Шарлотта не стала отказываться от еды, зная, что силы ей еще понадобятся, однако и яичница, и тонкие ломтики бекона превращались у нее во рту в липкую, холодную субстанцию. Солнечные лучи играли бликами на столовом серебре и стенках стаканов. Позвякивание столовых приборов стало громче, стоило Юстасу вступить в сражение с жареной рыбой и картошкой. Но даже ему принесло это мало радости. Скатерть была такой белоснежной, что тотчас вспоминались голые, заснеженные поля и мертвая, промерзшая земля под ними.
Нет, это просто смехотворно. Эмили почти окаменела от страха, превратилась в глыбу льда. Она должна заставить себя прислушаться к их разговорам, заставить мозг думать, реагировать, анализировать. Потому что разгадка кроется здесь; главное — сбросить с себя пелену тумана и увидеть ее. Потому что это наверняка что-то хорошо знакомое, ведь ей и раньше доводилось иметь дело с убийствами. Это либо боль, либо страх, которые в конечном итоге выливались в насилие. Ну почему она, будучи всего в двух шагах от разгадки, до сих пор не может обнаружить ее?
Эмили обвела глазами сидевших за столом, на мгновение задержав взгляд на каждом. Старая миссис Марч. Сидит, поджав губы, руки рядом с тарелкой сжаты в кулаки. Не иначе как молча возмущается несправедливостью судьбы, обрушившей на ее семью страшную трагедию, и это единственно доступный ей способ сохранить самообладание. Ее можно понять, ведь всю свою жизнь она посвятила семье.
Веспасия тоже хранит молчание. Она как будто усохла и сжалась, стала даже меньше ростом — худые, костистые запястья, прозрачная, словно, бумага, кожа.
Тэсси и Джек Рэдли разговаривают о какой-то ерунде, и Эмили знает, даже не прислушиваясь к их беседе, что они делают это нарочно, чтобы взбодрить остальных. Ведь стоит им умолкнуть, как за столом воцарится тягостное молчание, которое накроет их всех с головой. Поэтому неважно, о чем разговор. Пусть даже всего лишь о погоде. Потому что все до единого за этим столом сейчас погружены в свой собственный мирок ужаса, и все как один пытаются ухватиться за что-нибудь из того, что происходило всего несколько дней назад, чтобы вернуться в другой мир, где все было легко и просто, где каждый чувствовал себя в безопасности. Они с удовольствием вернули все свои заботы и тревоги прошлой недели, такие важные тогда и совершенно бессмысленные сейчас…
У Шарлотты состоялся короткий разговор с Томасом, когда он позвал ее в комнату Сибиллы. Сначала она отшатнулась, но он успокоил ее, сказав, что покойной развязали волосы и уложили тело на кровати, закрыв простыней лицо.
— Прошу тебя! — взмолилась Шарлотта. — Может, мне не стоит входить в комнату?
И все же, превозмогая себя, подчинилась. Томас, обхватив жену за талию, едва ли не втолкнул ее внутрь.
— Сядь на кровать, — велел он ей, — там, где сидела Сибилла.
Шарлотта словно приросла к полу.
— Зачем? — Какой в этом смысл, подумала она. Ведь это так ужасно, так омерзительно. — Зачем это нужно?
— Надо, — спокойно ответил он. — Шарлотта, прошу тебя. Хочу проверить, могла ли она сделать это сама.
— Конечно, могла!
Шарлотта даже не сдвинулась с места, упираясь из последних сил. Какое-то время они застыли посреди залитой солнцем комнаты, как будто окаменев во время этой схватки. Томас не мог с ней справиться и потому начинал злиться.
— Конечно, могла, — выкрикнула Шарлотта, чувствуя, как ее бьет дрожь. — Сначала она обвила волосами шею, а затем — шест. Это все равно что завязать на шее шарф и защелкнуть на спине застежку платья. Шестом она воспользовалась потому, что это довольно легко. Он резной, и стоило ей слегка наклониться, как узел сам затянулся бы. Она наверняка все как следует продумала, иначе не осталась бы здесь. По-видимому, она двигалась, пока у нее оставались силы. Вряд ли человек сразу теряет сознание. Отпусти меня, Томас! Я ни за что не сяду на эту кровать!
— Не глупи, — Питт явно начинал выходить из себя, поняв, о чем ее просит и почему она так противится, но не мог ничего с собой поделать. — Ты хочешь, чтобы я позвал кого-то из горничных? Я ведь не прошу Эмили!
Шарлотта в ужасе уставилась на него, затем, видя отчаяние в глазах мужа, слыша, как готов сорваться на крик его голос, сделала шаг к кровати, по-прежнему отказываясь посмотреть туда, где сидела Сибилла.
— Хорошо, сядь вон туда, — уступил Питт, указывая на столбик балдахина с противоположной стороны. — Сядь там и обхвати руками шест у себя за спиной.
Медленно, на негнущихся ногах, Шарлотта сделала так, как он ей велел: подняла над головой руки и завела их за шест, делая вид, как будто завязывает что-то у себя на шее.
— Теперь наклонись, — приказал Питт. Шарлотта пригнулась чуть ниже. — Потяни, чтобы узел затянулся. — Он взял ее руки и потянул их вниз.
— Не могу! — крикнула Шарлотта. От напряжения у нее затекли мышцы. — Это слишком низко. У меня не получится. И вообще, Томас, мне больно.
Питт отпустил ее.
— Так я и думал, — глухо произнес он. — Никакая женщина не смогла бы затянуть волосы так низко у себя на шее.
Опустившись рядом с Шарлоттой на колени, он обнял ее и, зарывшись лицом в ее волосы, начал медленно целовать ее, с каждой минутой все крепче прижимая к себе. В словах необходимости не было. Ибо оба прекрасно знали: Сибилла стала жертвой убийства…
Наконец Шарлотта стряхнула с себя оцепенение, возвращаясь в настоящее, к завтраку и этой болезненной загадочной обыденности. Ей хотелось утешить их всех, но времени не было. Допив чай, она обвела взглядом сидевших за столом.
— У нас у всех есть глаза и уши, и способность рассуждать, — четко сказала она. — Один из нас убил Джорджа. И вот теперь — Сибиллу. Будет лучше, если мы, пока не поздно, попытаемся вычислить убийцу.
Миссис Марч ахнула и схватила Томаса за руку. Пальцы ее — коричневые, в пигментных пятнах — напомнили Шарлотте когти хищной птицы.
— Мне сейчас станет дурно!
— Опустите голову между коленей, — устало посоветовала Веспасия.
Миссис Марч тотчас открыла глаза.
— Не смешите меня! — резко бросила она Веспасии. — Вы, если хотите, можете сидеть за столом, засунув голову себе между ног. Я не удивлюсь. Но только не я.
— Это неудобно, — впервые подала голос Эмили, поднимая глаза. — Вряд ли у вас получилось бы.
Веспасия даже не стала отрывать глаз от тарелки.
— Если кому-то нужно, у меня есть нюхательная соль.
Юстас никак не отреагировал на ее предложение. Он по-прежнему смотрел на Шарлотту.
— Вы думаете, нам стоит это сделать, миссис Питт? — спросил он, даже не моргнув глазом. — Но правда может оказаться весьма болезненной, особенно для вас.
Шарлотта прекрасно знала, на что он намекает, — на суть самой правды, и то, как, по его мнению, та должна быть преподнесена полиции.
— О да, — согласилась она дрогнувшим голосом, злясь на саму себя и будучи не в состоянии ничего с этим поделать. — Меня больше всего страшит не то, что мы можем узнать, а то, что правда останется скрыта для нас до тех пор, пока убийца не нанесет новый удар.
Уильям застыл на месте. Веспасия поднесла руку к лицу и наклонилась над столом.
— Дурная кровь, — бросила миссис Марч и так резко схватилась за ложку, что рассыпала по столу сахар. — В конце концов она всегда дает о себе знать. Сколь красивым бы ни было лицо и сколь изысканными манеры, кровь все равно берет свое. Джордж был дурак. Безответственный, неверный дурак. Поспешные браки — причина всех несчастий в этом мире.
— Страх, — нарочно, как будто в пику ей, бросила Шарлотта. — Я бы сказала, что причиной всех несчастий в этом мире является страх — страх боли, страх выставить себя на посмешище, страх возможной неудачи. И, пожалуй, самый главный — страх одиночества. Страх того, что никто в целом мире вас не любит.
— Вы разговариваете сами с собой, моя милая? — бросила, поворачиваясь к ней, миссис Марч. Лицо ее было бледным, как мел, глаза горели, как угли. — Мы, Марчи, ничего не боимся.
— Не говорите глупостей, Лавиния! — Веспасия расправила плечи и убрала со лба волосы. — Ничего не боятся только святые, для которых рай важнее страданий и искушений плоти, а также простаки, которым не хватает воображения представить себе боль. Здесь, за этим столом, нам всем страшно.
— А что, если миссис Марч — святая? — с нескрываемой издевкой заметил Джек Рэдли.
— Придержите язык! — оборвала его Лавиния. — Чем скорее полиция арестует вас, тем лучше. Даже если вы не убивали бедного Джорджа, вы вложили эту идею в уши Эмили. Так или иначе, вы виновны, и вас нужно повесить.
Кровь прилила к лицу Джека Рэдли, однако он выдержал взгляд старой леди и не отвел глаз. После чего за столом воцарилось гробовое молчание. Затем в коридоре послышались громкие шаги лакея, однако вскоре они стихли. Даже Юстас и тот сидел неподвижно. Веспасия еле-еле встала из-за стола, как будто у нее болела спина. Глядя вокруг остекленевшим взглядом, Уильям тоже поднялся и, отодвинув ее стул, поддержал ее за руку.
