Все участники торгов в тот вторник, который уже успели окрестить «черным», были лишь марионетками в чьих-то умелых руках. Но кто же дергал за ниточки?
Татьяна Бурмеева догадывалась, Турецкий был в этом практически уверен. Нужно обязательно ее увидеть.
Превозмогая слабость, Турецкий сполз с кровати. Голова кружилась – возможно, еще действовало успокаивающее, которое ему кололи. «Больше у них этот номер не пройдет, – со злобой подумал Турецкий. Он сделал несколько шагов вперед. – Взять себя в руки», – приказал самому себе. Он вышел в коридор с твердым намерением поговорить с Татьяной, и ни медсестра, ни главврач, ни сам министр здравоохранения не смогут ему помешать.
Турецкий твердо помнил, как Татьяна сказала, что лежит этажом ниже, значит, где-то тут совсем рядом. Он быстро нашел лестницу и спустился на этаж. Заглянул в одну палату – там двое мужчин играли в шашки. Следующая палата – опять не то… Турецкий шел по коридору, продолжая заглядывать во все двери.
– Больной, вернитесь в палату, сейчас обход, – строго сказала проходившая сестра. – И вообще, что-то я вас не видела. Вы из хирургии?
– Да, – ответил Турецкий и удивился тому что он несколько смутился.
– Немедленно отправляйтесь к себе на этаж, – раздался надменно-приказной голос.
Турецкий взорвался.
– Я что, в тюрьме? – грозно спросил он. – Мне еще не запретили свободу передвижения. И прекратите говорить со мной таким тоном.
В ответ медсестра только быстро-быстро заморгала накрашенными ресницами, и Турецкий понял, что она сейчас расплачется. Воинственность тут же слетела с него, и он спросил уже миролюбиво:
– Ну что же вы, такая милая, хорошенькая девушка, а корчите из себя какого-то солдафона. Мне и на службе такие надоели. Так то мужчины. Простите.
Медсестра шмыгнула носом:
– Ладно уж. Но все равно вам лучше вернуться к себе в палату, а то ведь и мне достанется, если вы будете ходить тут и в палаты заглядывать.
– Я ищу свою знакомую, – сказал Турецкий, – здесь где-то должна лежать женщина… девушка. Молодая и очень красивая. Таня Бурмеева.
– Это, наверно, в пятнадцатой, – пробормотала сестра, продолжая обиженно шмыгать носом. – Погодите, я посмотрю.
Они вместе прошли к столу дежурной по отделению.
– Ну вот, – сказала сестра, – как вы говорите? Бурмеева? Пятнадцатая палата. Только она сегодня выписана. Наверняка уже ушла. Выписка происходит до обеда. Куда вы?
Но Турецкий, не дослушав ее, поспешил к пятнадцатой палате. Здоровой рукой он распахнул дверь. Кастелянша, полная женщина в белом халате, перестилала постель. Палата была пуста.
Турецкий дико огляделся.
– Где она? – крикнул он. – Тут была женщина?
– Так выписалась, – удивленно ответила кастелянша.
Турецкий, невзирая на боль в плече, бросился вон из палаты.
– Господи, – сказала женщина с неодобрением, – совершенно не умеют себя вести. Это все-таки больница.
Глава семнадцатая ГДЕ ЖЕ ТЫ?
«Значит, вот почему она пришла. Она знала, что на следующий день выписывается и больше мы не увидимся. Вроде той королевы, которая на следующее утро казнила своих любовников, с которыми провела ночь».
Внезапная выписка Тани нравилась ему все меньше. И накануне она сказала ему: «Все прояснится. Скоро», – а сама исчезла. Разумеется, Турецкому не хотелось верить в то, что она с самого начала вела с ним какую-то хитрую игру. Ведь тогда ВСЕ оказывалось ложью.
Впрочем, это можно было выяснить. Он решительно пошел по коридору к кабинету завотделением.
– Андрей Егорович занят, – пыталась остановить его пожилая медсестра.
– По очень срочному делу, – сказал Турецкий и решительно вошел в кабинет.
Заведующий отделением поднял на него глаза.
– Я прошу мне не мешать, – сухо сказал он, – приемные часы на двери.
– Я хочу знать, почему досрочно выписали Бурмееву. Это очень важно.
– Кого? – удивился завотделением.
– Татьяну Бурмееву. Еще накануне было неизвестно, что ее выпишут. Это произошло сегодня утром. У меня есть подозрение, что сделано это не случайно.
