Гарик наклонился, раздул ноздри.
— Вы тут бухали, что ли?!
— Так по грамульке… — начал объяснять Степашка, но не успел закончить.
Клац! Кулак бригадира врезался ему в скулу и опрокинул на грязный асфальт.
Бум! Второй удар пришелся Мокею в грудь, и тот, отлетев, тоже упал на землю.
— Совсем охренели, блить! Я в уголовке парюсь, от постановок ментовских отбиваюсь, а они бухают! Охранники, блить! Машины нет! Стоят бухие, лыка не вяжут! На хера вы мне такие сдались! Все, хватит, уволены! И Самохе передайте, что он тоже может идти в жопу! Все уволены нах!
Пока Степашка с Мокеем поднимались, отряхивались, охали, Гарик вышел на проезжую часть, требовательно вскинул руку и прыгнул в потрепанное такси.
— Гони прямо!
Брошенные охранники постепенно приходили в себя.
— Ох, чуть не убил, — пожаловался Мокей, обхватив себя руками и пытаясь выпрямиться. — Аж ребра захрустели…
— Тебя хоть не в рожу, — жалобно закряхтел Степашка. — Хорошо в нос не попал, сломал бы… Чего это он так озверел?
— Точно озверел! Мы же все при стволах, а он на глазах ментов рожи бьет…
Сержант у входа смотрел на них и презрительно усмехался.
— Да-а-а… Рожи ладно… Он же нас уволил… — простонал Степашка.
— Ерунда, — сказал Мокей, растирая грудь. — Отойдет, остынет, и все будет ништяк. Ему иногда надо кому-то рожу набить, чтобы давление сбросить…
— А что, у него давление повышенное? — спросил Степашка, осторожно ощупывая ушибленную скулу.
— Чё, я ему мерил? Наверное…
— Гля, и у меня тоже… Когда валерьянкин корень завариваю, то помогает. Так оно же некогда… На работе где я его пить буду?
— Да носи во фляжке вместо виски и пей! — неблагодарно сказал Мокей вместо сочувствия.
Степашка хотел что-то возразить, но тут рядом резко затормозил черный «линкольн».
— Шеф еще не пришел? — крикнул Самоха.
— Пришел, — мрачно сказал Степашка. — И ушел. А ты уволен нах. И мы тоже. Только нам еще и трендюлей навешали…
— Чего?!
— Чего слышал. Он в последнее время совсем оборзел. Двинули обратно в офис, будем стараться, пусть видит, что мы все осознали… Может, передумает…
Степашка и Мокей забрались в прохладный уютный салон. «Линкольн» мягко тронулся, вскоре за окном замелькали разноцветные огни Магистрального проспекта.
— Так, где Гарик-то? — все никак не догонял Самоха. — На чем он поехал?
— Где, где… Сел к какому-то бомбиле в «жигуль» и укатил, — объяснил Мокей и тяжело вздохнул. — Только мне знаете, за что обидно?
— Ясно, за что… Что по роже схлопотал!
— Да нет… При нашей работе это дело обычное…
— А чего тогда?
— Того, что мы — заслуженные пацаны! А нас собственный бригадир бьет по мордам! За что? Мы ветераны бригады…
— Ага, ветераны, — кивнул Степашка. — Пенсия, паек и в поликлинику без очереди… А вместо того — под зад коленом!
— Не ссыте, обойдется! — оптимистично сказал Самоха, которому меньше досталось и который потому был настроен более оптимистично.
* * *
Давление у Гарика не зашкаливало и со здоровьем все было в порядке. С настроением дела обстояли хуже. Не потому, что Лис по нервам поездил, — это дело обычное. Потому, что раскопал он глубоко закопанное… Ежа раскопал!
Гарик сидел на продавленном заднем сиденье «жигуленка», смотрел в окно и про себя ругался последними словами. Как смог мент это сделать? Недаром говорят, что он лучший сыскарь в Тиходонске!
Гарик выругался вслух.
Пожилой худощавый водитель с кавказским типом лица и неухоженными усами то и дело поглядывал на него в зеркало заднего обзора и сочувственно качал головой. Теперь он не выдержал:
— Тебе плохо, дорогой, эй? Хочешь, музыку веселую включу?
— Я тебе, блить, такую музыку покажу! — Гарик взорвался, двинул кулаком в спинку водительского сиденья.
«Жигуль» дернулся, притормозил, сзади раздраженно фа-факнули.
— Рули давай, не отвлекайся! Еще один выискался, блить, умный!!
Теперь испуганный водитель газанул что было мочи, машина понеслась вперед, стремительно лавируя в потоке.
— Куда ехать, дорогой? Твое «прямо» уже заканчивается…
— Крути по центру! — процедил Гарик. — И на дорогу пялься, а не на меня! Вмажешься куда-нибудь — я первый тебе глаз на жопу натяну!
