Мать подошла ближе к Доротее.
— Они послали его, чтобы шпионить за нами. Я всего лишь подсказала, что нужно сыграть на его слабости. Но ты зашла слишком далеко. Однако должна признаться, что я недооценила интерес американцев к нашей семье…
Доротея показала на Вернера:
— Зачем ты вовлекла его во все это?
— Тебе нужна помощь. Он тебе ее окажет.
— Мне ничего не нужно от него, — сказала Доротея, а после паузы добавила: — Или от тебя, старуха.
Рука матери поднялась и ударила Доротею по лицу.
— Никогда не смей меня так называть.
Ни один мускул не дрогнул на лице Доротеи. Она знала, что если со своей пожилой матерью она справится, то вот Ульрих Хенн — совсем другое дело. И вместо того чтобы что-то предпринять, она провела языком по внутренней стороне щеки. У матери всегда была тяжелая рука.
— Я приехала сюда сегодня вечером, — сказала Изабель, — чтобы внести ясность. Вернер теперь тоже часть моего плана. Я привлекла его. Я выбрала именно это место. Если ты не хочешь принять эти правила, тогда все будет кончено прямо сейчас и твоя сестра получит контроль над всем.
Доротея с детства знала, что мать никогда не бросается пустыми угрозами. И поэтому ей оставалось только слушать.
— Ты этого хочешь, Доротея. Я же знаю, что это так. Ты больше похожа на меня. Я наблюдала. Ты усердно трудишься в семейном бизнесе, все всегда делаешь превосходно. Ты застрелила мужчину в охотничьем домике. У тебя есть храбрость, которой иногда так недостает Кристл. Но у нее есть интуиция, а ты просто не обладаешь этим качеством. Жаль, что лучшие черты каждой из вас нельзя объединить в одном человеке. Много лет назад каким-то образом внутри меня все перемешалось, и, к сожалению, пострадали вы обе.
Доротея смотрела на Вернера. Она, может, и не любила его, но — проклятье — иногда нуждалась в нем, в том особом смысле, понять который могут только те пары, что пережили своих детей. Это были особые узы, их связало вместе страшное горе. Нелепая смерть Георга воздвигла между ними непреодолимые барьеры. Они, не любя друг друга, не стремились их сломать, а лишь научились уважать интересы друг друга. Мать же Доротеи никогда не уважала ее интересы. И сейчас, когда их отношения были в глубоком кризисе, жизнь Доротеи расцвела. Мать была права: бизнес был ее страстью. Карьера и деньги — вот могущественный наркотик, смягчивший потерю сына.
Вернер сцепил руки за спиной и стоял абсолютно прямо и с совершенно непроницаемым лицом.
— Возможно, прежде чем мы умрем, мы должны сполна насладиться оставшимися нам годами, — произнес он.
— Никогда не знала, что у тебя было желание умереть. Ты достаточно здоров и можешь прожить еще много лет, — парировала Доротея.
— Нет, дорогая, я могу дышать еще много лет. Жизнь — это нечто совершенно другое.
— Чего же ты хочешь, Вернер?
Он опустил голову и приблизился к одному из темных окон.
— Доротея, мы на перепутье. Может, ты обретешь новый смысл в ближайшие пару дней?
— Может? Какая уверенность.
Уголки его губ опустились.
— Я не хотел проявить неуважение. Несмотря на то что мы расходимся во мнениях по многим позициям, я не враг тебе.
— А кто же мой враг?
Его взгляд ожесточился, глаза стали похожи на серый лед.
— Вообще-то ты в них не нуждаешься. Твой самый опасный враг — ты сама.
* * *
Малоун спустился с кафедры.
— Откровение — последняя книга Нового Завета, в ней Иоанн Богослов описывает свое видение новых небес, новой земли, новой реальности. — Он показал на восьмигранник: — Здание символизирует это видение. Они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их.[43] Вот что говорится в Откровении. Карл Великий построил все это и жил здесь. Решающими были две вещи. Длина, высота и ширина должны быть одинаковыми, а стены должны были измеряться в сто сорок четыре локтя. Двенадцать раз по двенадцать.
— Ты неплохо в этом разбираешься, — похвалила его Кристл.
— Восемь тоже было важным числом. Мир был создан за шесть дней, а на седьмой день Бог отдыхал. Восьмой день, когда все было создано, представляет Иисуса Христа, его воскресение, начало его блаженного царствования с Отцом вплоть до Судного дня. Вот почему здесь восьмигранник, опоясанный шестисторонним многоугольником. Затем архитекторы этой капеллы сделали следующий шаг. Пролей свет на эти поиски, применив ангельское совершенство к святости Господа. Это говорит Эйнхард. Откровение рассказывает об ангелах и о том, что они делали для формирования нового Иерусалима. Двенадцать ворот, двенадцать ангелов, двенадцать колен Израилевых, двенадцать оснований, двенадцать апостолов, двенадцать тысяч фарлонгов, двенадцать драгоценных камней, а двенадцать врат были двенадцатью жемчужинами. — Он помедлил. — Число двенадцать означает «ангельское совершенство».
