– Эй, ты, гад! – засипела она, замолчала тут же, прокашлялась, чтобы говорить чуть громче, и потом снова позвала: – Эй, ты!!! Ты жив или нет?!
Водитель, что ее похитил и трепал потом за волосы, пытаясь заставить быть благоразумной, не ответил. Может, был без сознания, может, его выбросило из машины через ветровое стекло, она слышала, что такое часто случается, а он был не пристегнут. А может быть… Может быть, он погиб?! И она лежит теперь на полу между сиденьями, а всего лишь в полуметре от нее покойник?!
– Господи! Господи, помоги мне!!! – захныкала Соня и, стиснув зубы, принялась возиться, намереваясь все же выбраться. – Господи! Сделай так, чтобы я выбралась на улицу! Помоги мне…
Она измучилась, устала от бесплодных усилий и боли, простреливающей колено, стоило ей его задеть. Пить хотелось так, что выпила бы из грязной лужи, кажется. Сколько прошло времени? Час, два, а может, минуты, растянувшиеся в вечность? Соня стонала, плакала и продолжала копошиться, продолжала пытаться выпростать из узкого пространства измученное тело, переставшее ей подчиняться.
В какой-то момент что-то захрустело и сдвинулось где-то там, в ногах. И она почувствовала, что сможет. Да, да, да!!! Она сможет теперь вытащить ноги, невзирая на непереносимую боль в левой коленке.
Кое-как ей удалось занести сначала левую, потом правую ноги на сиденье. Подтянуться на локте и вытащить себя всю с пола. Как только ухнула на мягкий, сделавшийся отчего-то мокрым ворс автомобильного чехла, и не хотела, да расплакалась. Она теперь свободна! Она смогла! Она теперь выберется наружу и…
Черт! А как же она выберется, если двери заблокированы?
Соня подтянулась на руках, вцепившись в передние кресла, сделавшиеся вдруг низкими и подвижными. Выглянула из-за них и едва не расплакалась от облегчения.
Никакого покойника в машине не было. Там на переднем сиденье вообще никого не было. И стекла ветрового тоже. Оно напрочь отсутствовало, а вместо него зияла огромная дыра, через которую не то что она, слон пролезет. Как вот только пробраться между крышей и спинкой сиденья, как? Попытаться его сломать?
И она принялась раскачивать ходившую ходуном спинку. Злости, отчаяния, радости – да что ее только в тот момент не подталкивало, – всего хватало, из всего понемногу она черпала силы. И на боль в ноге не обращала уже внимания. Надо было выбираться, и она выберется! Иначе зачем все то, что было затеяно? Иначе оно и смысла не имело. А теперь же…
Теперь, выбравшись, она знает, куда и с чем идти. Она же великолепно рассмотрела водителя, пока пыталась перебраться к нему вперед, и когда он отшвыривал ее сильной жесткой рукой. Невзирая на темноту в машине, она рассмотрела в свете панельных подсветок его физиономию. А рассмотрев, конечно же, узнала. И теперь… Все понемногу вставало на свои места. Только бы выбраться из машины на дорогу, только бы доехать до города и успеть все-все-все рассказать Олегу.
Он умный, он все моментально поймет, раскрутит, выследит и все и всех расставит по своим местам. Или рассадит?
Сделалось смешно и грустно до слез. Рассадить-то он сможет и без ее участия. Он ведь уже на полпути к этому. А ей бы вот только выбраться!
Ох, через какое великое препятствие пришлось ей перетаскивать ноющее от боли и чудовищной усталости тело! Ох, как велико было искушение откинуться снова на сиденье и остаться ждать утра. Ждать, когда кто-нибудь найдет ее здесь и когда придет наконец избавление от того чудовищного надрыва, с которым она толкала головой и плечами скомканную автомобильную крышу, раскачивала, ломая, сиденье. Она измучилась до тупого отвращения к тому, что делала. Зачем, если все равно она уже не сможет сделать ни шагу? Нога вообще не слушалась, одеревенела просто. Куда она с такой ногой? Она и шагу не сделает. А ведь предстоит еще карабкаться по склону кювета через кусты, по травяным зарослям.
– Не хочу! Не нужно ничего! – уговаривала себя Соня, хныча без слез, на них ведь тоже нужны были силы.
И вот когда ее сил оставалось ровно на то, чтобы просто дышать, спинка переднего пассажирского сиденья с гадким хрустом подломилась и упала вперед. Открылся великолепный проход, через который не пролезет только неживой или ленивый.
И Соня полезла. Ползла, как партизан-подрывник, стиснув зубы, чтобы не орать. Ползла, не обращая внимания, что больно корябает плечи и голые, не защищенные рукавами руки об искореженный металл. Выбралась на капот, с чего-то оказавшийся таким горячим, что она, забыв о том, что надо бы быть осторожней с искалеченным измученным телом, тут же скатилась в траву. Приземление было неудачным и, конечно же, болезненным. Она же не была профессионалом и не могла концентрироваться при падении. Хорошо, что хоть выбраться удалось. Что теперь?
