– Вот те на! – воскликнула я. – А как же постулат о независимости СМИ?
– Так же, как и утверждение о честности политиков, – ответил Карпухин. – Мне тут Павлуша порассказал… Создается такое впечатление, что кому-то было очень выгодно распространять эти слухи о вампирах. Конечно, многое еще предстоит выяснить, но мне думается, что смерть Регины и гибель остальных жертв никак не связаны.
– Но ведь Регина, кажется, знала Щукина – очередного убитого?
– Да, но эта связь может ничего и не означать: люди одного круга обычно держатся вместе, поэтому неудивительно, что они оказались знакомы. Несомненно одно: убийца Регины попытался все представить таким образом, словно здесь поработали именно наши пресловутые городские вампиры.
– А кстати, что насчет Щукина? – поинтересовался Леонид. – Вы же какого-то бомжа обнаружили с его ботиночками на ногах, да?
– Родители дали подробное описание вещей, в которые парень был одет в день своей смерти. Судя по всему, над его прикидом хорошенько поработали – либо его убийцы, либо бомжи. Задержанный Евсеенко утверждает, что они с приятелем – тоже, между прочим, уже покойным – не брали дорогой пояс и часы, которые в совокупности оцениваются в сумму больше миллиона рублей.
– Ого! – присвистнул Денис, до сих пор молчавший. Дэн, также не рискнувший пока что вмешиваться в разговор и только внимательно слушавший, кажется, был полностью с ним согласен – судя по потрясенному выражению его лица. Несмотря на то, что в последние два года мой сынуля немного попривык к более или менее солидным деньгам, он до сих пор оставался обычным мальчиком из семьи интеллигентов, значительно ограниченных в средствах. Не скрою, я только радовалась тому, что он не изменился.
– И какие же вещички могут столько стоить? – спросил сын, с любопытством глядя на майора. – Ну ладно – часы, но пояс!
– Вот, – прокряхтел Карпухин, приподнимаясь и с трудом извлекая из заднего кармана замусоленный конверт. – Вот часики, – вытаскивая полароидные снимки, пояснил он. – А это – тот самый пояс из крокодильей кожи, с золотой пряжкой в форме головы разевающего пасть тигра.
По часам Дэн едва скользнул взглядом, зато при виде пояса глаза его вспыхнули.
– Ма, гляди! – воскликнул он, передавая мне фото. – Ничего не припоминаешь?
– А должна? – удивилась я.
– Ну ма, такой же пояс был на том парне из фургона!
– Ну-ка, ну-ка, – насторожился майор, уставившись на нас обоих. – С этого места – поподробнее, если можно!
Теперь и я сообразила, о чем именно говорит мой сын. Действительно, даже я, не будучи экспертом, обратила тогда внимание на то, насколько общий внешний вид Ильи Прокофьева диссонировал с поясом, который вряд ли был ему по карману.
– Может, на нем была подделка? – неуверенно предположила я. – Знаете, все эти фальшивые китайские «Ролексы» и прочая дребедень – для тех, кто хочет выглядеть богатым, не имея в кармане лишнего рубля.
– Да нет, мам, – возразил Дэн, – это была не подделка – уж поверь, я в таких вещах разбираюсь!
Следовало ему поверить, ведь в последнее время Дэн вращался в богемном кругу, где людей встречают по одежке. Оставалось лишь надеяться, что с годами сынуля не превратится в пресыщенного сноба, оценивающего окружающих лишь по внешним признакам.
– Что за парень? – поторопил нас майор. – И что за фургон?
* * *
Через несколько минут, когда мы с Дэном закончили наш рассказ, перебивая и дополняя друг друга, Андрей сказал:
– Совершенно ясно, что с этим Ильей не все в порядке – как, вероятно, и со всей этой затеей с передвижной медицинской службой. Надо бы проверить ее спонсоров – что-то я ничего об этой ПСМ не слыхал!
– Так что же вы тут сидите? – вздернул брови Леонид, глядя на майора. – Почему не задержите этого Прокофьева и не прижмете его к стенке? А то ведь Никита до сих пор, можно сказать, под ножом ходит – Толмачев с него не слезет, пока не будет доказано, что он не имеет отношения к случившемуся в его больнице!
– А что я, простите, Прокофьеву вашему предъявлю? – задумчиво спросил у нас Карпухин. – Ну, есть у него этот пояс – кстати, еще вопрос, не подделка ли это, – и все такое… Он же с бомжами общается, так? Скажет, что купил у кого-то из них – и сказочке конец!
– Но ведь Евсеенко утверждает, что они с Нагорновым не брали ни часов, ни пояса – эти вещи уже взял кто-то до них! – вмешался Трофименко.
– Это всего лишь слова какого-то бомжа против слов трудолюбивого милого парня в белом халате, самоотверженно помогающего сирым и убогим! – ответил на его выступление майор. – Не-е, мне нужно что-нибудь получше, чем этот детский лепет! Повесомее!
