Пару раз меня будили дембеля, которые, делая вид, что ошиблись, искали, где что плохо лежит. У меня ничего плохо не лежало, а пиналась я больно. Еще меня напугал пролетавший мимо как Летучий Голландец поезд Москва-Баку. В выбитые окна развевалось грязное постельное белье, и сыпались тараканы. В Баку тоже этот путь не жалуют.
Приехав домой, через два дня я целый день смывала с себя грязь и запах вагона в своей дырявой ванной, а потом стала думать о ремонте. После погрома и пожара мне хватит дел до осени. Через несколько дней я сходила в пустую квартиру родителей, включила компьютер, набрала пароль и стерла с рабочего стола свое письмо, которое оставила им перед отъездом в станицу Вольготную, вытащила из почтового ящика письмо, отправленное из станицы, и записку из тайного места под шкафом тоже вытащила и выбросила. Три письма всегда лучше, чем одно.
Я догадывалась, что могу не вернуться, и поэтому сообщила родителям куда, когда, зачем и с кем поехала, потому что почти всегда отличалась предусмотрительностью. Никаким предателям не удалось бы сбежать с сокровищами. Чтобы найти пропавшее единственное чадо, то есть меня, мама и папа поставили бы на уши всех, кого можно, и кого нельзя. Я разделалась с письмами и решила навсегда забыть обо всем, что произошло.
В день приезда в Москву я забрала свою кошку домой, что вызвало бесконечную радость Марины. Милка не давала ей спокойно жить — орала по ночам, билась в закрытую форточку, залезла в микроволновую печь, чуть там не поджарилась, и перегрызла все комнатные растения. Теперь она опять взялась за кактус. Когда же я соберусь пересадить его из кастрюли в цветочный горшок?
Вскоре все знакомые и коллеги, которые еще не уехали в отпуск и находились в городе, заговорили о таинственном убийстве Сыченюка. Он был найден у Кольцевой дороги с перерезанным горлом. Скорее всего — убийство с целью ограбления. На его похороны я не пошла. На кафедре мне потом рассказывали, что все прошло очень чинно и торжественно. Было много мелкого начальства и проникновенных речей о безвременно почившем честном и порядочном человеке. Поминальное застолье в хорошем ресторане. Соболезнования семье, родным и близким покойного.
Дочь Сыченюка Марфа с мужем после похорон ходили в архив, искали какие-то бумаги. Долго ходили, пересматривали. Потом барон фон Шнайер развелся с Марфой и отбыл в Германию. Марфу взяли работать в архив ее покойного отца. Она ходит на работу не только днем, но и по ночам, что-то ищет в документах. Не найдет.
Мой отец как-то в качестве очередной хорошей новости, которые он так любит, рассказал, что известный в Москве главарь черных археологов и скупщик краденого антиквариата по кличке Хозяин ушел из дома и исчез. И друзья, и недруги, особенно недруги, сбились с ног, а найти его не смогли. Думаю, и не смогут.
Отец мне признался, что поспорил на какую-нибудь антикварную вещь, что этот самый Хозяин на ворованные деньги купил себе остров в теплом море и сейчас весело проводит там время. Я хотела ему сказать, что это не так, и не сказала. Удивительно, но спор папочка выиграл: его знакомые, работающие в аэропорту подтвердили, что кто-то похожий на Хозяина отбыл недавно в теплые страны, разумеется, по чужим документам. Проспорившие друзья приволокли папе чей-то гипсовый антикварный бюст. Мать долго этот бюст мыла щеткой и порошком, и ругалась, что отец тащит в дом всякий старый хлам, который другие нормальные люди давно выбросили. К антиквариату она относилась как к любому старью, то есть считала, что его место на помойке. Когда она его отмыла, то оказалось, что бюст не гипсовый, а фаянсовый и стоит намного дороже, чем за него заплатили. Теперь они с отцом спорят, продать его или оставить себе.
Соседи рассказали мне, что пока я гостила на даче у подруги, в наш дом приезжала незнакомая женщина. Она сообщила всем соседям, что является дальней родственницей Сергея Петровича, и он переехал жить к ней, то ли во Владивосток, то ли еще куда-то. Соседи искренне радовались за старого одинокого старика, про которого наконец-то вспомнили родственники. Женщина быстро продала его квартиру, и больше ни ее, ни соседа никто никогда не видел. Квартира пока пустует, я отворачиваюсь в сторону, когда прохожу мимо.
