— Понимаете, мистер Бартон кое-что мне рассказал.
Мне кажется, это важно, но пойти в полицию он отказывается. Скажите, вы участвуете в расследовании этих дел официально?
— Не совсем. Но скрывать сведения от полиции я не могу.
— Так и знал, что вы это скажете. Я и сам так заявил Бартону. Все происходящее слишком серьезно, слишком опасно, чтобы кто-то мог позволить себе, располагая хоть какими-то сведениями, скрывать их. Но то, о чем пойдет речь, может быть не правильно истолковано ледлингтонскими полицейскими, и именно поэтому я обращаюсь к вам. Чтобы быть до конца честным, я думаю, что именно вы сможете верно донести до мистера Марча мои слова. Я сказал Бартону, как собираюсь поступить, и он хоть и промолчал, но, кажется, остался доволен. Поймите, у этого человека судьба была непростой, и это, конечно, наложило определенный отпечаток на его характер… Он ничего бы мне не сказал, если б не был уверен, что я смогу с пользой распорядиться полученной от него информацией.
— Что же он все-таки вам рассказал, мистер Лей? — спокойно поинтересовалась мисс Силвер.
Прислуга приходила в дом мисс Эклс только по утрам, да и то не каждый день, поэтому на стук мисс Силвер хозяйка сама открыла дверь. У входа горела яркая лампа, и гостье хорошо была заметна перемена, произошедшая с Метти за последние два дня. Лицо ее казалось как будто выцветшим — мисс Силвер даже пришло на ум сравнение с тряпичной куклой, забытой под проливным дождем: где нежный цвет лица, тронутый на скулах легким румянцем, ярко-голубые глаза, пышные блестящие волосы? Перед ней стояла постаревшая, усталая женщина с тусклым, безжизненным взглядом. Темно-синяя юбка и шерстяной жакет сидели на ней слишком свободно.
В голосе мисс Силвер, когда она заговорила, звучало неподдельное участие:
— Вы позволите зайти на пару минут, мисс Эклс? Мисс Рептон просила меня передать вам привет и вот эту корзинку яблок. Яблоки выращены их садовником, Джеймсом Гривсом, если не ошибаюсь. Какой-то редкий сорт, который вы очень любите.
Очень трудно бывает откинуть привычную вежливость и светскость, если они впитались вместе с молоком матери.
Метти не хотела даже открывать постороннему человеку, но, забрав корзину, закрыть дверь перед носом мисс Силвер она не смогла. Гостья последовала за хозяйкой в гостиную с хорошей мебелью, синими шторами и восточным ковром на полу, подарком Роджера Рептона. Белого цвета на ковре не было, только темно-синий и несколько оттенков красного и розового. На таком фоне клочок бумаги был бы, конечно, хорошо заметен.
Мисс Эклс взяла корзину и переложила яблоки в красивую синюю вазу для фруктов. Вернув с дежурной фразой благодарности корзину, она намеренно осталась стоять, но поскольку мисс Силвер уселась, не дожидаясь приглашения, ей оставалось только последовать примеру гостьи.
— Мисс Рептон очень надеется, что вы поймете, как ей хотелось прийти самой, но она еще очень слаба. Доктор Тэйлор настаивает, чтобы она проявляла осторожность и ни в коем случае не утомлялась. Ей нужен покой и только покой, — начала гостья.
— Как жаль, что доктора не знают никаких других лекарств для обретения покоя, — сухо заметила мисс Эклс.
— Такие лекарства существуют, но их мы должны искать сами. Очень помогают дружба и сочувствие, вам не кажется?
Мисс Рептон проверила это на собственном опыте. Она просила передать, как ей хочется увидеть вас и что она была бы счастлива, если бы в это тяжелое время вы могли быть вместе.
Казалось, женщина, к кому была обращена эта тирада, не поняла ни слова. Глаза ее неподвижно смотрели в одну точку. Наконец она перевела взгляд на мисс Силвер, и оказалось, что она все-таки слышала, что сказала пожилая дама.
Ответ ее прозвучал резко:
— Исключено, пока там эта женщина.
— Вы имеете в виду миссис Рептон? Мисс Мегги говорила…
Метти Эклс резко подняла руку, останавливая собеседницу:
— Не представляю, из чего должен быть сделан человек, чтобы терпеть такое, что терпит Мегги. Как она может сидеть за одним столом и спать под одной крышей с убийцей Роджера?! Поскольку вы взяли на себя роль вестника, то передайте ей, пожалуйста, эти слова как ответ от меня! Эта женщина отравила Роджера, а Мегги и Валенти на как ни в чем не бывало живут с ней в одном доме, и полиция ее не арестовала!
Мисс Силвер понимала, каково сейчас Метти Эклс, поэтому тон ее вопроса был очень спокоен и мягок:
— Мисс Эклс, вы действительно верите, что миссис Рептон отравила своего мужа?
В ответ раздался какой-то жуткий, истерический смех, больше похожий на рыдания.
— А все разве не верят в то же самое? А вы сами?
Мисс Силвер понизила тон и произнесла тихо и доверительно:
— В таком случае, вы должны быть уверены, что это она писала анонимки.
Метти Эклс удивленно вскинула голову:
— А какая связь между письмами и убийством?
— Мне кажется, самая прямая. Полковник Рептон был убит потому, что сказал, что знает, кто их писал.
— Нет! Его убили потому, что он собирался развестись с этой женщиной и выкинул ее из завещания.
Голос мисс Силвер стал еще более убедительным.
— Вы ошибаетесь, — убежденно заявила она. — Его отравили, потому что он узнал, кто пишет анонимки, а до того по той же причине расправились с Конни Брук и Дорис Пелл.
Мисс Эклс привыкла, что последнее слово всегда оставалось за ней, потому что находчивости ей было не занимать и вдобавок к острому уму она обладала и не менее острым языком, но сейчас женщина буквально онемела.
Еле слышно она пробормотала:
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
Спокойным, уверенным тоном мисс Силвер объяснила:
— Только особа, писавшая письма, была заинтересована во всех трех смертях. Скажите, вам приходилось видеть эти анонимки?
— Нет, — слишком быстро ответила хозяйка. — А почему вы спрашиваете меня об этом?
— Мне кажется, вы получили такое письмо.
Метти гордо выпрямилась:
— Ни у кого не было причин писать мне что-то подобное, никто не может сказать… никто… — Ее голос дрогнул и прервался. — Как вы смеете задавать мне такие вопросы?
Мисс Силвер невозмутимо продолжала:
— В таком случае, вы не знаете, как выглядели эти письма. Но я могу вам показать — вот этот уголок оторван от одного из них. — И она протянула мисс Эклс маленький клочок дешевой белой бумаги.
Мисс Эклс взяла его и принялась рассматривать. Были видны неровно нацарапанные буквы «Тил» — явно начало от слова «Тиллинг-Грин», и еще чуть размытые очертания бледной кляксы.
— Вы никогда раньше не видели этой бумажки? — спросила мисс Силвер, внимательно наблюдая за хозяйкой дома. — И вам не интересно, где его нашли?
Ей было на что посмотреть. Мисс Силвер пришла сюда, вооруженная только смекалкой и большим опытом в понимании чужих намерений и мыслей, и от этой самой минуты зависело многое. Как поведет себя хозяйка дома? Дама надеялась получить разгадку тайны, занимавшей ее мысли, и, кажется, почти нашла ее.
Реакция мисс Эклс полностью соответствовала ее характеру. На минуту она даже забыла о своем горе — неистребимое любопытство заглушило его, и она воскликнула:
— Боже! Вы что же, сами получили анонимку?
— Нет, я ничего не получала.
— Неужели бедняжка Мегги? Как отвратительно! Кто же это делает?
— Давайте не будем гадать, лучше я расскажу вам одну историю, — сдержанно предложила мисс Силвер. — В тот день, когда Дорис Пелл утонула, она ходила по домам, разнося заказы. В одном доме во время примерки она подобрала обрывок дешевой почтовой бумаги. Она узнала его.
Это был уголок анонимного письма, которое она получила накануне — там оборван был этот самый уголок с тремя первыми буквами названия деревни — «Тил». Кстати, не вернете ли мне обрывочек?
Метти машинально протянула бумажку. Она слегка порозовела, как будто жизненные силы начали к ней возвращаться, и спросила почти прежним энергичным тоном:
— А в каком же доме это случилось?
— Этого я вам сказать не могу.
— Боже мой, но почему? Вы не знаете? Откуда же у вас бумажка? — вопросы так и сыпались на мисс Силвер.
Поняв, что ее любознательность не будет немедленно удовлетворена, Метти стала рассуждать вслух:
— Так, в тот день девушка была у меня и мы подбирали выкройку для рубашек… Бедняжка Дорис! Дайте-ка мне вспомнить, где она тогда еще была? Девушка, во-первых, дважды ходила в поместье — первый раз утром, но Мегги была недовольна блузкой, поэтому, переделав дома ворот, ей ближе к вечеру пришлось еще раз туда отправиться. Как раз на обратном пути она и утонула. Обо все этом говорили на следствии, но сейчас, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что не могла эта девушка покончить с собой. Понимаете, я ведь разговаривала с ней около полудня… Будь у нее на уме что-то такое, неужели бы она никак себя не выдала? Да я бы наверняка обратила внимание на ее состояние!