…В общем, Гарик не зря психовал. Основания были. Это не раздражение уже, не обычная вспышка ярости. Священный гнев, вот что это такое. Или… Обычный страх. Паника. Но в этом Гарик себе никогда бы не признался. Подумаешь, Лис его расколоть хотел, на пушку хотел взять, даже какого-то дятла приготовил! Только ничего не вышло. Руки коротки! И нет у него на руках ничего. Видеть их с Ежом никто не мог, ни одна живая душа… Кроме крыс. Еж мертв, крысы не расскажут…
Вроде все правильно, все в порядке… А на самом деле нет, до порядка далеко! И не потому, что тюрьмой пахнет, нет, «доказов» у них никаких нет, не будет, и быть не может! А потому плохо, что если до пацанов дойдет, то ему обязательно предъяву кинут. Бригада не суд, тут крючкотворства всякого нет, и доказательства с подписями и печатями пацанам не нужны: тут другие доказательства… Чего ради чистодел Еж оказался в Тиходонске как раз тогда, когда грохнули Валета? Значит, Питон не при делах был? И волына, которую Гарик самолично ему в вазу засунул, — это подстава? Действительно, зачем хранить дома такую улику? Сбросил бы в Дон — и концы в воду! А если не Питон, то кто? Кому выгодно было Валета убрать? Тут все в Гарика и упирается, а значит, и базару конец…
Плохо еще и то, что речпортовские Валета до сих пор помнят, сравнивают их — бывшего бригадира и нынешнего. И сравнение не в пользу Гарика: Валет со своими помягче обходился — не орал постоянно, в рожу никого не бил, подарки на дни рождения всегда дарил, про жен и детей интересовался. Потому-то Мокей со Степашкой спокойно бухают, пока он в ментовке на допросе, потому-то Самоха катается по городу в свое удовольствие. Уважения нет. А Кащей? А Корниловы, браты-акробаты? Кто-нибудь из них проявил себя по-настоящему, кто-нибудь доказал свою преданность ему, Гарику? Хрен-с-два! Ведь тех отморозков малолетних так и не нашли, не вычислили! Только изображали рвение, зыркалы пялили… Валета они любили, старались для него. А с Гариком, значит, просто вид делают, отрабатывают номера, да и все… Значит…
Такси нарезало круг за кругом по центру города. Водила испуганно поглядывал в зеркальце, но молчал. Он уже не рад был, что взял такого пассажира.
— Бар «Три сестры знаешь»? — спросил Гарик. — Давай туда!
— Сделаем, командир!
…Значит, надо разгонять всю старую гвардию! Степашка с Мокеем второй раз подставились, с них и начать. Да Самоху заодно выгнать. А потом остальных, кто Валета хорошо знал.
А новых набрать, по шерсти погладить — оклады, тачки приличные, премии, чтобы ему лично были обязаны, чтобы лично его ценили. А Валет для них — никто, они его не видели, не помнили и, как звать, не знают. Тогда, если пойдет накат из прошлого, польются помои всякие — никто ворошить эту грязь не станет… Правда, один человек станет — Ванька Боцман! Хотя тоже не факт. Он за отца Питона грохнул, срок отволок, а теперь должен признаться сам себе, что все это зря?! Не поверит Ванька в новый поворот. А если и поверит… С одним человеком проще разбираться, чем с целой бригадой!
— Приехали, командир, — почтительно доложил водитель, останавливаясь напротив краснокирпичного дома в стиле «русский модерн», фасад которого украшала неоновая вывеска «Три сестры. Стриптиз-бар». Перед входом стояли три подтянутых, хищных, похожих на ухоженных доберманов, крепкоплечих парня в черных костюмах.
— Видишь, какие должны быть охранники! — наставительно сказал Гарик. — Не то что мои охламоны!
Водила втянул голову в плечи и ничего не ответил. Гарик въехал, что за рулем не Самоха и не Степашка, однако не смутился. Сидящий за рулем — существо неодушевленное, пусть слушает да сопит в две дырочки…
— Ладно, держи. Сдачи не надо! — жестом Рокфеллера он протянул мятую сотню. Это было раз в пять меньше, чем он накрутил по центру. Но усатый возражать не стал, напротив, сказал «спасибо».
Гарик вылез из машины и перешел улицу.
Его здесь хорошо знали.
— Добрый вечер, Николай Николаевич!
Парни в черных костюмах почтительно раскланивались и улыбались.
Гарик задержался возле одного, с бейджиком «Евгений», взял его за пуговицу, дружески улыбнулся, чтобы прогнать обычное пугающее выражение. Для этого ему пришлось сделать над собой усилие, и то получилось не очень хорошо.
— Хорошая работа нужна? Тебе сколько здесь платят?
— Двадцать тысяч в месяц. Иногда премии бывают, — растерянно проговорил тот.
— Будешь меня возить и охранять. Хорошая машина, почет и уважение, оклад три тысячи долларов плюс бонусы. Что скажешь, Женя?
