— Вы расшифровали текст, изъятый у этого Пете?
— Пока еще нет, — сказал Кара. — Но это вопрос времени.
— А по-моему, его шифровка — набор случайных цифр, чтобы ввести вас в заблуждение.
— Почему ты так думаешь? — с интересом спросил полковник.
— Я попытался представить себе ход мысли моего дяди, — сказал Кальман. — А поскольку я знаю его лучше, чем вы, мне кажется, я разгадал его замысел. Шалго, по сведениям, полученным от французского агента, продался англичанам.
— Точно.
— Но из донесения, если я правильно расшифровал текст, явствует, что Шалго не знает имени инженера, согласившегося на сотрудничество с иностранной разведкой. Теперь слушай меня внимательно, потому что в этом — существо вопроса. Вполне вероятно, что эти важные сведения майор Рельнат не сообщил даже своему курьеру, хотя, впрочем, ты знаешь это лучше меня.
— Правильно, не сообщил!
— Откровенно говоря, это и так ясно. Имя агента — в шифровке. Если агент даже провалится, он не сможет выдать самого главного… — Кальман немного задумался, прошелся по кабинету. — Все, есть! — воскликнул он вдруг. — Вот, представь себе: я — Игнац Шавош, и вдруг ко мне заявляется Шалго, который известен мне как французский агент. Я встречаю его с опаской: предателей никто не любит. Шалго сообщает мне, что майор Рельнат собирается перебросить через границу курьера X. У этого курьера находится шифровка, которую он должен передать агенту по кличке «Доктор». Что делаю я в этой ситуации?
— Ну, что же ты делаешь?
— Я задерживаю этого курьера. Разгадываю шифр, перевербовываю агента и — теперь слушай особенно внимательно — перебрасываю его через границу с фальшивым заданием, ложными инструкциями и бессмысленным текстом на микропленке.
— Но зачем? — удивился Кара.
— Затем, что я не позволю, чтобы ценный материал угодил в руки моих соперников. Предполагаю, что Шалго и его подручные надеются заполучить этот материал с моей, Шавоша, помощью. Где же гарантия, что Пете отдаст чертежи именно мне?
— Очень смелое предположение! — заметил Кара. — Но в нем есть своя логика.
— Даю голову на отсечение, что из шифровки вы так и не узнаете фамилию инженера, согласившегося продать материал. Я не хочу сказать, что в этом сообщении нет никакого имени, но если оно и есть, то только для того, чтобы направить вас по ложному пути.
— Это понятно, — сказал Кара, облокотись на стол. — Ты думаешь, что англичане, зная имя инженера, теперь пошлют своего собственного агента добывать документацию?
— Или уже послали.
— Интересно. Может, ты и прав, — согласился Кара. — Тогда получается, что мы стоим на берегу широкой реки и у нас нет лодки. Выходит, все нужно начинать сначала?
— Да, конечно, — подтвердил Кальман, — но теперь вам гораздо легче, потому что вы уже знаете, на что идет игра.
Кальман рассуждал правильно: Кара и его сотрудники зашли в тупик. Правда, Даницкого они разоблачили. Поймали они и Пете. Но все это было весьма и весьма слабым утешением. Необходимо было воспрепятствовать вывозу на Запад документации ВН—00—7. А это было делом нелегким.
Группа Кары приступила к секретной проверке всех работавших в лаборатории, и это было, пожалуй, самым трудным и хлопотливым делом.
Кальман, понятно, ничего не знал, он был поглощен своими заботами. Прежде всего он перебрал в памяти все свое прошлое. Валялся на тахте и глядел в потолок. Он старался припомнить все, до самой незначительной мелочи. И Кальман ругал себя сейчас, что не расспросил об этом Шалго: старший инспектор наверняка мог бы сообщить ему кое-какие интересные сведения. Стоило Кальману смежить веки, как перед ним вставал хромой здоровяк. Человек этот сказал ему тогда, что его зовут Фекете и что он слесарь.
Неожиданно Кальмана охватило волнение: ему припомнилась одна фраза, которую Фекете обронил, когда мимо их камеры проводили Шалго: «Хорошо, что только один день довелось мне пробыть с ним вместе, — невыносимый тип».
Кальман вскочил и, возбужденный, принялся бегать по комнате. Когда пришла Юдит, он, все еще взволнованный, привлек ее к себе, поцеловал и тут же сбивчиво, торопясь, рассказал о своем открытии.
— Так почему же ты не спросил Шалго, кто был тот человек? — удивилась девушка.
— Я должен его найти! — воскликнул Кальман и посмотрел на Юдит.
— Но как? Ведь в Венгрии каждый пятый носит фамилию Фекете.
— Но не у каждого шрам на верхней губе и не каждый Фекете хромает на левую ногу.
— А что, если он только прикидывался хромым?
— Тогда у меня еще больше причин разыскивать его: уже одно это доказывает, что он был провокатором!
