Врач расхохотался, отрывисто и горько, и замолк так внезапно, словно его смех натолкнулся на невидимую преграду. Глаза сузились, припухшие веки почти сомкнулись, окончательно придав его лицу с горбатым носом, высоким лбом и впалыми висками сходство с головой стервятника.
– Что ж, теперь, когда честные христиане извели своих еврейских соседей, посмотрим, ослабеет ли чума! – хрипло произнес он. – Весна еще только в начале… Что-то будет здесь летом!
…Вскоре после его ухода в соседней комнате послышалась возня. Вернувшийся слуга не торопился заглядывать в комнату. Он гремел металлической посудой, что-то переливал, передвигал и нарочито вздыхал, словно пытаясь усилием напряженных мышц разорвать стягивающий грудь кожаный ремень.
Больной не звал его. Оперевшись на локоть и вытянув шею, он прислушивался к этим звукам. В его глазах застыл страх. Наконец, он выкарабкался из-под одеяла и, шатко опираясь на опухшие ноги, едва державшие вес его ожиревшего тела, добрался до шкафа с сокровищами. Ухватившись за полку, мужчина взял холщовую тряпицу и заново заботливо укутал серебряного пса. Затем, плотно закрыв дверцы, запер замок, вделанный в одну из створок, тяжелым черным ключом, извлеченным из-за пазухи ночной рубахи, где он прятался на шнурке. За этим занятием и застал его внезапно вошедший в комнату слуга.
– Хозяин, зачем же вы встали?! – Бросившись к больному, он подставил ему плечо и почти отнес его обратно в постель. – Неужели вам лучше?
– Где там лучше… Совсем погибаю… Отчего ты с женой не на мессе?
– Мы подумали, что грешно бросать вас без помощи, с одним кухонным мальчишкой, и вернулись с полпути. Надобно позвать врача! – Слуга заботливо укутывал хозяина одеялом. – И не этого колдуна и еретика проклятого, а настоящего, который знает толк в новых лекарствах.
– Где же его сейчас взять в городе, настоящего врача? – простонал больной, уползая под одеяло, словно огромный червь под опавший лист. – Настоящие все разъехались. Остались только неучи и еретики… Ты запер дверь внизу?
– А как же!
– На замок и на оба засова? – тревожно спросил мужчина. Прислушиваясь, он приковал взгляд к полу. – А он уже ушел?
– Нехристь этот? Ушел, и след его я замел метлой. – Слуга снова поправил одеяло и смахнул на пол горсть высыпанной земли. – Вы бы заснули?
– А кто там ходит внизу? – нетерпеливо спросил больной, глаза которого расширялись все больше. В них заметался нескрываемый ужас. – Кто там?
– В кухне Мария греет воду для ножной ванны.
– Это не ее шаги! Там ходят мужчины, несколько мужчин! Я слышу, как тяжело они ступают…
– Скажете тоже… – проворчал слуга, отворачиваясь. – Там никого нет.
– Но я слышу, как там ходят!
– Все это мерещится вам… – Слуга с побагровевшим лицом повернулся к больному, вытащил у него из-под спины смятую подушку. – Вот я вас уложу поудобнее, и вы уснете.
Ловко взбив подушку сильными руками, более подходящими для того, чтобы ворочать камни, он внезапно коршуном упал на постель и всем телом прижал хозяина к перине, в которой тот утопал. Короткий вскрик больного был тут же заглушен прижатой к его лицу подушкой.
В тот же миг в дверях показались трое. Двое мужчин стояли на пороге, третий выглядывал из-за их широких плеч, силясь разглядеть, что происходит в спальне. Они производили двойственное впечатление. Звероватые, грубые, загорелые до черноты лица, заросшие щетиной, отмеченные всеми пороками, странно смотрелись в сочетании с богатой, расшитой серебром и золотом бархатной одеждой. Цветные шелковые чулки, туфли с такими длинными загнутыми носами, что их приходилось привязывать на цепочках к подколенникам, изобилие жемчужных и самоцветных украшений, золотые цепи, свисавшие с бычьих шей, – все говорило о том, что вещи эти попали к своим владельцам недавно и еще непривычны им. Незваные гости были одеты как придворные или богатые купцы, но все равно сохраняли на себе печать каторги и галер.
Мгновенно сообразив, что происходит, не произнося ни звука, трое, отталкивая друг друга, ринулись в спальню. Первый бросился на помощь слуге, который едва удерживал на месте бьющееся в судорогах агонии тело. Двое остальных ринулись прямиком к шкафу. Один выхватил из-за пояса тесак, примеряясь к замку.
– Не ломайте… – хрипло окликнул их слуга. – Держите!
