«Пора», – вздохнул Амир и достал мобильный из внутреннего кармана, ожидая сообщения.
Он сидел за столом у себя в комнате, когда телефон «тренькнул» стандартной мелодией, оповестив, что пришло смс-сообщение, открыв которое, он прочитал только одно слово «Август».
Амир быстро напечатал ответное сообщение «Прошу подтверждения» и нажал на кнопку отправки.
Секундой спустя, пришло новое смс: «Подтверждаем».
«Чем обусловлено?» – спросил Амир.
«Угроза совершения серии ДТА», – тренькнул сообщением телефон.
Сулиман говорил, что «Араб» призывает совершать теракты в российских городах. И ведь он сам докладывал об этом на предыдущих сеансах связи, но совсем не мог предположить, что руководство примет решение о специальной операции так скоро.
«Угроза не подтверждена», – написал он в надежде, что решение о спецоперации по ликвидации Гагкаева будет пересмотрена.
Телефон тренькнул.
Помедлив несколько секунд, Амир открыл сообщение и прочел: «Угроза расценивается как реальная».
Глупо надеяться, что решение будет пересмотрено.
Амир посмотрел на часы: время сеанса связи подходило к концу.
«Мои задачи?» – спросил он.
«Араб – приоритет!» – говорилось в последнем сообщении.
Амир убрал телефон обратно в карман и вышел во двор.
– Плохие новости? – встретила его неожиданным вопросом Макка.
Амир не ответил. После убийства Ислама Амир больше так и не говорил с Маккой, всячески стараясь уходить от любого общения. Но в этот раз судьба этому свершиться не позволила.
– Ты казнишь себя, Амир, – серьёзно и в тоже время как-то по-доброму сказала Макка, – это не твоя вина. Ты забываешь, что у нас, все случается так, как желает Всевышний. И мы принимаем это с благодарностью.
– У нас тоже, – вздохнул Амир, – на все воля Божья.
– Это верно, только мы, в отличие от вас, умеем принимать это, Амир. Я не виню тебя за содеянное, хотя сердце тоскует по сыну. А если не виню я, то и ты не терзай себя.
– Хорошо, мама, – ответил Амир, чувствуя, как с души свалился камень, – не буду.
– Молодец, Амир, – сказала Макка, заходя в дом, – твои поступки должны быть взвешены и решительны, ведь ты дал клятву служить Родине. И какие бы препятствия не вставали на пути, у тебя нет иного права, кроме права оставаться собой. – И уже переступив порог, добавила, – и не забудь предупредить Зулю.
– О чем предупредить? – спросил выходивший в этот момент из дома Сулиман.
– Амир знает, – за него ответила Макка, закрывая дверь.
– И что ты знаешь, Амир? – обратился к нему Сулиман.
* * *
– Зуля, – Амир старался говорить жёстко, хотя голос дрожал, а он всеми силами старался не показывать этого, – просто поверь мне, что вы с мамой должны уехать из аула.
Глядя на него испуганными глазами, она искренне не понимала, почему должна оставить родной аул, бросить дом и куда-то бежать, спасаясь от непонятной, но как говорил Амир, реальной угрозы.
– Но почему? – бросать возлюбленного она не хотела.
– Потому что так надо, Зуля, – настаивал Амир, – поверь мне.
– Но если, как ты говоришь, нам грозит опасность, тогда я хочу остаться рядом с тобой. Это Аллах посылает испытание нашей любви.
«Боже! – пронеслось в сознании Амира. – Ну почему всё так сложно!»
– И если суждено погибнуть, – не унималась Зуля, – я погибну вместе с тобой.
Грубо схватив Зулю за руку, Амир потащил её подальше от стоявших около машины Гагкаева и его подручных, чтобы последующий разговор никто не услышал.
– Амир! – воскликнула от резкой боли девушка.
Таким она любимого не видела. Зуля вообще искренне полагала, что Амир просто никак не способен на злость и грубость, которую она постоянно видела в отце и брате. И такое поведение Амира, разительно отличающееся от того, к которому она привыкла, её испугало.
– Что ты делаешь? Мне больно.
И только убедившись, что никто за ними не наблюдает, Амир отпустил Зулю.
– Ты любишь меня? – спросил он.
Она секунду колебалась, ошарашенная таким поведением Амира, и кивнула.
– Тогда слушай: меня зовут не Амир.
– Как так? – только и смогла почти прошептать Зуля в ответ.
Амир не ответил. Но в его твёрдом и решительном взгляде она прочла, что это не шутка. И сейчас Зуля уже не представляла, кем на самом деле являлся человек, которого она всегда знала как Амира, и которого даже сейчас её сердце не могло разлюбить и, уж тем более, ненавидеть. Скорее наоборот: Зуле очень хотелось прижаться к нему, но присущая роду Гагкаевых гордость и стойкость, не позволили поддаться чувствам.
