Это была странная и смешная сцена. Но камера видела и фиксировала только великолепного зверя, взвившегося на дыбы, гордую, бледную красавицу, в плотно облегающем ее платье с завернувшимся от ветра шлейфом, и серебристое, как лунный свет, сияние.
Таков был один из лучших снимков года.
Когда все закончили и Вероника вместе с Бет и Терезой скрылась в костюмерной. Генри подошел к фотографу.
— Не сможете ли уделить мне минутку, мистер Хили?
— Если вы по поводу гепарда, — сказал Майкл и отер лоб платком, — то обратитесь к мисс Филд. Это она им занимается.
— Гепарда я вижу впервые. Я из Скотланд-Ярда.
— Так, значит, вы насчет Элен, — не удивился Майкл. — Но сейчас нам, поговорить не удастся — сеанс в самом разгаре.
— Нам достаточно пяти минут, — не сдавался Генри. Майкл внимательно разглядывал кончик сигареты.
— Это официальный допрос?
— С одной стороны — да, поскольку все, что вы мне расскажете, я могу использовать так, как найду нужным. Но в то же время и неофициальный, поскольку протокола никто не ведет и вам не нужно подписывать свои показания.
— Ясно. Что же вам рассказать? Элен была удивительный человек, — медленно начал Майкл. — На вид она казалась решительной, сильной. А на самом деле была ранима как девочка-школьница. Очень глубоко переживала все. Ее легко было обидеть, даже не желая того. Она не стала бы кричать, и плакать, и швыряться всем, что под руку попадет, как делает Тереза. Все чувства были наглухо закупорены в ней и редко прорывались наружу. До вас уже, наверно, дошли слухи относительно меня и Элен. Они сильно преувеличены. Мы были добрыми друзьями, не больше.
— Но вы, конечно, знали, — тихо сказал Генри, — что она беременна? Майкл Хили был потрясен. Он вскочил, как ошпаренный, уронив сигарету.
— Это.., это невозможно! — вскрикнул он. — Это ложь! Не могло этого быть!
— Было, — сказал Генри.
— Боже мой! — прошептал Майкл и побледнел. — Не могу поверить… Хотя да.., возможно. Мне и в голову не приходило. Какой ужас!
— Как видите, — заметил Генри, — вы не сможете убедить меня, что ваши отношения не зашли далеко…
Майкл, казалось, его не слышал. Он снова сел и задумался, медленно покачивая головой и как бы пытаясь усвоить то, что он сейчас услышал.
— Я вижу, она не сказала вам? — продолжал Генри.
— Мне? Конечно, нет.., то есть.., в общем, нет. Бедная Элен!
— И вы теперь не станете отрицать, что были ее любовником? Майкл жалко улыбнулся и сказал:
— Похоже, в этом нет смысла?
— Наконец-то мы хоть что-то выяснили, — заметил Генри. — Теперь скажите, верно ли, что в последнее время вы охладели к ней и хотели порвать…
— Там нечего было рвать.
— Послушайте, мистер Хили, после того, как вы только что признали…
— Я думаю, она относилась к этому серьезнее, чем я, — беспомощно промямлил Майкл.
Генри не стал углубляться в подробности.
— Расскажите мне о циане и о ключах от шкафов в темной комнате. Вы вчера их взяли на свою ответственность, верно?
— Да, — ответил Майкл.
— И вы ушли домой, оставив шкафы незапертыми? Довольно легкомысленно, не правда ли?
— Дорогой инспектор, — с легкой иронией ответил Майкл. — Если бы вам приходилось делать этот выпуск…
Генри не стал спорить.
— Когда вы в последний раз видели бутылочку с цианом? — спросил он.
— Примерно около полуночи я велел Эрни ослабить отпечаток. Наверное, тогда Эрни и брал бутылку.
— А сами вы когда ее видели?
— Сам я ее не видел.
— И не знаете, сколько циана там было?
— Понятия не имею, — Майкл бросил окурок и встал. — Пора работать, — произнес он с явным облегчением.
Генри повернулся и увидел выходившую из костюмерной Веронику. Происшедшая с ней перемена была поразительной. Претенциозный белый грим исчез, и в своем полосатом ситцевом платьице она снова стала простодушной и милой молоденькой деревенской красоткой.
Проходя мимо Генри, Вероника слегка подтолкнула его, прошептав:
— Увидимся вечером, — и заняла свое место на освещенной площадке.
— Почему, черт подери, весь день льет дождь? — жаловался Майкл. — Это надо бы снимать на воздухе, на фоне пруда с утками. Бет, вы не можете достать теленка и калитку? — Бет мягко, но решительно отказалась. — Но мне необходимо какое-нибудь животное. Может быть, котенок? Это мысль — пусть мне сейчас же его привезут: совсем маленького — слышите, Бет, — пушистого и предпочтительно серого. Рассыплем по полу цветы, а среди них будет лежать Вероника, держа в руках котенка. Ну как?
