Мать моя реинкарнация! Может, я уже не я? И моя душа переселилась в параллельный мир? Чем черт не шутит?
К счастью, я увидел трафаретную табличку на родном языке: «Бокс-карантин». Значит, я у своих.
— Прошу. — Я был приглашен в этот самый бокс-карантин. — Ждите дальнейших указаний. — И мой сопровождающий буквально растворился в воздухе. С моим, между прочим, личным делом.
— Е-мое! — только и сказал я, осматриваясь. Бокс представлял собой овальное, удобное для бега помещение с комнатой интимного отдыха, душевой, туалетом, спортзалом. Не хватало лишь гостеприимной хозяйки с теплыми пирогами. Елки зеленые! Да брызги шампанского! Чтоб я так всегда жил.
Вместо хозяйки и пирогов появился ещё один малахольный. Тоже из молчунов. На его груди пульсировал синенький сигнал «светлячка». Оставив на столе костюм космического братства, он указал рукой в сторону душевой и удалился. Я не понял, то ли мне мыться в комбинезоне, то ли — в чем мама родила? Я решил не искушать судьбу и отправился под водопад голым, как обмылок в общественной бане.
Пряча лицо в дезинфицированных струях, я размышлял на тему: явь все это или сон? Для сна уж больно горяча вода. И впечатления конкретны. Неужели в нашей запендюханной властью, обобранной ею же, нищей стороне возможна такая здравница? Если это, конечно, здравница. Или это все-таки Центр, о котором ботал неосторожный и увлеченный профессор Гаранян? Какой там, к такой-то матери, Мировой разум с его информационно-энергетическими полями! Если человек сам в состоянии создать искусственный Центр по управлению психологией биологической массы. Зачем нам ждать милости от квелой природы?!
После водных процедур я натянул комбинезон на стерильное тело и наконец почувствовал себя космонавтом. В таких случаях говорят: сбылась мечта идиота. Я, как член ВКС[96] СССР, был готов к полету через тернии. Более того, на моей груди запульсировал солнечно-желтоватый светлячок, утверждающий, вероятно, что все бортовые системы работают нормально.
— Поехали! — крикнул я. Но ничего не происходило. Увы, космодром что-то мудрил с запуском. Я пожал плечами и прилег на диван. Чему быть того не миновать. Хотя, признаюсь, эта общая стерильная обстановка начинала действовать мне на нервы. Возникло доброе желание либо харкнуть в невидимое око (а в том, что меня, как подопытного кролика, исследуют, сомневаться не приходилось), либо высморкаться на пудовую гирю, болтающуюся под ногами.
Я не успел доставить себе радость. Снова появился малахольный малый с синеньким «светлячком» на груди и жестом пригласил следовать за собой.
Я поплелся за ним, хотя желание огреть дубака[97] по стриженому затылку и прижатым ушам было велико. Хрясь — от всей души чтобы. Нельзя.
Мы прошли по безлюдному коридору (люди, ау?) и остановились у люка в человеческий рост. Мой дубак что-то пробурчал в свой микрофончик, и створки люка, подобно створкам мидии, приоткрылись. Мы попали в следующий коридор. Тут было куда оживленнее — нам навстречу попался какой-то махлак в медицинском халате. Увидев нас, он буквально растворился в воздухе. Я чертыхнулся — шарлатан на шарлатане. Иллюзионисты хреновы!
Путешествие наше закончилось у одной из бесконечных дверей. Она открылась — и я, к своему облегчению, увидел вполне земную обстановку какой-то лаборатории, напичканной всевозможной аппаратурой и компьютерами. В ней находилась группка людей. Обыкновенных, как картофель. Старичок разночинец. И два молодых паренька в свитерах и джинсиках, из бывших, должно быть, студентов.
— О, — обрадовался я им. — Живые люди. Братцы, что это за шарашкина контора?
Бывшие студенты переглянулись, точно я им показал гирю, старичок бомбист захихикал, а из-за нагромождения аппаратуры появился мощный лысый циклоп лет пятидесяти; такого завалить практически невозможно; был он в комбинезоне с алым «светлячком», забасил:
— Ждем-с, ждем-с, друже. Как впечатления?
— Тихий уголок, курорт.
— А доцент мне нравится, — хохотнул циклоп. — Я — Петр Петрович Страхов, Служба безопасности. А вот этот господин ученый, — указал на старичка, — Аристарх Фридрихович, замечательный ученый, из кого угодно душу вытащит, и его помощнички Петя и Федя… Прошу любить и жаловать…
— А в чем, собственно, дело? — спросил я. — Какая-то галиматья. Можно объясниться доступным языком, матерным, например, пожалуйста. Притомился я от научных изысков.
— Ну, доцент, ты даешь на гору! — захохотал убийца из Службы безопасности. — Если ты и вправду будешь Смирнов-Сокольский, я первый стану с тобой дружить.