– Почему?
Она задавала вопросы, на которые он не мог ответить. И не потому, что это «государственная тайна», а потому, что не знал, как и что сказать. Отчего-то так происходит, что в самые нужные моменты слова теряются, тонут в чувствах.
– Это сложно, Зуля, – выдавил он из себя и попробовал слегка обнять.
– Нет, Амир! – выпалила она, отстранившись. – Или как мне тебя называть?
Наблюдавший со стороны за прощанием влюбленных, Гагкаев, не без гордости, улыбнулся, когда дочь так эмоционально отстранилась от Амира.
– В меня пошла! – улыбнувшись, сказал он усаживающейся рядом с ним Макке, – настоящая волчица.
Обернувшись в сторону Зули и Амира и посмотрев на двух молодых людей с горечью в глазах, Макка только молча кивнула. Ведь она знала то, что Сулиман – её проницательный муж – не заметил, поглощенный чувством гордости за дочь. Она знала, что разбивало сейчас сердце не только Зуле, но и ей. Однако о том, что она знала, мужу не сказала.
– Кто ты на самом деле? – сквозь наворачивающиеся слёзы спросила Зуля.
– Меня зовут Сергей, – ответил он. – Я здесь, чтобы попытаться остановить твоего отца.
– Убить! – жестко выпалила Зуля. – У нас это называется простым словом – убить.
– Зуля… – он попытался в самом начале прервать тираду, готовую выплеснуться наружу, но девушка жестом руки оборвала его.
Она не сразу продолжила от навернувшихся на глаза слёз, что смахнула тыльной стороной ладони.
– Ты пригрелся в нашем доме, пользовался теплом нашего очага, делил за общим столом пищу, ты стал нам родным. А оказывается, за Амиром скрывался шакал, который только выжидал момента, когда сможет нанести исподтишка смертельный удар.
Выслушать и принять сказанное, пусть и являющееся правдой, оказалось тяжело. В этот момент в сознании всплыли слова майора Архангельского: «Там будешь только ты и противник. Противник, которого, возможно, придется любить как родного. Не думай, что «свои» тебе помогут, ибо для них ты будешь «чужим». Не полагайся на «чужих», ибо они тебе «не свои». Делай то, что должен».
– Не вини меня и не суди, – жёстко бросил Амир-Сергей, и Зуля умолкла. – Не только ты здесь предана. Не одной тебе сейчас тяжело. Подумай обо мне… Подумай о том, в каком положении оказался я.
– А что ты? – не понимала Зуля.
– Действительно, – его голос повысился, готовый выпалить тираду накопившихся чувств и эмоций: любви, ненависти, боли, отчаяния, всего, что сжигало душу и терзало сердце не один месяц, с самого первого дня, как он ее увидел.
Но Зуля, непонятным образом уловившая, что её любимый готов совершить, приблизилась к нему почти вплотную и приложила к его губам ладошку, оборвав готовые выплеснуться эмоции.
Глаза Амира-Сергея округлились от удивления.
– Ш-ш-ш-ш, – нежно сказала она, – не надо.
Гнев, бушевавший внутри этой хрупкой девушки буквально секунду назад, исчез, словно и не появлялся.
Он чувствовал, как вздымается ее грудь, как стучит сердце, а щеку обжигает её дыхание.
– Кем бы ты ни был, Амиром или Сергеем, – шептала она ему на ухо, – это на самом деле не важно. Аллах послал тебя мне на испытание, а значит, наша любовь писана им на небесах, и мы не расстанемся. Русский ты или чеченец – это не имеет значения. Важно лишь то, что я люблю тебя.
– Эй, – окликнул их Гагкаев, не совсем довольный такой близостью дочери и Амира, – пора ехать!
Зуля отдалилась на шаг.
– Вот, – сказал Амир-Сергей, вкладывая в руки Зули небольшой сверток, – это тебе. Возьми. Я хотел подарить тебе по-другому, но боюсь, такого шанса может уже не представиться.
По щеке Зули скатилась слеза.
– Я сберегу память о тебе, – лишь прошептала она.
Развернулась и побежала к машине.
Амир с тоской смотрел на бежавшую Зулю.
– Ты уверен, – спросил у него Сулиман, когда заурчал мотор машины, – что русские планируют операцию?
Амир слушал в пол-уха.
Машина тронулась с места, медленно набирая скорость.
Амир плотно сжал губы. Любовь к Зуле, досада расставания, ненависть к Сулиману, злость на систему, что бросила его в этот смертельный водоворот.
– Да, – коротко ответил он.
Развернулся и ушел в дом.
г. Грозный, УФСБ России по Чеченской Республике, 3 августа 2009 года
«Такой красоты я не ощущал никогда в жизни. Полнота и сочность красок резали глаз, и казалось, что картина расплывалась, как вода, попавшая на рисунок, сделанный акварельными красками.
