Матрена поджала полные губы, вспомнив, как пожалел ей Антон прошлым летом двух карасей. Шел с рыбалки, нес полный садок рыбы, а пару карасей ей пожалел. А Вике потом таранку предлагал из тех карасей, пакет целый. Ну не дурак ли, к такой молодой девке клинья подбивать, а? А то вокруг нее молодых мужиков мало! Да каких! Что тот вот здоровенный, убили которого, красавец какой был. Тот в годах, который бушевал и ругался с этим здоровенным, тоже был ничего. Интересный, солидный. И при деньгах, машина красивая у него. Мальчик этот из милиции тоже, видать, на ее глазищи да локоны позарился. Просто глаз с ее дома не сводил. Да и не он один…
– Ох, господи!!! – ахнула Матрена и за сердце схватилась.
Она вспомнила! Вспомнила, что трепало ей душу невесть с каких пор. Утро раннее сегодняшнее вспомнила. Темно еще было, когда она в туалет встала. Так, чуть засинело на востоке, когда она за углом присела. Больно охота через весь огород к деревянному туалету тащиться. Что она, не в своем дворе, что ли? Вот и примостилась за углом и увидала что-то такое, что потом заспала будто, а теперь вспомнила.
– Ох, господи!
Матрена вскочила, забыв про цветочный чай, который только-только начал пускать густой пряный дух. Вылавливай травку да пей, но некогда, некогда, все потом, потом. Заметалась по дому. Схватила шаль, затем валенки из-за печки, в телогрейке еле рукава нашла и бегом, бегом с крыльца.
Дом Виктории Мальиной, которую Матрена помнила еще ребенком – на глазах ведь ее выросла девчонка, не раз нянчилась с ней, – стоял с занавешенными окнами, хотя солнце уже полосовало по стеклам часа три как.
Не было такого никогда, чтобы Вика ушла из дома да занавески не раздернула. Не ошиблась, стало быть, Матрена. Не показалось ей и не привиделось, пока нужду справляла. Беда какая-то вокруг дома этого прокаженного будто бродила, не желая уходить никуда. Ой, беда, беда.
– Вика! Викуша, ты дома, нет?
Матрена влезла на приступок фундамента, приплюснула нос к кухонному окну. Нет, не видать ничего, занавески мешают. Надо в дом входить. А как?
Матрена обошла дом раза четыре. Все пыталась вспомнить, в каком месте бабка Викина с огорода в летнюю кухню ее запускала. А из летней кухни вход был в коридор напрямую, и не запирался он никогда, щеколдой одной прикрывался.
Может, муж Вики, который поселился здесь после смерти бабки, да ненамного ее пережил, и переделал что-то, только Матрена все равно попробует вход тот отыскать.
И нашла ведь, точно господь ее привел! Нашла, двинула две доски, которые обшивали дом с огорода. Доски отодвинулись, а там ниша. Из ниши дверь застекленная в летнюю кухню, которой уж и не пользовался давно никто. А из кухни уже другая дверь – подобротнее, но тоже без запора, закрытая на щеколду, как еще при покойной бабке Викиной было.
Матрена толкнула ее и вошла в узкий коридор, который вел в широкий, сворачивающий к кухне и лестнице на второй этаж.
– Вика, Викуля, девочка, ты дома?
Тишина стояла такая, что Матрене на миг показалось, что она оглохла. Но вот заскрипели половицы под ногами, и часы где-то вроде тикают. Нет, тихо просто, будто в доме никого.
Но она-то точно знала, что это не так!
…Матрена нашла девушку на втором этаже в ее спальне. Вика спала как будто. Глаза плотно прикрыты. Дышала не часто, но дышала. Спит, нет?
– Вика, девочка, спишь ли?
Матрена присела на край кровати, и матрас тут же виновато охнул под ее весом. Ну, а она что говорила про мебеля эти современные! Разве выдержат они сравнение против ее койки?
– Вика, открой глазки, – снова пристала к ней Матрена, не желающая сдаваться, зря, что ли, сквозь доски перлась, еле грудью протиснулась. – Чего на работу не пошла, а? Ты же всегда на работу ходишь. Ишь, и телефон названивает, а ты не встаешь. Чего так? А, Викуля?
Девушка все так же лежала неподвижно, едва заметно дыша.
– И откуда тебя под утро мужик тот притащил, чего не расскажешь? Почему без курточки была? В сапожках, а без курточки… Бабка бы тебе задала ремнища-то! Так откроешь глаза-то, нет?
И тут противная ее натура любопытная будто под локоток женщину подтолкнула. Матрена возьми да потянись пальцами к векам девушки, возьми и потяни их кверху. А веки словно у мертвой – податливые такие. И глаза будто неживые…
– Эй, да что же это, а?! – всполошилась Матрена и давай похлопывать соседку по щекам ладошками. – Напилась ты, что ли? Так не пахнет перегаром, чего тогда, а?!
