Тут и гадать нечего — Воловик попытается вытрясти вожделенный амулет из меня. Ведь он никогда не поверит, что я даже понятия не имею, как выглядит этот медальон.
Короче говоря, куда ни кинь, везде клин. Как ни выбирай, а плахи не миновать, образно говоря. Что ж, сыграем в эту игру. Умирать так с песней. А денежки пригодятся. Не мне, так моим старикам или родственникам.
— Я согласен! — сказал я решительно. — Только прежде мне нужно привести документацию в надлежащий вид. Это займет от силы два-три дня. Я постараюсь придать этому процессу надлежащее ускорение… сама знаешь, как именно.
— Лапуля! — завизжала Милка и повисла у меня на шее. — Я обожаю тебя! Ум, ум… — принялась она чмокать меня в обе щеки.
— Сумасшедшая! — Я еле оторвал ее от себя; на нас уже начали оглядываться прохожие. — Это же сколько тебе обломится от щедрот клиента, что ты так радуешься?
— Алекс, о таком гешефте я и не мечтала! Много.
— С чем тебя и поздравляю.
— Но ты точно не передумаешь?
— Все будет в ажуре. Денежки налом, бумаги подпишем прямо в банке. Так и скажи своему клиенту. Я не буду вышагивать по городу с такой огромной суммой в кармане.
— Он согласится! Главное, чтобы ты как можно быстрее управился с документацией.
— Теперь я в этом заинтересован.
— Все, я побежала! Алекс, ты душка. Женись на мне, мы будем потрясающей парой.
Вот мне сегодня везуха! Как говорится, не было ни гроша, да вдруг алтын. Второе предложение сочетаться законным браком, и это только до обеда. Интересно, кто еще в течение дня заявит права на мое холостяцкое ложе?
Я остался как богатырь на распутье; перед ним камень, а на нем написано: «Пойдешь налево… Пойдешь направо…» — и так далее. И куда бы дорожка ни вела, все равно драки не миновать.
В подземном переходе толчея. Он был длинный, как собачья песня, и сплошь заставленный ларьками. Что только в них не продавалось! Но гвоздем этого торговища была шаурма, которую предлагали всем желающим «сыны гор». Запахи от их киоска исходили соблазнительные, но мясо, нанизанное на вертикальный шампур, было весьма сомнительно на вид. Лично меня не заставили бы его есть ни за какие коврижки.
Тем не менее народ — в основном студенты университета, который находился неподалеку, — трескали эту «экзотику» за милую душу. И запивали отвратительным на вкус кофе в бумажных стаканчиках. Уж лучше бы пить эту бурду из армейских кружек, все ж приятней.
Кроме торговцев, студентов и прохожих, в переходе было немало нищих. Попрошайки всех мастей и возрастов почему-то души в нем не чаяли. Видимо, он считался у них прибыльным местом. Наверное, это так и было. Я редко подаю милостыню, и не потому, что жадный. Просто мне давно известно, что большинство городских нищих работает на «хозяина». А тот, в свою очередь, платит ментам, чтобы попрошаек не гоняли и оставили в покое.
Но только в этом переходе моя рука почему-то сама тянется в карман, чтобы облагодетельствовать нищебродов, которым на мое человеколюбие в общем наплевать — каждый, кто бросал в миску для подаяний меньше червонца, вызывал в них не благодарность, а злобу; сам слышал, как одна старуха честила молодого парня. Правда, вслед и втихомолку. А он, между прочим, выгреб из кармана все свои мелкие денежки, возможно, вообще последние. Вот и будь после этого прекраснодушным оптимистом.
Едва я спустился в переход по широким гранитным ступеням, как остановился словно вкопанный. Среди попрошаек сидел мой давешний грабитель! Он был таким страшным и уродливым, что люди (вернее, девицы) обходили его по кругу; тем не менее деньги ему бросали — все-таки наш народ очень жалостлив. Это чувство не смогли в нем истребить ни цари, ни большевики, ни постперестроечные либерал-демократы, предложив вместо совести и чести погоню за сытой жизнью, не обремененной никакими моральными ограничениями.
Самое удивительное, но шапка перед «Фредди» была почти полна. Видимо, его уродство оказалось весьма притягательным и несло некий оттенок новизны. Ведь еще два дня назад, когда я шел по этому переходу, уродливого оборванца среди нищих не было. Наверное, оголодал, бедняга, подумал я с сарказмом, и решил немного подшакалить — на харчишки. Я был уверен, что в «профсоюзе» нищих он точно не состоит, судя по злобным взглядам его «коллег» по месторасположению. Видимо, их душила жаба — нежелательный конкурент собирал дань с прохожих, которая должна была упасть им в карман.
Едва я подумал, что такая лафа для «Фредди» долго не продержится, как в переходе появились три вполне узнаваемые личности. Но если раньше они ходили в трениках, то теперь их прикид был вполне цивилизованным — джинсы, кроссовки и курточки, под которыми легко скрыть, например, ствол.