Тех троих я стараюсь не вспоминать, и мне ничуть их не жаль. Думаю, что у меня все-таки испортился характер, и я стала злой, но жалости к ним у меня нет. Может быть, я не права, но, вспоминая эту историю, жалею в первую очередь себя, любимую. Едва уцелела во всей этой заварухе, куда встряла исключительно по глупости, из любопытства, и из-за склонности к красивым парням. Нет, это все-таки характер портится.
Влада я, скорее всего, больше не увижу. Наверное, это к лучшему. Я его тоже почти не вспоминаю. Хорошо, что я в него не влюбилась. Тогда почему так тоскливо на душе? Надо будет позвонить Никите, извиниться за свое поведение, за то, что не поехала с ним в горы, и помириться. Но почему-то не хочется. Совсем ничего не хочется, даже премию, отпускные и зарплату. Даже денег и на море. Хочется сидеть на подоконнике, смотреть в окно, ничего не видя, и думать, что хоть пока и не везет, но повезет обязательно. Или уже повезло?
Как-то осенью ко мне примчалась Настя и потащила на выставку. Я даже не спросила, что за выставка, мне было не сильно интересно. Елена ждала нас в метро. Она сказала, что не рассчитывала, что сестре удастся вытащить меня из дома. Подруги вели себя таинственно и подозрительно, но мне было все равно.
— Ты все еще будешь нам рассказывать сказки об исчезнувшей гробнице? — спросила Елена, когда мы вышли из метро на нужной станции в центре города. — О том, что тебя похитили, что за тобой гоняются бандиты и сексуальные маньяки? О том, что ты нашла монографию и должна отрыть какое-то золото?
— Нет, не буду, — отмахнулась я, об этом до смерти буду молчать.
— И правильно. Потому, что твою гробницу нашли еще в тысяча девятьсот сорок втором году!
Елена развернула меня лицом к большой вывеске на стене дома, на которой было написано: «Сокровища из гробницы Серапиты. Тайны забытых находок». Когда я отошла от шока, мы пошли на выставку смотреть сокровища. Мне было не очень интересно, я их недавно видела. Зато Настенька подпрыгивала от возбуждения. Елена периодически бросала на меня нехорошие взгляды.
— Значит, ты искала вот эти самые сокровища? Интересно, зачем? Тоже мне, доктор наук! Не знала, что эта коллекция давным-давно пылится в запасниках музея? Ну ладно, мы с Настей не знали, мы — простые обыватели, но ты — крупный специалист, профессор! — Елена наслаждалась каждым произнесенным словом.
Посетителей на выставке было очень много, она пользовалась популярностью, нам даже пришлось стоять в очереди, чтобы попасть на нее. Все ходили, охали и ахали. Только я одна смотрела на золото без всякого интереса. Настя пробилась к витрине, потом подтащила меня к фотографиям и надписям.
— Смотри, Миля, тут написано, что гробница была найдена в Великую Отечественную войну летом сорок второго года, во время боя партизанского отряда с фашистами у станицы Вольготной, — читала вслух Настенька. — Несмотря на то, что отряд погиб, сокровища удалось спасти и передать в музей, но из-за войны про них забыли, и они много лет пролежали в заколоченных ящиках в запасниках музея. Командиру партизанского отряда Алексею Григорьевичу Никольскому посмертно было присвоено звание Герой Советского Союза. После реставрации сокровища могут увидеть все желающие. Выставка продлится до декабря, а затем займет свое почетное место в музее. Мне вон тот золотой браслетик нравится. Ленка, почему мне никто не хочет подарить на Новый год браслетик?!
Елена прикинулась глухой, как всегда, когда речь заходила о дорогих подарках для Настеньки, вроде этого золотого браслета. Мне она почти не верила, чувствовала, что тут дело не чисто, тем более я летом попросила ее прикрыть меня, если что, и сказать, что я была у нее на даче, но ничего не знать ей было и проще и спокойнее. Я ее не винила, не за что. Я и сама пообещала Владу, что никогда никому ничего не расскажу, и собиралась сдержать обещание.
— Миля, все забыли про ящики в музее, поэтому ты говорила, что их найти не могут?
— Да, Настенька, беда с этими музейными каталогами, никто их не умеет правильно составлять, вот и получается путаница, — не стала возражать я.
— Зато теперь все хорошо?
— Замечательно! — почти не покривив душой, ответила я ей.
— Это я увидела сегодня утром в газете статью про выставку, а Елена сказала, что надо тебя сводить, чтобы в голове мозги сдвинулись на место, а то на себя стала не похожа, — поведала непосредственная девочка.
— Настя, помолчи! — зашипела Елена.
— Она сказала, что у тебя осенняя депрессия неудачно наложилась на возрастной кризис…
— Настя, прибью! — зарычала подруга.
