– ничто.
Кира неожиданно резко встала из-за стола.
– И где это Нюта запропастилась? – В ее голосе звучали досада и даже злость. – Совсем распустились горничные. Вернется Вадик, обязательно скажу ему, что нужно принять меры. – Она глянула на Валю, сидевшую с гордо поднятой головой и пылающим лицом, и проговорила чуть мягче: – Я рада, Валюша, что ты наконец сделала правильные выводы из того, что происходит. Думаю, когда Вадим приедет, вам обязательно нужно объясниться.
Дверь гостиной распахнулась, и появилась Нюта с подносом, на котором красовались три чашки, чайник, сахарница и вазочка с шоколадными конфетами всевозможных сортов.
– Такое впечатление, будто ты готовила званый обед по меньшей мере из пяти блюд, – недовольно заметила Кира, садясь на свое место.
Девушка виновато опустила глаза.
– Простите, ради бога. У Наташи зуб разболелся, делала ей полоскание.
– Пусть к врачу сходит, нечего заниматься самолечением. Ладно, ставь поднос и свободна.
Валя снова, в который раз, восхитилась Кириной манерой разговаривать с прислугой – будто та была от рождения царственных кровей и всю жизнь только и делала, что командовала и распоряжалась, а не скромно трудилась в средней школе. «Мне бы такой характер», – вздохнула она про себя. Горничная послушно поставила поднос на стол и бесшумно вышла.
– Кто какой чай любит? – совсем другим, светским тоном полюбопытствовала Кира. – Кому покрепче, кому послабей?
– Мне послабей, – отозвалась Валя, – еще Антошку кормить.
– А мне, наоборот, покрепче, – попросил Тенгиз.
Он странным образом успокоился, будто выполнил поставленную перед собой задачу и, хоть и не добился результата, все равно почувствовал облегчение. В его глазах больше не было гнева и злости, выражение лица стало бесстрастным и отрешенным.
Кира разлила по чашкам заварку. Потом поискала глазами на столе и досадливо всплеснула руками.
– А молоко-то! Эта дурында забыла подать молочник! Валюша, тебе обязательно нужно добавить в чай молоко, для лактации.
Валя и сама мечтала именно о чае с молоком. Кормление отнимало у ее организма большое количество энергии, восполнить которую могли лишь молочные продукты.
– Я схожу принесу. – Она встала из-за стола, радуясь, что хоть на несколько минут избавится от необходимости находиться рядом с Тенгизом.
– Сходи, дорогая, сходи. Уж прости, что приходится тебя тревожить.
– О чем ты? – Валя улыбнулась Кире и легкой походкой вышла из гостиной.
Она дошла до кухни, залезла в холодильник, достала оттуда нераспечатанный пакет. Вскрыла его, налила немного молока в фарфоровый кувшинчик и вернулась к столу.
Тенгиз и Кира сидели молча, погруженные в свои мысли. Чашка Тенгиза уже была пуста. Валя разбавила свой чай молоком и положила туда три ложки сахара.
– Пожалуй, я поеду, – не совсем уверенно произнес Тенгиз, глядя в пол. – Раз все так плохо…
– Для вас, – с улыбкой уточнила Кира. – Для Валечки совсем даже не плохо, а, наоборот, очень хорошо.
– Да, согласен. – Он скользнул беглым взглядом по ее лицу и тут же снова отвел глаза.
– Может быть, еще чаю? – вежливо, но равнодушно поинтересовалась Кира.
– Нет, спасибо. – Тенгиз решительно поднялся и пошел к дверям.
– Счастливо доехать по такому ливню, – бросила ему в спину Кира.
– Постараюсь. – Он исчез в коридоре.
Кира с облегчением выдохнула и размашисто перекрестилась.
– Слава тебе, Пресвятая Дева Мария! Ну и козел!
– Конечно, козел, – подтвердила Валя, с удовольствием глотая сладкий и теплый чай. – Ты еще зачем-то защищала его.