Теперь надлежало подняться на ноги и тащиться туда, наверх, откуда изредка слышался гул проносившегося мимо транспорта. На ноги встать не удалось, левую она совершенно не чувствовала. Пришлось ползти. И она поползла, вонзая ногти в землю, цепляясь распухшими пальцами за траву. Ничего, с трудом, но получалось. И через кусты пробралась, оставив на ветках, наверное, одну треть своей шевелюры. И по склону карабкалась, ни разу не потеряв сознания. А вот когда вылезла наверх и увидела габариты припарковавшейся у обочины иномарки, все же не выдержала и заревела.
– Эй! – захрипела Соня, привстав на локтях. – Эй, сюда! Помогите!!! Помогите, мать вашу!..
Ее никто не услышал, но копошащийся на обочине силуэт, видимо, заметили. Водительская дверь приоткрылась, и на землю опустились женские ноги, обутые в туфли без каблуков.
Женщина слабо ойкнула, посветила в ее сторону фонариком и очень медленно и осторожно двинулась к Соне. Это она сделала такой вывод по мягкой вкрадчивой поступи, самой женщины ей не было видно, только ноги.
Тупые носы спортивных туфель остановились возле ее головы. Женщина тут же присела на корточки, осветила ее лицо, тело, ноги, погладила Соню по волосам и тихо спросила:
– Как вы, девушка?
– Сойдет, – прохрипела она и попыталась улыбнуться. – Но бывало и лучше. Вы мне поможете?
– Да-да, конечно! Сейчас я перегоню машину поближе. Сможете забраться на сиденье? – заторопилась ее спасительница.
– Уж коли выбраться смогла оттуда, – она попыталась указать подбородком в сторону кустов внизу, но шея будто одеревенела, – то уж забраться смогу. Мне надо в больницу, кажется. Что-то с моей левой коленкой не то.
– Да-да, конечно. Я сейчас, я быстро! Лежите здесь!
Ноги, обутые в спортивные туфли, ходко затрусили к машине. Хлопнула дверца. Мягко заурчал мотор, и машина начала сдавать назад. Остановилась в поллуметра от ее головы. Женщина выскочила на улицу, снова склонилась над Соней и, подхватив ту под подмышки, потянула кверху.
– Ой, ой, да вы тяжеленькая, – опечалилась ее спасительница. – Давайте на раз-два, и…
С горем пополам, то и дело отдыхая, отдуваясь и нечасто чертыхаясь, они добрались до пассажирского заднего сиденья. Женщина, показавшаяся Соне в свете габаритов очень симпатичной и очень молодой, дернула дверцу, усадила ее спиной и почти приказала:
– Все! Укладывайся! Так тебе будет удобнее!
Едва ощутив под своей пятой точкой мягкую опору, Соня тут же расслабилась и начала запрокидываться на спину. Облегчение, которое она испытывала, медленно опускаясь спиной на сиденье, было несравнимо ни с чем. Но голова неожиданно уперлась во что-то жесткое, пахнувшее бензином и… кажется, табачным дымом. Это что-то шевельнулось под ее волосами, сдвинулось, и тут же голос, показавшийся знакомым, просипел:
– Давай, давай, заползай, красотка. Молодец какая! Уж думали, придется тебя по кустам искать до самого утра либо сжечь с машиной вместе. А ты вон взяла и сама наверх выползла. Молодец! А теперь поспать тебе нужно.
Она снова его узнала, черти бы побрали все на свете!!! Она узнала его за мгновение до того, как на лицо ей шлепнулась мокрая, остро воняющая тряпка.
Это был тот самый водитель, который ее похитил. Который потом не справился с управлением – так, кажется, всегда комментируют в сводках дорожно-транспортных происшествий. И опрокинул машину в кювет. И который самым невероятным образом остался цел и невредим.
Нет, лицо все же было в ссадинах. И на руке, той, что швырнула ей на лицо тряпку, Соня успела заметить глубокие порезы.
Зачем же она тогда выбиралась? – успела подумать Соня, прежде чем снова провалилась в черную бездонную яму…
Олегу снилось что-то удивительное, трепетное и нежное. Это что-то он вроде держал в руках, перебирал и наслаждался поразительной мягкостью. Потом пришло осмысление, что это волосы Сони. Рыжие мягкие кудряшки длинными прядями свисали с его ладони, и он гладил их, гладил. И вдруг испугался. А где же Соня?! Волосы ее на его ладони, а Соня?..
Подскочил на диване, будто ему на грудь кипятку плеснули, так стало трудно и больно дышать. Глянул на окно. Темнота. Ночь, судя по чернильной темноте в стеклянном квадрате, в самом разгаре. Чего не спится? Ах, да! Сон! Странный до обморока сон с Сонькиными прядями волос на его руке. И Снимщикову снова сделалось нехорошо, как от странного ощущения невосполнимой потери.
