— Я хорошо помню, что ты сказала мне тогда, — прервал ее Мэллоу. — Поэтому я после того, как забрал машину из гаража твоей гостиницы, напился.
— Напился? — удивилась девушка. — Так ты напился?
— Да, и еще как. До поросячьего визга, — с гордой улыбкой на губах произнес пилот. — Вот четверо полицейских меня и забрали. Знала бы ты, в чем меня обвинили. Пьянство, появление на людях в нетрезвом виде, управление транспортным средством в алкогольном опьянении, сопротивление при задержании… За всю жизнь меня еще ни разу не арестовывали. Мне грозило наказание: штраф в пятьсот долларов или тридцать дней пребывания в тюрьме. Я предпочел первое, но, выйдя на свободу, из газет узнал, что мне грозит еще большее наказание. Долгое и мучительное. Совсем как Прометею, которому орел выклевывал печень.
— Да, но этот арест может стоить тебе работы в “Консолидейтед”, — с тревогой заметила Кара.
— Так оно и вышло, — весело сказал Мэллоу. — Заплатив штраф, я тотчас позвонил своему начальнику. Ты бы слышала, что он прокричал мне в трубку. Какими он только меня словами не обзывал. Так что, если бы не мой арест, быть бы мне сейчас на полпути к Гонконгу. — Пилот поднялся с кровати. — Так что, сама понимаешь, ничего другого, кроме небольшого клочка земли да “кукурузника”, у нас с тобой не остается, — продолжил Мэллоу. — Да, а чего ты ждешь? Ты надо мной уже посмеялась. Так что давай снимай с себя это дурацкое платье и переодевайся во что-нибудь более приличное. Мы идем в бар и за кофе обсудим наши дела.
— Какое дурацкое платье? — возмутилась Кара. — Это мой свадебный туалет, который стоит четыре тысячи долларов! Я выхожу замуж за принца Али Саркати Мухамеда Масруха и завтра в два часа дня состоится регистрация нашего брака!
— Опять шутишь?
— Я еще никогда не была так серьезна, как сейчас. Принц сделал мне предложение, и я его приняла.
— Но ты же не можешь выйти замуж за этого старого козла!
— Почему не могу?
Мэллоу задумался, чтобы найти нужные слова, а потом сказал:
— Это же полная чушь. И это после того, что между нами…
— Было? — резко прервала его Кара. — Это ты хочешь сказать? О, да будет тебе, Джек! Каким же старомодным надо быть, чтобы так думать. Проснись и посмотри на небо. Там уже суперреактивные самолеты летают. Я сказала тебе прошлый раз, что…
— Да знаю я, знаю, что ты мне сказала! — выкрикнул Мэллоу. — Поэтому я и напился. И прошу тебя, никогда не говори мне больше этого. У меня были девушки, но я ни одну из них не любил, как тебя. Когда я в Стамбуле вошел в офис и увидел тебя, я сразу сказал себе: “Это она”. И с того момента мне никто больше не нужен.
— Ха! — скривив рот, воскликнула Кара.
— Нет, я вполне серьезно, — обиженно произнес Джек. — Хорошо, я тупой пилот. Можешь меня называть и так. Но ты не умнее. Испугавшись всего, что творилось вокруг тебя, ты такого напридумала. И решила, что я замешан в убийстве сыщика и что провожу с тобой время с единственной целью — вытянуть из тебя информацию и тем самым подзаработать. И только для этого я познакомился с тобой в Стамбуле.
— Да, я так и думала, — подтвердила Кара.
— И поэтому старалась как можно сильнее меня обидеть?
— Да.
— Хорошо. Ну, если мы теперь знаем всю правду друг о друге, почему бы нам не помириться? — сказал Мэллоу и попытался обнять девушку. — Ну иди же. Давай поцелуемся и все забудем.
— Нет! — отшатнувшись от пилота, ответила Кара.
— Почему нет?
— Я твердо решила начать новую жизнь.
— Решила за эти сорок восемь часов?
— Послушай, Джек, — проигнорировав сарказм, прозвучавший в его вопросе, обратилась к нему Кара. — Я даже сама перед собой не могу притвориться, что влюблена в Саркати. Но я всего-навсего хочу денег. Много денег. Я тебе уже об этом говорила. Его предложение для меня хороший шанс, лучше которого не бывает. Принц до свадьбы перечисляет на мой счет двести тысяч долларов, а если я рожу сына, еще полмиллиона.
— Понятно, — произнес Мэллоу. — Но есть всего один способ заиметь ребенка, и ты о нем прекрасно знаешь. Ты снимаешь с себя одежду, ложишься на спину и раздвигаешь ноги. Тогда я…
— Думаю, будет лучше, если ты тотчас уйдешь! — гневно оборвала его Кара, прошла в гостиную и открыла входную дверь номера. — Или хочешь, чтобы я позвала кого-нибудь из охраны отеля?
Джек Мэллоу проследовал за ней в гостиную и, подойдя близко, сказал:
— Зачем тревожить охрану? Не лучше ли тебе вызвать сюда своего бенгальского тигра?