– Никита, – обратилась я к необычно молчаливому парню, – как у тебя дела?
– Воз и ныне там: Журова по-прежнему утверждает, что она отдала деньги за переливание мне… Вернее, что передала их для меня.
– Кому она их передала – большой вопрос, – сказал Андрей, – потому что Журова не опознала никого из отделения Никиты, кто соответствовал бы ее собственному описанию взяточника!
– Это можно понять, – возразил Никита. – Она ведь говорит, что о деньгах ей сказали перед самой операцией, когда уже вкололи расслабляющий препарат, – в таком состоянии она человека от дерева не отличила бы!
– Но деньги-то, насколько я помню, передавал ее муж, так? – уточнила я. – Он же должен был запомнить лицо человека, взявшего их у него?
– Его мы тоже протащили по всему отделению. Он благополучно никого не узнал и разорался, что все там друг друга покрывают, врачи ведут себя как чиновники-взяточники – те тоже-де в руки купюры не берут, а требуют передачи денег через посредников!
– Ну где-то он, возможно, и прав, – пробормотала я.
Андрей наградил меня уничтожающим взглядом. Обычно мы с ним на одной стороне, но сейчас дело касалось Никиты, а из-за него Андрей готов любого порвать на аппликации. Глупо в самом деле, ведь я не сомневаюсь в невиновности Никиты, а просто констатирую факт: в нашей медицине, как и во многих других областях, не все в порядке, и взяточничество и поборы – для врачей отнюдь не редкость.
– И что, – начал Леонид, прищурившись, – несмотря на отсутствие искомой личности, Толмачев отказывается снять Никиту с крючка? А как же презумпция невиновности?
– Этот термин в российском законодательстве отсутствует, – вставил майор. – Обвиняемый должен доказывать свою невиновность самостоятельно, иначе его порубят на котлеты.
– Подозреваемый, – поправил его Кобзев.
– Что? – не понял майор.
– Никита – пока что не обвиняемый, а только подозреваемый.
– А, ну да, конечно, – хмыкнул Карпухин. – Слушайте, а вы не пробовали показать Журовым всех работников клиники – от главврача до распоследнего уборщика?
– Зачем? – удивилась я. – Ведь не мог же к Журовой подкатить кто-то со стороны? Этот некто знал, что ее оперирует Никита, он был в курсе, что у пациентки редкая группа крови, – разве может это знать какой-то уборщик?
– Помните историю с вакциной от гриппа? – вместо ответа спросил майор.
– Какую именно ее часть?
– Ту, когда ко мне пришла сотрудница НИИ иммунологии и рассказала страшную историю о похищении опасного вируса? Так вот, если вы припоминаете, она впоследствии оказалась именно уборщицей, подосланной руководством для того, чтобы ввести следствие в заблуждение![9]
– В этом есть некое здравое зерно, – кивнул Никита. – Только не можем же мы таскать Журовых по всей клинике, заглядывая в туалеты, перевязочные и бельевые в поисках этого субъекта?
– Это вовсе не обязательно, – ответил Андрей. – Думаешь, Артем, мне это в голову не приходило? Я уже давно запросил личные дела всех работников – там обычно есть фотографии. Но ты просто НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, чего стоит получить хоть какие-то документы из государственного учреждения! Они бесконечно тянут резину, передают дела отдельными частями, оправдываются, что у них не на всех еще заведены папки, потому что текучка и все такое… Но это все же лучше, чем ничего! Короче, работаем помаленьку, но помощь нам бы не помешала.
– А как насчет того, что рассказала Вика? – произнес Андрей во время повисшей паузы. – Я имею в виду тот странный сайт, который она с ребятами нарыла в Интернете…
– И ту девчонку, которую Денис подцепил в клубе! – подхватил Дэн.
– Что за девчонка? – встрепенулся майор.
Слава богу, сын уже успел поделиться со мной информацией на этот счет, а то меня, наверное, хватил бы удар, узнай я только сейчас о куклах вуду, абсенте, наркотиках и прочих ужасах, в которых оказались замешаны мои дети! Я говорю «мои» дети, так как считаю Вику своей дочерью, хоть она, слава богу, не сирота. А Дениса мне сам бог велел опекать – хотя бы потому, что я знаю его с пеленок, и еще потому, что его мать сама просила меня об этом, как бы он к этому ни относился! Что пугало меня в данной ситуации больше всего – так это то, с каким удовольствием, в каком радостном возбуждении мальчики делились с присутствующими этой жуткой информацией. Может, Дэну тоже следует походить на сеансы к Кобзеву? Что, если Денис – не единственный адреналиновый маньяк, которого я знаю? Пока все эти мысли проносились в моем «натруженном» мозгу, мальчишки рассказали всем о том, что уже стало известно мне.
