– Глюкауф нам, друзья… – молитвенно вымолвил Павел.
– Ты о чем, босс? – не понял Франчишек.
– Исконное приветствие и пожелание у горняков, – снисходительно объяснил Айзик. – «Счастливо подняться». А ты думал, это пиво?
Передвигались медленно, соблюдая дистанцию. Анджей старался не думать, что здесь лежала мертвая Николь Пуатье, Изабелла отдувалась, Павел и Франчишек приглушенно ругались.
– Тихо… – прошипел Анджей, когда почувствовал, что проход устремляется вверх. Согнулся в три погибели, перешел на гусиный шаг. Пристроился на колени, когда уперся ладонью в металлическое препятствие, мысленно перекрестился.
– Может, лучше я? – предложила услуги Изабелла. – Говорят, у меня рука счастливая.
– Не позволю, – огрызнулся Анджей. – Если до сих пор я жив и на свободе, то уж точно не лузер…
Он выключил фонарь, надавил на дверь. Она немного подумала и решила поддаться. Поползла на смазанных подсолнечным маслом петлях, открывая форточку в просторный, но такой же темный мир…
Оставалось лишь гадать, отпустили ли Ирен на свободу. В холле стояла тишина. Анджей выбрался из камина, шикнул своим, чтобы не возились. Тишина звенела в ушах на противной комариной ноте. Проявлялись очертания лестницы – как изображение на фотографии в ванночке с проявителем. Массивная люстра на потолке, узоры лепнины, лампа на кронштейне… Темнота, как теплый воздух и сигаретный дым, стремилась к потолку. Он протер глаза – показалось, что в черноте на вершине лестницы что-то шевельнулось. Он затаил дыхание, всматривался до боли в глазах. Определенно, показалось…
– Пошли… – он привстал, засеменил к двери. Остальные полезли за ним, как кроты из норы. Пришлось включить фонарик, чтобы осветить дверь. Ирен Маклассар, по всей видимости, была дома: массивная входная дверь заперта на засов. Он открылся без заедания и скрипов. Анджей пропустил своих, выскользнул последним и, прежде чем закрыться снаружи, еще раз обозрел безразмерный холл. А почудилось ли ему шевеление на лестнице?
Обходной дороги к городу через свалку никто не знал, поэтому тыкались, как слепые котята. Переправились через ограду, набросив на нее все имеющиеся в наличии куртки, по одному перебежали дорогу, окопались в скалах. Первая попытка выйти к свалке завершилась провалом: прохода в этих нелепых каменных наслоениях не было. Они сидели за вывернутой наизнанку скалой, настороженно вслушивались. Ветер свистел порывами, в проливе бурлило и плескало. Дождя в этот поздний вечер не было, но небо затянула сплошная низкая мгла. На севере она густела, наливалась свинцом, явственно намекая, что добром это дело не кончится.
– Идти к Гвадалону, как я понимаю, тупо, – шептал Айзик. – Надо уходить на восток, должна же эта дорога куда-то привести…
– Это нормально, – бурчал Франчишек. – В обход – так в обход…
– И терять всю ночь, которую можно провести с гораздо большей пользой – например, поспать, – брюзжала Изабелла.
Осталась за спиной мрачная громадина Бруа, гигантский монолит парусообразной формы, врезающийся в море. Потянулся куцый низкорослый лес, прореженный россыпями камней. Слева проплыло заброшенное поместье, в темноте похожее на конструктор из хаотично наставленных кубиков. Дорога превратилась в разбитую грунтовку и вскоре оборвалась, вонзившись в холм с отвесными склонами. Дальше пути не было. Пока курили, Изабелла лазила по окрестным сопкам и вскоре проинформировала:
– Здесь большой овраг – он тянется на юг. Если допустить, что это пересохшее русло, по которому когда-то протекал Неж, то почему оно не может привести к старой мельнице?
Идея была привлекательная. Они погрузились в овраг, заваленный камнями, отколовшимися в древности от утесов, и ползли по нему не меньше часа, падая, чертыхаясь, обрастая ссадинами. Русло реки безбожно петляло, завалов становилось больше, перелезать через них превращалось в пытку. Вскоре русло начало сглаживаться, но скальной осыпи меньше не становилось. Настоящее каменное болото, в котором хватало одного неверного движения, чтобы остаться без головы. В серой дали на юго-западе проявлялись очертания насыпных холмов – Анджей помнил эти возвышенности, расположенные рядом с отвалами и мусорной свалкой на северо-востоке Шантуа.
– Перекур, – объявил Айзик, спрыгивая в яму.
Анджей осторожно спустился, обогнув обломок.
– Ой, сореньки… – в руки свалилась Изабелла. Он придержал ее, но она неловко поставила ногу и вскрикнула от резкой боли. Не устояв, свалилась задней точкой на камень.
– В чем еще дело? – недовольно заворчал Айзик.