Коттон спустился с хоров, снова вошел в восьмигранник и указал на опоясывающую его ленту мозаики.
— Ты можешь это перевести? Я неплохо знаю латынь, но ты — явно лучше.
Звук тяжелого удара эхом отразился от стен. Похоже, кто-то решил пойти на приступ. И снова этот звук.
Коттон определил направление. Со стороны одного из боковых приделов, видимо Святого Михаила, там был еще один выход из капеллы.
Он побежал туда и придвинул тяжелые скамьи к толстой деревянной двери, плотно закрытой на железный засов.
— Они ломают дверь.
— А кто это они?
Коттон достал пистолет.
— Еще одна проблема.
Доротее как можно скорее хотелось убежать из часовни, но выхода у нее не было. Она в руках у своей матери и мужа, не говоря уже об Ульрихе. Хенн работал на семью уже больше десяти лет, уверяя, что якобы следит за Рейхсхоффеном. Но она всегда подозревала, что круг его обязанностей гораздо шире. Теперь она была в этом уверена. Этот человек — убийца.
— Доротея, — сказала ее мать. — Твой муж хочет изменений. Он хочет, чтобы ты стала прежней. Очевидно, что у вас все еще есть чувства, иначе ты давно бы подписала документы о разводе.
— Я осталась его женой только из-за нашего сына.
— Ваш сын мертв.
— Но не память о нем.
— Нет, это не так. Но сейчас ты участвуешь в сражении за свое наследство. Подумай. Прими то, что предлагают.
Доротея хотела знать, почему ее мать так озабочена сохранением этого брака. Изабель внимательно посмотрела на дочь, покачала головой и произнесла:
— Твоя сестра ищет славы, и не только для себя, а для всей семьи, что привлечет внимание общественности. Ты и я, мы никогда этого не хотели. Ты должна предотвратить огласку, это твой долг.
— Почему это стало моим долгом?
Ее мать была явно недовольна и даже не пыталась этого скрыть.
— Вы обе так похожи на своего отца. Есть ли в тебе хоть частичка меня? Послушай меня, дитя. Дорога, выбранная тобой, не приведет ни к чему полезному. Я просто пытаюсь помочь.
Доротею сильно задело отсутствие доверия и излишняя опека матери.
— Я узнала отличную вещь, когда прочитала те журналы и записи Аненербе. Дед написал отчет о том, что он узнал в Антарктиде.
— Херманн был мечтателем, романтиком, а лучше сказать, настоящим сказочником.
— Он говорит о местах, где снег дал дорогу горам. Где жидкие озера существуют там, где не должны существовать. Он рассказывает о полых горах и ледяных пещерах.
— И что же мы должны понять из этих красивых, хоть и пустых записей? Ответь мне, Доротея. Приблизились ли мы к тому, чтобы найти хоть что-нибудь?
— У нас лежит труп в багажнике припаркованной снаружи машины.
Ее мать лишь вздохнула:
— Ты безнадежна.
Но терпение Доротеи тоже было на нуле.
— Ты установила правила этого задания. Ты хотела узнать, что случилось с отцом. Ты хотела, чтобы мы с Кристл работали вместе. Ты дала каждой из нас часть головоломки. Если ты так чертовски умна, почему все делаем мы?
— Позволь рассказать тебе кое-что. Я услышала это от твоего отца много лет назад…
Карл Великий благоговейно слушал Эйнхарда. Они были в безопасности внутри дворцовой капеллы, в комнате, расположенной в верхней галерее восьмигранника. Наконец наступила летняя ночь, окна потемнели, в капелле наступила тишина. Эйнхард только вчера возвратился из своего очередного долгого путешествия. Король восхищался им. Крошечный человечек, но как пчела, что делает прекрасный мед, или занятой муравей, способный на поступки гораздо больше его самого. Эйнхард был очень похож на Бецалеля из Исхода в Библии. Карл называл его так, подчеркивая его непревзойденное мастерство. Никого другого он бы и не отправил по столь важному заданию, и сейчас он слушал Эйнхарда, рассказывавшего о тяжелом морском путешествии к месту, где стояли стены снега столь ослепительного, что солнечный свет окрашивал их вершины в оттенки голубой и нефритовой зелени. На одной из горных вершин начинался водопад, чье течение напоминало серебро, и Карл Великий вспомнил горы с зазубренными вершинами на юге и на востоке. «Было холодно так, что дыхание замерзало на губах коркой льда, — рассказывал Эйнхард, а одна его рука задрожала при воспоминании об этом. — Ветер дул столь сильно, что даже эта капелла, где мы находимся, могла бы не выстоять под его напором». Карл Великий засомневался в достоверности этих слов, но не стал спорить. Эйнхард сказал, что здесь люди живут в землянках без окон; только в крыше есть отверстие, через которое выходит дым. Кроватями пользуются только люди привилегированные, а в качестве одежды используется плохо обработанная кожа. Там все было совсем иначе. Дома сделаны из камня, в них есть мебель и очаги. Одежда теплая и мастерски сделанная. Никакого социального разделения, никакого богатства, никакой власти. Земля равных, где ночи нет конца, а вода всегда спокойна, как смерть, и так же прекрасна…