Вернувшись в свою комнату. Генри услышал звонок и взял трубку.
— Инспектор Тиббет? Это Годфри Горинг. Как подвигается работа?
— Медленно, но верно.
— Вот и отлично. А я хотел вам предложить позавтракать со мной в «Оранжери» — это через дорогу. Там мы смогли бы спокойно поговорить.
— Спасибо, — согласился Генри. — Буду рад.
— Встретимся минут через десять, — сказал Горинг и повесил трубку. Но тут же телефон зазвенел снова. На этот раз звонил угрюмый полицейский врач.
— У меня есть кое-какие новости для вас, Тиббет, — сообщил он уныло.
— Знаю, что есть, — не удивился Генри.
— Это несомненно отравление цианом. И так же точно установлено, что яд добавлен в чай. Время смерти — от 4-х до 5.30 утра. Покойной было около тридцати трех лет, она достаточно упитанная и…
— Не тяните, док, — перебил Генри. — Я уже знаю.
— О чем именно?
— Она была беременна.
— Беременна? Как это, черт возьми, беременна? — с неожиданным одушевлением вскрикнул флегматик доктор. Генри оторопел.
— А что?.. Она разве не…
Доктор рассмеялся, чего, наверно, уже год не делал.
— Какое там беременна, мой милый Тиббет, она была девственницей! Так-то!
Доктор снова хмыкнул, повесил трубку, а изумленный Генри долго не мог опомниться.
Потраченного на обивку ресторана «Оранжери» плюша хватило бы, наверное, еще на десять лондонских ресторанов. Но при всей своей старомодности заведение это славилось известными на весь мир кухней и винным погребом. Зато и цены тут были совершенно недоступные для тех, у кого нет текущего счета в банке.
Стоя в вестибюле. Генри чувствовал себя как неприкаянный. Он разглядывал роскошное убранство: красивые бархатные шторы, перехваченные позолоченными лапками; блестящие листья на маленьких апельсиновых деревьях, в разгар английской зимы почему-то густо увешанных золотистыми плодами. Только потом он догадался, что каждый апельсин прикреплен к ветке тонкой проволочкой.
И пахло здесь дорогими духами и дымом сигар, и голоса посетителей звучали негромко и с достоинством.
Как обычно во время ленча, здесь в основном собрались мужчины средних лет, хорошо одетые, самоуверенные. Под прикрытием легкой застольной беседы тут заключались весьма и весьма серьезные сделки. Актеры и продюсеры договаривались относительно контрактов и процентов, а дошлые рекламные агенты хитроумно внушали своим клиентам-фабрикантам, какие выгоды сулит им дорогостоящая рекламная компания.
Темноволосый, безупречно одетый метрдотель неслышно возник рядом с Генри.
— Вы заказывали столик, сэр? — спросил он с безукоризненной вежливостью, но Генри сразу уловил легкую холодность к пришельцу, который не является постоянным клиентом и чье финансовое положение представляется сомнительным.
— Я завтракаю с мистером Горингом, — ответил Генри. В обращении метрдотеля что-то мгновенно, хотя и неуловимо, переменилось.
— О, конечно, сэр! Мистер Горинг уже здесь. Вы знаете его столик? — Я покажу вам. Прошу вас сюда, сэр!
Генри последовал за метрдотелем в освещенный матовыми светильниками зал, где глаз посетителя радовали оранжерейные цветы, копченая лососина и всевозможные экзотические фрукты. Трудно было вообразить себе, что дневной свет когда-нибудь проникает в этот храм гастрономии.
Годфри Горинг сидел за уединенным столиком в углу и просматривал «Тайме» Увидев Генри, он улыбнулся.
— Мой дорогой Тиббет, как я рад. Садитесь же. Что будете пить? Но Генри отказался от аперитива.
— Вы правы, — одобрил Горинг, — я их и сам не пью. Но немного вина вы, надеюсь, выпьете?
Генри согласился. Затем последовало серьезное обсуждение меню и карточки вин, в чем Горинг проявил незаурядные познания. Генри был удивлен, увидев, что сам Горинг, который небрежно буркнул официанту: «Мне, как обычно», — довольствуется холодным цыпленком с салатом и бутылкой виши.
Инспектор был знаком с протоколом деловых завтраков и не удивлялся тому, что пока не подали кофе, Горинг избегает интересующей их темы.
Наконец, когда официант принес кофе, налил его и удалился, Горинг приступил к делу: