Она разлила чай по фарфоровым пиалам и покрошила в него сухую цветочную пыльцу.
– Милый парень-паренек, железяка между ног, – пробормотала она.
Они выпили чаю.
– У тебя случайно нет валиума или халкиона?
– спросила Арделла. – Я хочу сказать, при себе. А то у меня проблемы со сном.
Валерьянка с вином и этот чай помогут тебе гораздо лучше, – ответила Мэри.
Когда Свистун проснулся, на улице было уже темно. Передние фары машин шарили лучами по потолку спальни.
– Ты все это время просидела здесь со мной, Мэри? – спросил Свистун.
– Нет тут никакой Мэри, – ответил грубый хрипловатый голос.
Свистун пошарил рукой на ночном столике.
– У тебя там пушки нет, приятель. Единственную пушку ты спрятал в цветочный горшок у двери.
Теперь, полностью очнувшись, Свистун в полумраке разглядел глаза взломщика – водянистые глаза того сорта, которые словно впитывают в себя любую искру света и усиливают ее, как увеличительные стекла. Глаза сияли на лице, похожем на скульптурное изваяние, – сплошная кость, и каждая из костей высечена с максимальной остротой и резкостью.
– Глупо было прятать пушку там, – продолжил незнакомец. – Это первое место, куда придет в голову дураку прятать пушку, и первое, где другой дурак будет искать ее. Так что, приятель, мы с тобой парочка дураков.
– Сделай мне одолжение, – сказал Свистун.
– Какое же?
– Мне хотелось бы знать, что ты здесь делаешь.
– Интересно.
– Что именно?
– Ты не спрашиваешь, кто я такой. Первым делом ты спрашиваешь, что я тут делаю. Значит, так. Я прибыл к тебе по рекомендации парочки своих приятелей. Меня зовут Эссекс. Сержант Гарри Эссекс. А кто ты такой, мне известно.
– А когда вы пришли, здесь никого больше не было?
– Ты про эту Мэри? Нет, не было.
– И дверь была незаперта?
– Почему же? Она заперла ее перед уходом. Но у меня нашлась отмычка.
– Не возражаете, если я встану и оденусь?
– Я ведь пришел без угроз. Делай, что хочешь.
– А может, вам чего-нибудь? Чаю? Кофе? – Свистун откинул одеяло и спустил ноги на пол. Чувствовал он себя великолепно – ни головокружения, ни слабости. – Спиртного не держу.
– Дружишь с Билли Уилсоном? – спросил Эссекс.
– Я с ним не знаком, но дружу, – ответил Свистун.
Это были пароль и отзыв общества Анонимных Алкоголиков.
– Я тоже. Уже пятнадцать лет.
– А я одиннадцать. Нет, двенадцать. Сбился со счету.
– А я вот ничего не могу с собой поделать. Все время что-то подсчитываю. Это мой пунктик. Если вы не против, я бы сам сварил себе кофе. Может быть, и вам?
– Да, спасибо. Мне – черный.
– Мне тоже.
Эссекс вышел из спальни.
Когда Свистун оделся и прошел в гостиную, Эссекс уже дожидался его с двумя чашками кофе, усевшись в самый надежный из шезлонгов.
– Так что присаживайтесь и рассказывайте, чем я могу вам помочь, – сказал Эссекс.
– Вы дока по сатанизму из лос-анджелесской полиции, верно?
– Дока по сатанизму. Дока – это, наверное, на идише. Ладно, мне нравится.
Свистун сел в кресло, чувствуя себя гостем в собственном доме. Верхний свет он не зажег; света ночника, который он никогда не гасил, оказалось вполне достаточно.
– Вы, должно быть, припоминаете маленькую девочку…
– Сару Канаан? Конечно. Да и разве можно забыть?
– Но ведь столько детей пропадает ежегодно, – заметил Свистун.
– Все не так скверно, как расписывают средства массовой информации. Впрочем, таков уж их бизнес: сделка недели, преступление недели, социальная несправедливость недели, и так далее. Пару лет назад в газетах написали, что в США пропадает пять миллионов детей ежегодно. И прозвучало это так, словно все пять миллионов похищают и, не исключено, убивают. А большинство из этих детей десятилетки или чуть старше. И они просто-напросто удирают из дому. Кое-кого крадут мать или отец, лишенные после развода родительских прав. Ну, и тому подобное. Но публике подавай миллионы. Подавай общенациональную драму. Он отхлебнул горячего кофе.
– Кроме того, мог ли я забыть о том, что произошло в семье полицейского? С племянницей полицейского?
– Но к этому делу вы же не подключались? – спросил Свистун.
– Нет. В тот период я занимался кражами из универмагов.
– А когда начали охоту на ведьм?
– Примерно в то же время, что и вы сами.
– Что вы имеете в виду?
– Когда вы начали расследовать историю вьетнамской проститутки, которой отрубили голову. Вы поехали тогда в Новый Орлеан и, как мне известно, с кое-какой магией, с кое-каким водуизмом там столкнулись.
– А откуда вы про это узнали?
– Тогда мне приказали создать и возглавить особую группу. В настоящее время эта группа состоит только из меня. Так что налогоплательщиков я не разоряю. И я просмотрел все, так или иначе связанное с культами. На эту девушку с отрубленной головой имелось досье, а там значилось, что делом заинтересовался частный детектив по фамилии Уис-тлер. Вы ведь даже отправились в тюрьму и переговорили с Карлом Корвалисом, лидером группы сатанистов, осуществившей серию ритуальных убийств. Верно?
– Айзек Канаан добился для меня разрешения.
– Он мне рассказывал.
– И про Новый Орлеан тоже он?
– Нет. Про Новый Орлеан – лейтенант Белле-розе. Я создавал тогда агентурно-розыскную сеть. Ведь этого дерьма становилось все больше и больше. Помните, был еще такой шоумен?
– Твелвтрис?
– Да, вот именно. О нем поговаривали. Он истязал проституток, но говорили, что этим дело не ограничивается.
– Я этого не знал, – сказал Свистун.
– А я и не утверждаю, что знали. Просто говорю, что большинство людей, столкнувшись с такими вещами, делают круглые глаза. А вы ведь знали и эту безумную суку Еву Шойрен, которая была замешана в дело Пола Хобби, правда? И помните иммигранта по кличке Боливия, который вокруг них вертелся?
– Помню.
– Он был хунганом.
– Кем-кем?
– Водуистским шаманом. А там еще один персонаж – горец с Аппалачей…
Свистун отодвинулся поглубже к тень, словно спасаясь от воспоминаний о человеке, который увел у него любовь всей жизни.
– … Янгер, припоминаете? Относительно него я так и не понял: то ли он и вправду был сатанистом, то ли просто сукиным сыном, который сатанистам подыгрывал.
– Выходит, поклонников дьявола полным-полно?
– Их больше, чем вам кажется. Да почему бы, собственно говоря, и нет? Речь о дьяволе идет уже столько веков. А примитивные религии еще древнее. Были ведь времена, когда христиан, особенно католиков, считали приверженцами сатанинской секты. И речь не об античной древности, а о Средневековье. О так называемых темных веках. Но и у нас в США такое бывало. В прошлом веке – в тридцатые годы, в сороковые…
– Всего сто пятьдесят лет назад?
– Именно так. А почему бы и нет? Думаете, все так уж сильно меняется? Тогда прокатилась волна антикатолической истерии. Было написано множество книг. Написано женщинами, которые утверждали, будто сбежали из монастырей, в которые их заточили насильно и где принуждали участвовать в сексуальных оргиях и подвергали пыткам. И заставляли присутствовать при заклании новорожденных.
– А евреев обвиняли в том, что они новорожденных едят. До сих пор не составляет труда найти тысячи людей, готовых – без каких бы то ни было доказательств – поверить любому вздору из уст спятившего священника или психиатра.
Свистун покивал.
– Вы со мной согласны? – спросил Эссекс.
– Я вспомнил о фильме «Экзорцист» по роману Уильяма Питера Блэтти. Когда он вышел на экраны, я лично сталкивался с сотней людей, которые божились, будто это реальный случай и он имел место в Бруклине. И всем страшно хотелось оказаться ближайшими соседями этой девочки и ее матери.
– Люди верят в то, во что им хочется верить, – подытожил Эссекс. – Иногда за этим не стоит ничего, кроме желания привлечь к себе всеобщее внимание, пусть и самого мимолетного свойства. Начинаешь врать – а все кругом охают и ахают, это людей и прельщает.
– А иногда люди верят во все это или утверждают, будто они верят, потому что существует возможность на этом заработать, – сказал Эссекс. -Допустим, вы психиатр, и к вам приходит на прием пациент с сильнейшим душевным расстройством, – с энтузиазмом продолжил он.
Легко можно было понять, что специализация Эссекса является одновременно его увлечением, чтобы не сказать страстью.
– И вот представьте себе. Вы психиатр и у вас проблемы с женой, которой надоело выслушивать объяснения, почему у вас на нее не встает, или почему вы пялитесь на маленьких девочек, или почему вы разбрасываете где попало грязные носки, и все это убеждает вас обоих, что любовь из вашего брака ушла, и вы начинаете прикидывать, как бы сделать ноги. А тут появляется пациенточка, страдающая раздвоением личности. Или растроением. И прехорошенькая, и смотрит на вас, как кошка на сметану. И вот однажды она рассказывает вам свою историю – то самое роковое событие, которое она заблокировала в памяти на долгие годы…