Юдит сидела подавленная, бессильно уронив руки на колени.
— Ну что ж, попробуем разыскать его. — Она печально посмотрела на Кальмана. — Хотя Домбаи и его людям сделать это было бы куда легче.
— Ты уже отчаялась?
— Я не отчаялась, но и твоего недоверия к Шандору не понимаю.
— Потому что ты не слышала той магнитофонной записи, — возразил Кальман. Он обеспокоенно посмотрел на девушку. — Получается, будто Виолу предал я! Из-за меня он погиб. Так что невиновность свою я смогу доказать только одним способом — если найду этого самого хромого Фекете.
Работы профессора Калди в течение многих лет регулярно публиковались и в странах Запада. Год назад лондонское издательство «Пегас» заключило со старым профессором договор на издание английского перевода его «Избранных сочинений по эстетике». Профессор согласился подписать договор при условии, что корректуру пришлют ему в Будапешт. Издательство приняло условие старого ученого. Но вот несколько недель назад Калди получил приглашение поехать — разумеется, за счет издательства — в Лондон и там прочесть верстку и подписать книгу в печать. Вначале идея поездки понравилась профессору. Однако Кальман не посоветовал ему ехать, и Калди отказался от предложения издателя и настоял на выполнении условий договора. А четыре дня назад из Лондона приехал главный редактор издательства, мистер Томас Шаломон, высокий полнеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Гость остановился в «Грандотеле» на острове Маргит. В тот же вечер он дал в честь старого ученого ужин. На ужине присутствовала и Юдит. Это был приятный вечер. К удивлению Юдит, Шаломон хорошо и глубоко знал венгерскую литературу.
А в это время полковник Кара беседовал в своем кабинете с подполковником Тимаром. Тимар рассказал Каре, что ему как следователю удалось до сих пор выявить. Кара, правда, не был его начальником, но Тимару просто хотелось знать его мнение о деле Виолы, поскольку в свое время Кара и сам являлся членом этой подпольной группы.
— Видите ли, товарищ подполковник, — объяснял ему Кара, — Марианна Калди обязательно должна была знать подпольную кличку Татара, пароль и запасную явку.
— Тогда, значит, и доктор Агаи знает их, товарищ полковник.
— Но почему же? Марианне Калди положено было знать все это потому, что она была связной Татара. Ведь она, возвратившись из какой-нибудь очередной поездки, могла не застать Татара на старой квартире; Татару приходилось в то время часто менять адреса. А ведь связь не должна была прерваться. Когда был схвачен Татар? Вам удалось установить точную дату?
— Показания сильно расходятся. Но можно совершенно точно сказать, что это произошло между двадцатым апреля и десятым мая, — ответил Тимар, перелистав документы.
— Первого мая Татар уже был в застенке, — вставил Кара. — Я должен был встретиться с ним первого числа, но он не вышел на встречу. Итак, Калди не могла быть предательницей, потому что она погибла между двадцать пятым и тридцатым марта. Если бы Татара выдала она, Шликкен не стал бы тянуть с его арестом до конца апреля.
— Это верно, товарищ полковник, — согласился Тимар. — Но факт остается фактом, что ни один из членов мишкольцевской ячейки не знал Татара не только в лицо, но даже никогда не слышал его настоящей фамилии. Я допросил всех, кто остался в живых. Бушу, сапожника, знал один только Клич, покончивший жизнь самоубийством. Сам Буша погиб в начале апреля, а вот знал ли он запасные явки Татара — это вопрос.
— Маловероятно, — заметил Кара. — Теперь я понимаю, почему вы подозреваете Борши. Вы думаете, что Марианна, когда ее посадили в одну камеру с Кальманом, назвала ему и пароль и содержание сообщения, которое она должна была передать Татару?
Тимар кивнул.
— Товарищ полковник, взгляните вот на эту схему. — Тимар расстелил на столе лист ватмана и принялся объяснять значение различных нанесенных на нем линий и кружков.
— Это Татар, — показал он на красный кружок. — А вот ваша группа, товарищ полковник; синий кружок — это ячейка города Мишкольца. Вот здесь уйпештские ячейки, здесь звено Буши, тут вот связная Марианна Калди. — Он на мгновение задумался. — Давайте посмотрим, где произошел провал. Вечером семнадцатого были схвачены подпольщики в Мишкольце. Нам известно, что их выдал один инженер, по кличке «Ворчун». К сожалению, ему удалось сбежать на Запад. Понятно также, как и почему провалился Буша. Поскольку, однако, из его звена больше не был арестован ни один человек, можно сделать вывод, что Буша никого не выдал. На следующий день схватили Белочку, то есть Марианну Калди. Кто выдал ее — нам неизвестно. Из мишкольцевской ячейки ее никто не знал. О том, что Марианна Калди и Белочка — одно и то же лицо, известно было только Буше, Татару и доктору Агаи.
