусть Уоррен сам примет решение.
Судья задумалась, и ее глаза заблестели в свете умирающего пламени. Потом она резко поднялась с кресла.
– Кажется, огонь потух, – сказала она. И, повернувшись, вышла из комнаты.
Во дворе дома Линкольна стояла машина.
Притормозив возле нее, он охнул. Хотя весь день его не было дома, в окнах гостиной горел свет, и он знал, что ждет его внутри. Нет, только не это, подумал Линкольн. Только не сегодня.
Он устало поднялся на крыльцо и обнаружил, что дверь дома не заперта. Когда это Дорин успела своровать новый ключ?
Он застал ее спящей на диване. Тяжелый запах перегара наполнял комнату. Если он сейчас растолкает ее, не избежать очередной пьяной сцены с криками и воплями, с разбуженными соседями. Пусть лучше спит, а разберется он с ней утром, когда Дорин протрезвеет, а сам Линкольн уже не будет валиться с ног от усталости. Он стоял, с печальным удивлением глядя на женщину, которую когда-то взял в жены. Ее рыжие волосы были спутаны, и в них уже виднелась седина. Рот был полуоткрыт. Ее дыхание было шумным – сочетание свиста и хрюканья. И все равно он не испытывал брезгливости, глядя на нее. Его, скорее, одолевали жалость и недоумение оттого, что когда-то он был в нее влюблен.