Мысль позвонить в больницу и милицию накатила на нее в тот момент, когда она попыталась перевернуть спящую Вику. Она ведь точно будто неживая в ее руках была. И потрусила тогда Матрена, крестясь на ходу, к телефону на первом этаже. За минуту обзвонила всех. И в «Скорую» позвонила, наплетя с три короба, лишь бы приехали побыстрее. И в милицию позвонила, сообщила, что у соседей совершено преступление и она только что израненную молодую девушку обнаружила. Может, и взгреют ее за это, но зато приедут шибче.
Потом снова поднялась в Викину спальню, проверила ее. Та дышала, слава богу, но по-прежнему на ее зов не откликалась. Тогда Матрена бегом кинулась к себе домой, но теперь уже через переднюю дверь. Замок захлопывался, его изнутри легко было открыть. Дверь на всякий случай оставила настежь раскрытой. Вдруг кто успеет при-ехать раньше ее возвращения.
Не успели. Она отыскала в записях своих важных телефон того пригожего паренька из милиции, вернулась к Вике в дом через распахнутую ею же дверь. Замерла у телефона и минуты три дышала тяжело и шумно, пытаясь сердце настроить на прежний ритм. Кое-как удалось, и она набрала оставленный ей Грибовым номер телефона.
Ответил женский голос, нехороший такой, недобрый будто.
– Алло, говорите! – потребовал голос.
– Мне бы этого… Грибова Анатолия Анатольевича, – промямлила Матрена, смутившись строгости и холодности дамы, ответившей ей.
– Его сейчас нет, а что ему передать? – Голос стал еще тверже и холоднее, как сосулька у нее над крыльцом, которую она всякий раз пытается сбить оттуда, а та снова настырно нарастает.
– Ой, а как же нету-то?! – переполошилась Матрена. – Как же теперь без него-то?
– Женщина, говорите толком, что случилось, или я положу трубку, – зло пообещал противный голос.
– Так я зашла к ней, она вроде дышит, а не шевелится совсем. И глаза закатила, когда я ей их открыла, – всхлипнула от отчаяния Матрена, вдруг и правда трубку швырнет гадина эта. – Я бы и не пугалась, если бы под утро ее бугай какой-то на машине большой не привез да на руках в дом не тащил. Такого же никогда не было! Вика, она не такая!..
– Вика? – тут же перебил ее голос со странным шипением. – Вы сказали Вика? Какая Вика? Фамилия у вашей Вики имеется?
– А как же! – оскорбилась за соседку Матрена. – Мальина она. И ваш Грибов велел за ней приглядывать. И сказал, что, если с ней что не так, звонить ему. Вот я и звоню! Потому что все не так!
– Да что же вы раньше-то!!! – зазвенел у Матрены в ушах тонкий голос. – Толчете воду в ступе! Вызвали кого?
– Конечно. И «Скорую» вызвала, и милицию. Сама вот у открытой двери караулю.
– Молодец! Караульте дальше! Мы скоро будем!!! Никуда… Слышите, никуда не уходите, караульте вы нашу дивчину!
«Нашу! – едва не фыркнула Матрена. – Была бы ваша, уберегли бы ее от беды. А так что же получается? Получается, что никому, кроме Матрены да Грибова этого, Викуля и не нужна. Да и Грибов вон где-то скитается, а говорил, что всегда на месте, звони, мол…»
А понаехало-то, понаехало! И милицейских человек десять на трех машинах. И врачей человек пять. Одни все осматривают, в каждый уголок залезли. А другие Викулю оглядели, Матрену похвалили, что вовремя спохватилась, еще бы час и, мол, упустили бы пациента. Уложили Вику на каталку и увезли.
И потом минут десять на Матрену и вовсе никто внимания будто бы не обращал. Она и ускользнула бы к себе потихонечку. Там чай остыл уже давно. Она бы новый заварила с липом и мятой. Достала бы булку, с вечера купленную. Разрезала бы вдоль, намазала маслом, сверху приплюснула сыром, слепила бы обе половинки и съела бы с удовольствием, запивая чаем горячим и душистым. Уже в животе даже урчать начало от всех процедур этих затяжных.
И пошла ведь мелкими шажками к выходу, плотнее кутаясь в телогрейку. Голову в плечи втянула, словно оттого незаметнее стать могла. Только-только до калитки дотрусила, как еще одна машина подлетела. И оттуда выпрыгнул, как черт из табакерки, сам Грибов.
Ох, и пригожий малый, до того пригожий, хоть и милиционер.
Вот выпрыгнул он из передней дверцы и на Матрену сразу пошел.
– Стоять! – приказал он, указательным пальцем целясь в нее, будто из пистолета. – Быстро и по пунктам!
– Чего это?! – опешила Матрена, едва не заскулив от того, что булки с маслом и сыром ей еще часа два не видать.
– Вы нашли Вику? – Грибов выдохнул так, что чуть снег на ее участке не вздыбил.
– Я.
– Почему пошли в ее дом?