– Помилуйте, молодой человек, – врач, наконец, оторвался от своих бумаг. – Во-первых, я еще раз повторяю, что нельзя вот так врываться к занятому человеку. Во-вторых, с чего вы взяли, что больную Бурмееву выписали внезапно? Сейчас, – он внимательно посмотрел на Турецкого поверх очков, – с моей стороны самым правильным было бы выставить вас вон. Но раз дело столь срочное, как вы говорите, я наведу справки.
Вместе с Турецким он вышел в приемную.
– Андрей Егорович, – поднялась им навстречу пожилая медсестра, – я предупреждала его, но…
– Ничего, ничего, – махнул рукой врач, – этого молодого человека трудно остановить. Посмотрите, пожалуйста, – продолжал он, – что там у нас с Татьяной Бурмеевой? Она была, выписана сегодня утром. Вот молодой человек утверждает, что ее выписали внезапно, то ли выгнали, то ли выкрали, я так и не понял.
– Бурмеева? – повторила медсестра и открыла журнал. – Так, проходила лечение по поводу сотрясения мозга. Поступила четвертого октября, выписана сегодня по заключению лечащего врача. По-моему, все нормально.
– Ну-с, молодой человек, видите? Выписалась ваша прекрасная Татьяна на двенадцатый день. Совершенно нормально при легком сотрясении мозга. Больше держать ее незачем. Конечно, рецидивы могут проявляться достаточно продолжительное время, но в целом прогноз благоприятный.
– А кто был ее лечащим врачом? – спросил Турецкий.
– Варварин Петр Николаевич, – сухо ответила сестра, поджав губы. – Но у него сейчас обход. Так что прошу вас подойти к нему позже.
Турецкий, ничего больше не говоря, бросился вон из кабинета и помчался по коридору, заглядывая во все палаты подряд. Оттуда на него смотрели удивленные больные, не ожидавшие такого вторжения. Но Турецкий не обращал ни на кого внимания. Он дернул следующую дверь и увидел в палате врача в сопровождении двух сестер. Это был, видимо, сам Варварин.
– Петр Николаевич! – с порога окликнул Турецкий.
Врач, склонившийся над пациентом, удивленно поднял голову.
– Почему выписалась Бурмеева?
– Подождите за дверью, – коротко ответил врач.
Турецкий закрыл дверь и, скрестив руки на груди, прислонился затылком к холодной крашеной стене. В голове стучало. Он и не думал, что будет так волноваться из-за Татьяны. Неужели втрескался в нее по-настоящему? А Ирина? Но сейчас дело было уже не в этом. Татьяна пропала, причем произошло это сразу после того, как она обещала что-то рассказать. Это ведь могли слышать. Конечно, в тот момент и он, и она были уверены, что в коридоре никого нет, но ведь они не знали этого наверняка. А то, что потом там никого не оказалось, совершенно ничего не доказывает. Услышав, что Таня собирается уходить, тому, кто стоял у двери, было достаточно сделать несколько шагов и оказаться в густой тени у следующей двери, завернуть за угол, скрыться в туалете. Нельзя было снимать у нее охрану!
И вот на следующее же утро Таня исчезает. У Турецкого не было сомнений – это было, безусловно, связано с ее словами: «Все прояснится. Скоро».
Кто-то слышал, кто-то понял, что она может проговориться, сказать все, что знает, и тогда потянется ниточка к убийцам Бурмеева, а может быть, и к другим заказным убийствам банкиров. И вот ее убрали, по крайней мере сделали так, что она ничего не смогла сказать. Турецкий похолодел, явилась непрошеная мысль: «А ведь ее, возможно, уже нет в живых».
Наконец обход был закончен. Доктор Варварин вышел из палаты. Турецкий уже взял себя в руки. Служебное удостоверение было в кармане больничного халата.
Он молча протянул его доктору, потом сказал:
– Обстоятельства, при которых Бурмеева оказалась в больнице, вам, вероятно, в общих чертах известны. Я веду это дело, и сейчас меня интересуют обстоятельства, при которых она покинула больницу.
– Пройдемте ко мне в кабинет.
– Итак, что конкретно вас интересует? – спросил доктор Варварин.
– Я хочу знать, – сказал Турецкий, – как случилось, что Татьяну Бурмееву сегодня выписали?
– То есть что вы имеете в виду? – поднял брови врач. – Она была выписана, потому что лечение закончено, – ответил он. – Теперь все, что ей нужно, – это покой, возможно, снотворное на ночь, седуксивные средства. В госпитализации она больше не нуждается.
– Но она узнала об этом только сегодня. – Турецкий не спрашивал, а говорил утвердительно.
– Почему вы так решили? – пожал плечами Варварин. – Я ей еще три дня назад сказал, что, когда у нее окончательно восстановится сон, мы ее выпишем. И она прекрасно знала о предстоящей выписке.
