– Она отказалась от повторной операции?
– Ну… не сразу. Знаете, каково матери терять единственного ребенка… мы с ней беседовали несколько раз. Это очень тяжелая операция, и никаких гарантий. Был консилиум. Поверьте, если бы была хоть малейшая надежда… Честное слово! – Доктор Горбань приложил руки к груди, глядя на Шибаева. В глазах его стояли слезы. – Что вы хотите от меня? – вдруг закричал он. – Что? Я не понимаю!
– Скажите, доктор, а если бы это был ваш ребенок, вы бы смирились или рискнули?
Шибаев чувствовал, что вопрос получился какой-то выморочный, ненужный. При чем тут это? Он кто – проповедник? Или судья? Он пришел сюда за информацией, а информация – та же математика. Факты. Он пришел за фактами. Он чувствовал, что Горбань врет, но врет как-то по-мелкому, не договаривает… Чего?
– Вы не имеете права так ставить вопрос. Вы же не врач, вы не понимаете.
Шибаев вдруг вспомнил Арика, который не подал бы доктору Горбаню руки, и выстрелил наугад:
– А если бы спонсор дал деньги на повторную операцию, вы бы взялись ее делать?
– Нельзя так упрощать вопрос, – сказал Горбань устало. – Откуда я знаю, что было бы, если бы… История не знает сослагательного наклонения. Вы представляете себе, сколько это стоит? Я действительно считал и сейчас считаю, что… Вы понимаете, что значит целесообразность?
– Доктор, «да» или «нет»?
– Адвокат спонсора действительно информировал меня, что поскольку повторная операция, скорее всего, нецелесообразна, то его клиент не будет ее оплачивать. А потом принес письмо от матери. Послушайте, – снова закричал он, – вы думаете, мы тут все бездушные и бесчеловечные люди, только за деньги… Как вы не понимаете, все имеет цену, это не я придумал! За все надо платить! Так устроен мир! Если бы мать не отказалась, можно было бы обратиться в благотворительные организации, найти деньги, не сразу, конечно… Но она же сама отказалась! Сама! Мне не в чем себя упрекнуть! Слышите, не в чем!
* * *
– Сука рваная, – сказал Грег. – Гуманист гребаный! Нет денег – подыхай. Ты его… – Он замялся.
– Нет, – ответил Шибаев. – Он жив. Я оставил его наедине с совестью.
Грег хмыкнул. Они сидели в его машине. Шибаев позвонил ему после посещения медицинского центра «Орион» и попросил отвезти к Горбаню для беседы. И захватить диктофон. Грег, как подозревал Шибаев, был в гостях, но откликнулся с готовностью. Он уже три раза прослушал откровения доктора о том, что за все нужно платить.
– Грег, – начал Шибаев, – тут такое дело…
– Я с тобой! – быстро сказал тот.
– Это понятно. Но я не об этом. Понимаешь, твоя машина… Одним словом, ее больше нет.
– Как нет? – удивился Грег. – А где она?
– Сгорела. Взорвалась. Внутрь положили взрывное устройство, замкнули на дверь и… Все примитивно, но надежно. Работает. И у нас, и у вас.
– Так это была моя машина? – Грег вытаращил глаза. – Показывали в новостях. В Чайнатауне.
– Деньги за нее я верну. Скажешь сколько. И еще… если тебя будут спрашивать, скажи, что машина в угоне.
– Не спросят, – ответил Грег. – Хозяин умер. А как же… – Он осекся. – Подожди, там же погиб человек! Передали, хозяин машины.
– Я не знаю, кто это был. Скорее всего, он пытался ее угнать. Не повезло… – Шибаев закрыл глаза, чувствуя, как накатывает тошнота.
– У нас тут тоже… пожар, – сказал Грег. – Полиции полно, пожарных…
Он покосился на Шибаева, открыл было рот, собираясь спросить о чем-то, но так и не решился. Еще раз взял в руки маленький блестящий диктофон, перемотал пленку, щелкнул кнопкой. «Адвокат спонсора действительно информировал меня, что раз повторная операция, скорее всего, нецелесообразна, то его клиент не будет ее оплачивать…» – сказал Горбань бархатным «докторским» голосом.
«Сволочь, – думал угрюмо Грег. – Не захотел возиться, не захотел разборок с социальной службой. Было б желание. И спонсор хорош…» И представилась Грегу маленькая девочка, вроде Триши, за которую он отдал бы, не задумываясь, жизнь… умирающая девочка, а здоровые мужики – жрущие, пьющие, трахающие баб – решают, целесообразно или нет. Грег почувствовал жжение в глазах и с удивлением понял, что плачет.
Шибаев открыл глаза и не сразу осознал, что сидит в машине, а рядом Грег. Кажется, он уснул. Он вдруг понял, что миссия его закончена. Почти. Близка к завершению. Правда, цена оказалось большей, чем он ожидал. Простая, казалось бы, задача – отыскать человека в эпоху информационного бума. Ан нет. Он был вымотан до предела, боль, утихшая от лекарства, вернулась и стала сильнее. Он не мог собрать мысли, чувствуя нутром, жилами, кровью, что пора сваливать. Немедленно. Уж очень он наследил. Мелькнула мысль позвонить своему старому дружку, попросить о помощи. Мелькнула и сразу же исчезла. Не будет Джон Пайвен ему помогать. Шибаев теперь вне закона. Волк, обложенный флажками. «Немедленно, – подумал он. – Сегодня, самое позднее завтра. Но лучше все-таки сегодня. Есть, кажется, вечерний рейс. И надежда на чудо…»
– Поехали, – сказал он Грегу, взглянув на часы. Половина пятого. Он проспал пятнадцать минут.
– Куда? – спросил тот.
– К Ирине.
– Подожди, Саша, – Грег смотрел на него с сомнением. – Ты что, хочешь отдать ей эту запись?
– Да. В обмен на адрес.
– Саша, но это… это жестоко! Если она узнает, что девочку можно было спасти или хотя бы попытаться… Ты представляешь, что с ней будет?
– Грег, я решаю свою задачу, понимаешь? Свою, – сказал Шибаев. Голос его звучал жестко. Ему хотелось закричать, шарахнуть разбитыми кулаками по приборной доске от досады, что приходится терять время на уговоры. Сейчас каждая минута на счету, у него земля горит под ногами. – Простенькую задачку для первого класса… – говорил он раздельно, стискивая зубы от боли и раздражения. – Я не знаю, почему она не решается. Почему все идет не так с самого начала. Это мой козырь! – Он потряс перед носом Грега папкой. – Понимаешь? Это как в картах – есть выигравший, есть дурак.
– Я не могу, Саша, – сказал Грег, не глядя на него. – Неужели ты не понимаешь? Ты же убьешь ее! У Горбаня свои задачи, у Праха свои, у тебя свои. А жизнь человека?
– Ты больше не хочешь играть в разведчиков? – не удержался Шибаев, прекрасно понимая, что говорит не то.
– Не хочу, – ответил Грег угрюмо. – Грязная игра.
– Тебе жалко Ирину, я понимаю, – Шибаев сделал новую попытку убедить Грега. – Мне тоже ее жалко, хотя она меня и подставила. Жалко… Но, поверь мне, Грег, насмотрелся я таких Ирин за свою жизнь. Такие, как она, никогда ничего не забывают. Для нее ничего не кончилось. И не кончится. Ее ребенок умирает каждый день и каждую ночь, ты это понимаешь? Она рано или поздно попадет в психушку. Или полезет в петлю. Та дрянь, которой она меня напоила, как по-твоему, зачем она ей? Ирина агрессивна, асоциальна, одинока. Добавь алкоголь и наркотики. То, что она узна́ет правду, придаст смысл ее жизни. Вот это, – он снова потряс папкой, – придаст смысл ее существованию.
– Не понял, – сказал Грег. – Что ты… о чем ты? Какой смысл?
– Даст ей возможность отомстить и… поставить, наконец, точку. Сейчас она обвиняет в смерти своего ребенка судьбу, рок, природу… не знаю… Бога! А я предложу ей сквитаться с конкретным виновником. Понимаешь? Отдать его мне.
– Ты действительно так считаешь? – Грег с сомнением всматривался в лицо Шибаева. – Какое-то иезуитство… Шоковая терапия какая-то. И ты думаешь, она сдаст тебе Праха?
– Думаю, сдаст. Или я не разбираюсь в людях. Ее кинули, ее ребенка тоже кинули. Во всяком случае, это шанс.
Грег задумчиво смотрел на Шибаева. Потом сказал:
– Саша, согласен, доктор Горбань не гуманист и вообще сука, но я не вижу тут состава преступления. Одни эмоции. Америка страна сутяг, но даже для Америки этого маловато. В чем каждого из них можно обвинить? Самое большее, выразить моральное порицание. У каждого прикрыт зад. Доктор высказал свое мнение, Ирина написала отказ, не желая мучить ребенка, Прах отказался платить, узнав, что операция бесполезна. Где криминал? Ты, Саша, идеалист.
– А ты не допускаешь мысли, что Прах сначала отказался платить, а после этого доктор Горбань отказался оперировать. У меня создалось именно такое впечатление. Сто пятьдесят тысяч баксов деньги немалые. А насчет моего идеализма… Персона Ирина тоже идеалистка. И цельная натура. Эмоции часто перевешивают доводы рассудка, сам знаешь. Я почему-то уверен: она не знает, что Прах отказался оплатить операцию. Она гибнет, понимаешь? Это шанс не только для меня, но и для нее. Разобраться и поставить наконец точку. Сквитаться за кидалово.
– Пепел Клааса стучит в мое сердце, – произнес печально Грег. – Это называется провокация. Ты жестокий человек, Саша. Я никогда не верил, что цель оправдывает средства.
– Есть другие идеи? – резко спросил теряющий терпение Шибаев. – Я пойду один.