— Что ж, могу сделать и это, — ответила Кара. — А теперь, Джек Мэллоу, послушай, что я тебе скажу. Убирайся из моего номера и из моей жизни навсегда. Нравится тебе это или нет, но завтра в два часа пополудни я стану супругой принца Али Саркати Мухамеда Масруха. — Она хлопнула дверью за спиной у пилота, потом открыла ее и нанесла Джеку последний удар: — А еще я буду жить в большом дворце из розового мрамора, иметь четырнадцать детей от Али, и все они будут мальчиками. А если нам потребуется куда-нибудь выехать, то мы поедем в красном плюшевом паланкине на слоне с золотыми клыками.
— Хорошо. Посмотрим еще, что будет, — буркнул ей в ответ Джек Мэллоу.
Во имя Аллаха, Всемогущего и Милосердного.
Когда погаснет солнце, когда с неба упадут звезды и когда сдвинутся горы…, когда души соединятся, и когда погребенную заживо малышку спросят, за что ее умертвили, и когда раскроются страницы Книги, и когда разверзнутся небеса, и когда в аду станет светло, и когда приблизится сад — тогда каждый узнает, кто это сделал.
Это решение у Гамилы созрело не сразу. За тем, что происходило вокруг, она наблюдала уже несколько дней и все ждала, а вдруг?
Лежавший рядом с ней мужчина уже давно уснул, а ее мучила бессонница. Девушка с пылающими от гнева глазами вслушивалась в шум прибоя. Она понимала, что по законам морали ей должно быть стыдно за многое из того, что она сделала за последние пять лет. И мисс Ульрих, руководившая школой для девочек из благородных семей, ее бы не одобрила. Но Гамила ни в чем не раскаивалась и ни о чем не жалела, за исключением того, что Ясмин — девочка. А она ведь так молила Аллаха! Но если бы она теперь могла начать жизнь заново, то поступила бы точно так же.
Ну а теперь все кончено.
Из-за жары Гамила всегда спала нагишом, и ей это нравилось. Обхватив сначала ладонями свои груди, она затем провела руками по телу. Грудь ее была по-прежнему тугая, живот имел красивую форму, внутренняя поверхность бедер была гладкой и прохладной. Ничто не изменилось в ее теле с того дня, когда они с Али впервые познали друг друга. Все, чем он тогда так восторгался, осталось прежним.
Сегодня, когда принц держал ее в своих объятиях, он сказал ей: “Гамила, это должно было когда-то случиться. Пойми, у меня не осталось больше сил. Неужели я так наказан за совершенный нами грех?"
От обиды уголки ее губ поползли вниз. Аллах свидетель, она делала все, чтобы угодить своему повелителю. А теперь, когда в чреве Гамилы уже бьется новая жизнь, он решил жениться на другой, а ее отправить на женскую половину дворца, где она станет посмешищем для других его жен и наложниц, отвергнутых за неспособность родить ему сына.
"Это совсем не потому, что я полюбил эту девушку, — сказал он ей тогда, — или хочу разделить с ней брачное ложе. Она слишком независимая и земная. Не то что ты. Но сына мне родила Анжелика. Возможно, что и этой удастся”.
Стараясь не разбудить спавшего рядом Али, Гамила осторожно спустила ноги на пол и босиком прошла в соседнюю комнату. По крайней мере часть того, что сказал ей принц, можно было бы и простить. В глубине души она надеялась, что Саркати к рыжеволосой американке скоро охладеет. Да, первые несколько недель он будет от нее без ума. А потом?
Гамила, не включая света, быстро оделась.
"Нет, не любит эта американка Саркати и его предложение приняла только из-за денег, — подумала она. — Все любят деньги. Порфиро Родригес тоже их любил и за эту любовь поплатился жизнью, да прости его Аллах. Как он боялся, встречаясь со мной! Однако он совсем не испугался сделать то, что я ему велела”.
Девушка надела брюки, блузку, сунула ноги в плетеные сандалии и накинула на плечи норковую шубку. Теперь никто из служащих гостиницы не удивится, завидев ее входящей в “Отель Интернэшнл” в три часа ночи, когда в ресторанах еще играла музыка и большая часть постояльцев еще бодрствовала. Без бриллиантовой серьги в ноздре внимания на нее никто не обратит.
Ее маленький револьвер с рукояткой, инкрустированной перламутром, все еще оставался там, куда она его спрятала, как только вернулась из Гольфстрим-парка, — в шкафу. Гамила надеялась, что стрелять из него ей снова не придется. Однако, если американка заупрямится, она не остановится ни перед чем.
Опустив револьвер в карман шубки, Гамила прошла в комнату, где спала Ясмин.
Няня ребенка тоже спала. Окно в детской было открыто, и через него в комнату проникал холодный воздух. Увидев, что с ее дочери сползло одеяло, Гамила подошла к кроватке и, укрыв девочку, поцеловала в лобик.