– Ногу подвернула… – простонала Изабелла.
– Очень вовремя, – похвалил Франчишек.
Он опустился перед девушкой на колени, закатал штанину.
– Да ну тебя, – отмахнулась Изабелла. – Я в порядке, – попыталась встать, ахнула, опустилась на камень.
«Приехали», – с отчаянием подумал Анджей.
Она действительно подвернула лодыжку. Нога втесалась между камнями. Вероятно, ничего страшного, простое растяжение, но идти дальше Изабелла не могла. Сделала еще одну попытку встать, допрыгала до соседнего камня и плюхнулась, проклиная свою неуклюжесть. Слезинки заблестели в глазах.
– Ну, и дела… – озадаченно протянул Айзик. – Ты что это, подруга? Кто-то говорил, что у нее счастливая рука.
– Рука-то, может, и счастливая, – объяснил Франчишек. – Да вот с ногой постоянно истории. Последнее растяжение Изабелла получила в прошлом месяце, когда мы спешили в банк, и у нее отвалился каблук. Потом она ушибла коленку, когда садилась в машину, потом ее что-то подвигло наступить дома на ножницы…
– Ну, ничего, старушка, – Айзик погладил трясущуюся от злости девушку по головке. – Бывает.
– Может, и к лучшему? – предположил Франчишек. – Ведь что такое женщина на корабле?
– К несчастью, – вздохнул Анджей.
– К удовольствию перед несчастьем, – поправил Айзик.
– Сволочи вы, – огрызнулась Изабелла. – А мне, между прочим, больно.
– Ладно, – проворчал Павел. – Не будем делать из драмы трагедию. Возвращаемся в замок. Придется тебе попрыгать на одной ножке, дорогая.
– Ты с ума сошел, босс, – ужаснулась Изабелла. – Даже не думай. Посижу, передохну, сама выберусь. А вы забудьте, топайте по своим делам. Связь по телефону.
Самое позорное, что могут сделать трое здоровых мужчин – бросить женщину посреди ночи в глухой необитаемой местности, да еще с больной ногой. Но Изабелла ругалась последними словами и наотрез отказывалась возвращаться. Ничего, мол, страшного, пусть трое здоровых мужчин оставят ее в покое, отправятся по своему сомнительному делу, а она забьется в какую-нибудь трещинку и немного поспит. Ночь не холодная. А если заскучает, будет выбираться к свалке. К рассвету доползет, а там друзья придумают машину…
– Об этом даже не помышляй, – пригрозил Айзик. – Уволю, опомниться не успеешь. Никуда не пропадай. Если замерзнешь, сделай зарядку. На тебе, – он покопался в недрах изобилующей карманами куртки и извлек небольшой пистолет. Изабелла что-то одобрительно проурчала, сунула оружие в карман.
– Павел, спятил? – ахнул Анджей. – Расхаживать по чужой стране с незарегистрированным оружием…
– Он не настоящий, – отмахнулся Айзик. – Стреляет газом. Кристиан Фурье дал поносить. Эта штука создает невыносимый грохот, и все живое в окрестностях мили просто разлетается…
Была лишь полночь, если верить часам, а такое ощущение, что скоро рассвет. Подгоняя друг дружку, они выбрались из зарослей кустов на дорогу, петляющую мимо свалки, и зашагали на запад. Заброшенная транспортная артерия неумолимо выводила к дому Вассаля и станции техобслуживания. Безмолвие царило в округе. Сюда не долетал рокот прибоя. Оборвались кусты. Возникло старое заброшенное здание, похожее на гараж. За символической оградой на каменном фундаменте возвышался карикатурный двухэтажный дом. Темнели сараи на задней стороне двора. Старенький пикап за дощатой беседкой. В окнах не было света – ни на первом этаже, ни на втором. Пенсионер мог спать, мог уехать, мог…
– Надеюсь, этот добрый человек еще жив, – пробормотал Анджей, взбежал на цоколь и постучал в обитую рейками дверь. Приложил ухо к двери. Стояла тишина. Он заскрипел зубами. Знала бы Изабелла, во имя чего она жертвовала своей сексуальной ножкой…
– Неужели опоздали? – убитым голосом спросил Франчишек.
– Бред, – уверенно заявил Айзик. – То, что знаем мы, не знает никто. Просто пенсионеры слишком рано ложатся спать…
Они резко повернулись, когда за спиной захрустел гравий. Сердце устремилось в пятки. Но беспокоились напрасно. Широкоплечая фигура, приближающаяся со стороны сарая, явно принадлежала отставному полицейскому. Он вытирал руки о кусок ветоши, голос звучал спокойно, с юмористическими нотками:
– Месье Раковский, если не ошибаюсь? Господа? Не слишком ли позднее время для визита? Простите, что интересуюсь, в принципе, вы можете зайти в дом, расположиться, чего-нибудь выпить, съесть, но как-то просто необычно…