Меня всегда занимал вопрос: откуда такие сволочи берутся? Раньше, при советской власти, никто о них даже не слышал. Ну дрались парни дом на дом, район на район, так это было всегда. Традиция, истоки которой нужно искать в кулачных боях еще допетровской Руси, когда ходили стенка на стенку. Тот же книжный купец Калашников или совсем уж историческая личность граф Григорий Орлов, приглашавший известных кулачных бойцов помериться с ним силой. Да мало ли было на Руси удальцов!
Однако тогда существовали определенные правила. И первое из них — лежачего не бьют. Но нынешние «бойцы» как раз и били в основном лежачих и слабых, набрасываясь на беззащитного человека всей шакальей сворой. Именно такие отморозки и подошли к «Фредди», который бормотал что-то невнятное, опустив лохматую голову. Видимо, это были «козырные», которые по указанию «хозяина» следили за порядком среди нищей братии и собирали ежедневную дань.
— Ей, чучело! — Один из них пнул «Фредди» ногой под бок. — Ты откель такой борзой?
Фредди поднял голову и уставился на них непонимающим взглядом.
— Ты чё, язык проглотил? — свирепо рыкнул второй. — Кто разрешил место занять?
Урод что-то промычал — не сказал бы, что жалобно, тем более с испугом, — и остался на месте, словно вопросы его не касались.
— Во, блин! — воскликнул третий. — Да он ни в хрен нас не ставит!
— Муха, разберись, — негромко сказал первый, видимо, он был за старшего.
Удар ногой одного из отморозков, по идее, должен был превратить физиономию «Фредди» в форшмак. Я так и не понял, что сделал попрошайка, но парень рухнул на землю как подкошенный и заорал, держась за ногу, благим матом. Похоже, нога у него была сломана. Ни фига себе!
Впрочем, я не сильно удивился — силища у «Фредди» была просто невероятная. Я на себе испытал это сомнительное «удовольствие». Не будь серебряного Пегаса, меня уже похоронили бы.
Увы, отморозки не поняли, что нужно срочно сливать воду и бежать без оглядки. Они набросились на «Фредди» с явным намерением порвать его на кусочки. Все дальнейшее превратилось в фильм ужасов. Попрошайка удивительно гибким и мощным движением подхватился на ноги, и два здоровенных «быка» отлетели от него к противоположной стороне перехода.
Одному из них повезло — он наткнулся на группу молодняка и упал, завалив почти всех. А вот второму можно было посочувствовать — он влепился в киоск, да с такой силой, что полетели стекла и погнулся алюминий обшивки. Но этим двум дуракам жестокий урок впрок не пошел. Один из них выхватил нож, а второй — тот, который был старшим, — достал из кобуры травматический пистолет. Народ в переходе бросился врассыпную (первыми, кстати, рванули к выходу нищие и калеки, откуда и прыть взялась!). Только я остался на месте, лишь спрятался за киоск. Мне хотелось досмотреть увлекательное представление. Тем более что я предполагал, чем оно закончится.
Грянули выстрелы, и раздался крик «Фредди». Пули травматики, хоть и резиновые, бьют очень сильно, а ежели попасть в глаз или в висок с близкого расстояния, то можно читать отходную. Обычно в таких случаях люди или падают от шока, или бегут — если стрелявший промахнулся. Но отморозки не на того наткнулись. Я думаю, что он закричал не столько от боли, сколько от ярости.
«Фредди» прыгнул на них как дикий зверь; мне этот прыжок был известен. Но теперь я увидел его со стороны и, нужно сказать, впечатлился. Так прыгают большие обезьяны. А затем наступила финальная часть невиданного зрелища. Урод вырвал из рук парня пистолет и вогнал ему в рот — по самую рукоять. А второго поймал на замахе, забрал нож и недрогнувшей рукой сделал ему харакири. Спокойно оглядев место побоища, — парень, у которого была сломана нога, притворился мертвым хомячком, — «Фредди» забрал из шапки деньги, рассовал их по карманам и пошел к выходу из перехода. В мою сторону!
Я заледенел. Все, брат, тебе кранты! Эта горилла в человеческом обличье точно меня уроет. Если, конечно, узнает. Я забился в угол между киоском и стеной и отвернулся, краем глаза продолжая наблюдать за страшилой. Но он, к моему огромному облегчению, даже не глянул на меня. Шагал «Фредди» широко и упруго, как молодой, хотя по его физиономии никак нельзя было этого сказать. Вскоре звуки его шагов затихли, и я осторожно выглянул из-за киоска. Лестница была пуста. Лишь на самом верху стояла какая-то девица и с обалдевшим видом смотрела куда-то вдаль. Наверное, вслед «Фредди». Да уж, умеет он произвести впечатление…