Отняв от лица хрипевшего полузадушенного человека подушку, он с яростью рванул шнурок у него с шеи и швырнул ключ своим приятелям. Лицо умирающего исказила последняя судорога. Он проводил угасающими глазами мелькнувший в воздухе ключ и замер. Выждав минуту, слуга прижал ухо к груди хозяина, а затем поднялся с постели:
– Я все приберу, а вы поторопитесь. К нему могут прийти.
Каторжники молча поспешно набивали серебряными и золотыми предметами припасенные кожаные мешки. Обернутый в полотняную тряпицу пес исчез в недрах одной из воровских котомок…
– О чем задумалась?
Мать, подошедшая к Александре сзади, задала вопрос тихо, но женщина, очнувшись, вздрогнула так, будто у нее над ухом крикнули.
Художница сидела на кухне в родительской квартире, одна. Маргарита, сославшись на плохое самочувствие, час назад прилегла в ее комнате. И в самом деле, вид у подруги был совершенно больной. Отец с матерью, несмотря на сильный снегопад, гуляли во дворе, когда подруги вернулись. Александра не слышала, как родители вошли в квартиру. Материнский голос, внезапно прозвучавший над ухом и оборвавший ее грезы, напугал женщину.
Мать присела напротив:
– У тебя был очень странный вид! Ты будто спала наяву, с открытыми глазами!
– Я и правда спала, – отрывисто ответила Александра.
Еще миг назад она видела зачумленный город так ясно, словно он и был настоящей реальностью, он, а вовсе не эта будничная обстановка – кухня с типовой мебелью, тесная родительская квартира, панельный дом, заснеженный двор.
– Где Рита?
– А вот она действительно спит. Наверное…
– Рано легла, – заметила мать. – Знаешь, сейчас, когда ты живешь здесь, я все вспоминаю тебя маленькой девочкой. Ты и тогда была странной: то бешеной какой-то, то задумчивой. Я думала, это пройдет с годами, а ты только хуже стала!
Последние слова она произнесла с улыбкой, но Александре показалось, что мать вовсе не шутит. Она заставила себя улыбнуться в ответ:
– Я еще могу исправиться!
– Куда там! – отмахнулась мать. Понизив голос, она спросила: – Рита надолго у нас?
– Еще на два дня она точно останется. – Александра вспомнила о послезавтрашнем аукционе. – Потом неизвестно. Может быть, уедет.
– Куда?
«В самом деле, куда? – спросила себя художница, медля с ответом. – Где Рите укрыться от шантажиста, как примириться с родней дочери, учитывая, что никакая Иоася им не родня и все их отношения построены на лжи? Где ложь – там страх. Где страх – там жестокость и предательство. Рита будто не понимает толком, что стала соучастницей убийства! Ее заботит другое: как раздобыть денег на уплату Денису, чтобы не потерять наследство, которое когда-нибудь станет принадлежать дочери!»
– Выбор у нее огромный, – с невеселой улыбкой ответила наконец Александра. – Ее нигде одинаково не ждут…
…Телефонный звонок вырвал женщину уже из настоящего сна. Мобильный телефон Александра положила на полу, у изголовья. Она легла спать на матраце, потому что на ее тахте сегодня спала гостья. Маргарита уснула рано вечером, да так больше и не поднялась.
Привстав на коленях, Александра схватила телефон:
– Слушаю!
Низкий мужской голос в трубке сразу нарисовал перед ее внутренним взором высокого рыжего веснушчатого парня. Звонил Леонид.
– Что-то случилось еще? – с замиранием сердца спросила она.
– Ничего, кроме того, что уже случилось… – ответил парень. – Завтра похороны. Вы придете? Я всем звоню.
– Да, да… – пробормотала женщина. – Конечно.
– А они вам не звонили? – Голос парня звучал подавленно, ясно было, что он измучен до предела. – Я ведь их просил!
– Кто должен был позвонить? – Художница окончательно проснулась.
– Павел Андреевич, тетя Лена… Они все придут. Даже их Виктор придет. Не позвонили, значит…
– Нет, Птенцов мне не звонил. – Александра нахмурилась. – А почему Виктор – «их Виктор»? Какое он имеет к ним отношение?
– Так он первый зять Павла Андреевича, – сообщил Леонид. – Первый муж его дочери. Они давно развелись, но расстаться все никак не могут. Павел Андреевич за город переехал и его с собой взял. Тому же все равно, где пить. А в квартире его дочь с детьми и новым мужем живет, им там этот Виктор ни к чему.
– Откуда вы все это знаете?
– От мамы. Так вы точно придете? – переспросил он.
Александра заверила, что непременно будет. Она расспросила, куда и во сколько приехать, и, отключив телефон, некоторое время сидела, глядя на квадрат окна, обозначенный светом уличных фонарей. Ее мысли путались, как тени голых ветвей, отброшенные с улицы на штору.