— А кто же я? — снова удивился доцент в моем лице. — Тульский пряник, что ли?
— А черт тебя знает, кто ты есть, — признался циклоп. — Может, ты казачок засланный? Сейчас тебе все кишки вывернем… Фридрихович, готов?
— Я всегда готов, — отрапортовал бодренький старичок, похожий скорее таки на троцкиста-каменевца.
— Э! — предупредил я. — Кишки мои.
— Не бойся, герой, — хмыкнул циклоп. — Это всего-навсего детектор лжи.
— Полиграф, — проблеял старичок.
— Машина — не баба, брехать бесполезно, — предупредил жизнерадостный убийца.
— Молодой человек, прошу, — указал на кресло Аристарх Фридрихович. Не волнуйтесь. Процедура долгая, но не болезненная. Я буду задавать вам вопросы, вы на них отвечаете только «да» или «нет». Без комментариев.
Я опустился в удобное, похожее на зубоврачебное кресло. (Люблю, когда дерут зубы. Другим. Это я шучу. Нервничаю и шучу в очередной раз. Давненько я проходил психологическую подготовку, давненько. Как бы нынешнее трюмление[98] не закончилось потрошением моих рубиновых кишок в оцинкованное ведро. Грустноватое зрелище: кишки в ведре.)
Пока я рассуждал на отвлеченные темы, талантливые на руки Петя и Федя присоединили мое опечаленное тело к полиграфу-паскуде.[99] Что делать: человек и машина — вечная борьба. Достаточно одного удара в детекторно-лживую рыль, чтобы эта металлическая параша забыла, кто её Создатель и сколько лет его супруге. Но нельзя. Нельзя ломать народное достояние. Налогоплательщики меня не поймут.
— Ну-с, у меня все готово, — радостно потирал сухие ручки старичок экзекутор. — А вы, молодой человек?
— Кино, вино и домино, — образно выразился я. — И дерьмо тоже.
— Значит, готовы-с, — пробормотал старичок.
— Давно уже, не тяни кота за яйца, АристррФррридрх, тьфу ты, ну, тебя, дед, и обозвали!
Старичка затрясло, как весеннего кота на крыше при виде кошечки; он человек, конечно, — затопал ногами и заорал:
— Молчать! Поганец!
— Так молчать? Или отвечать? — не понял я.
— Отвечать. И только «да» или «нет», — крякнул троцкист-бухаринец. — И без комментариев.
Я вздохнул. Циклоп Петр Петрович Страхов погрозил мне пальцем-дубинкой. Юноши колдовали над аппаратурой. Я заерзал в кресле.
— Господа, а не правда ли, хорошая погода?
— Вы любите картофель? — рявкнул старичок.
— Обожаю, батя.
— Только «да» или «нет».
— Так мы уже поехали?
— Вы любите мужчин?
— Это в каком смысле? — оскорбился я.
— Петр Петрович, — заныл мой экзекутор.
Циклоп наклонился надо мной и предупредил:
— Хлопчик, это саботаж! Ты меня понял?
— Вопросы-то мудацкие, — сказал я. — Какие вопросы, такие и ответы.
— Ты в чужом монастыре, хлопчик…
— А вы, значит, монахи, посланцы Божьи?
— Угадал, — ощерился циклоп. — Советую не гневить, — и ткнул пальцем вверх. Там был потолок с видеокамерами. — Продолжайте, Аристарх Фридрихович.
И старичок естествоиспытатель продолжил:
— Вы агент ЦРУ?
— Нет. (Так я тебе, старый пень, и сказал бы.)
— Ваше имя Артур?
— Нет. (Имя мерзкое, как Аристарх, ей-ей.)
— Вы любите бананы?
— Нет. (Бананы любят женщины. Они удобны для них.)
— Вы любите собак?
— Да. (Где мой Тузик? Замерз, наверное, бродяжка.)
— Вы гомосексуалист?
— Нет. (Совсем дедуля охренел.)
— Вы агент КГБ?
— Нет. (Если я не агент ЦРУ и КГБ, тогда кто я?)
— В детстве вы болели ангиной?
— Да. (Правда-правда, болел, мама поила меня малиновым чаем.)
— Вы член КПСС?
— Нет. (Упаси Боже!)
— Вы страдаете запорами?
— Нет. (По-моему, мой мучитель страдает этим самым.)
— Вы видели когда-нибудь репродукцию картины «Гибель Помпеи»?
— Да. (При чем тут «Гибель Помпеи»? Кажется, я угодил в филиал дурдома?)
— Вам нравятся женщины?
— Да. Очень.
— Только «да» или «нет»… Дважды два — четыре?
— Да.
— Вы находились под следствием?
— Нет.
— Никотин убивает лошадь?
— Да. Черт подери! Если эта лошадь — человек.
— Только «да» или «нет»… Вы секретный сотрудник КГБ?