– Я не защищала, глупышка. Просто не хотела, чтобы дошло до рукоприкладства. Кавказцы – народ горячий, у них от любви до ненависти один шаг. В доме одни женщины, что бы мы стали делать, если бы твой Тенгиз надумал поучить тебя уму-разуму с помощью кулаков?
– Ты, как всегда, права, – улыбнулась Валя. – Тебя, наверное, ученики обожали. Все всегда знаешь.
– Если бы! – Кира грустно усмехнулась. – Школа – это отдельный разговор, лучше сейчас его не начинать.
– А Антошка-то где? – спохватилась Валя. – Ты оставила его в манеже?
– Твой Антошка давно спит сном праведника. Я попросила Наталью покараулить его, хотя, думаю, он проснется лишь к утру.
– Но ведь еще целое кормление.
– Брось, – отмахнулась Кира. – Парню уже девять месяцев, он вполне может обойтись без этого.
– Нет, я все-таки покормлю его, – возразила Валя и неожиданно почувствовала, как у нее слипаются глаза.
Сказывалась давешняя бессонница и колоссальное нервное напряжение, которое она только что испытала в присутствии Тенгиза. Ее буквально клонило к столу, не осталось сил даже чай допить.
– Что с тобой? – встревоженно проговорила Кира, глядя на ее поникшие и обмякшие плечи. – Тебе нехорошо?
– Спать хочется. Так бы и вздремнула часок-другой.
– Так вздремни, в чем проблема? – Кира отодвинула от себя чашку. – Пойдем, я отведу тебя наверх.
– Пошли, – согласилась Валя.
Кира почти волоком дотащила ее на второй этаж. В детской стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышным сопением Антошки. Его сонное, ровное дыхание подействовало на Валю еще более расслабляюще. Она с трудом доковыляла до дивана, скинула шаль и свернулась клубком под одеялом.
– Спи, – напутствовала ее Кира.
– Через два часа обязательно разбуди меня. Будет одиннадцать, и я покормлю малыша.
– Разбужу, не волнуйся.
Валя хотела еще что-то сказать, но язык отяжелел настолько, что им невозможно стало пошевелить. Перед глазами поплыли причудливые видения…
…Ей снилась Танька. Она была совершенно здоровая, веселая и босоногая, только остриженная под мальчишку, колючим ежиком. В руках у Таньки был большущий янтарно-желтый банан. Она кусала его острыми, мышиными зубками и пристально смотрела на Валю.
– Тебя выписали из больницы? – спросила та у сестренки.
– А я и не лежала в больнице. – Танька равнодушно пожала плечами и заглотнула зараз половину банана.
– Как не лежала?
– А так. Мамка тебе наврала. Чтоб ты денег побольше слала.
– Ты что такое говоришь, негодяйка! – рассвирепела Валя. – Как тебе не стыдно на мать наговаривать? Вот сейчас как тресну по башке!
– А вот и не треснешь! – с издевкой запела Танька, подскакивая на одной ноге и тряся пустой банановой кожурой. – Не треснешь!
– Почему это? – с подозрением спросила Валя.
– Потому! Обманули дурочку на четыре курочки! Обманули дурочку на четыре курочки!
Валя замахнулась, чтобы дать вредной Таньке тумака, но та ловко увернулась и исчезла.
Валя недоуменно пошарила вокруг себя глазами, но сестра как в воду канула. Вместо нее по грязной, истоптанной тропинке к ней приближался путник, усталый, заросший темной бородой.
«Видать, издалека идет», – мелькнуло в голове.
Путник поднял лицо. Выбившееся из-за облаков скупое солнце осветило его, и она узнала Вадима. От радости у нее перехватило дыханье.
– Ты приехал! – Валя бросилась к нему, повисла на шее, стала целовать: в лоб, в виски, в колючие, небритые щеки.
Вадим молчал, глядя на нее
