от радости. Она всю неделю искала Матильду где могла и еще не набралась смелости сообщить о происшедшем отцу девушки. Матильда поклялась тетке, что отец никогда ни о чем не узнает. Тетке это было на руку: она понимала, что проявила в столь серьезных обстоятельствах непростительное легкомыслие. Через месяц мадемуазель Матильда Стейнджерсон возвратилась к отцу, раскаявшаяся, с сердцем, умершим для любви; ей требовалось лишь одно – никогда больше не слышать о своем муже, страшном Балмейере, и тогда она сумеет сама простить себя и подняться в своих глазах, посвятив жизнь неустанному труду и принеся себя в жертву отцу.
Она сдержала слово. И вот, после того как она призналась во всем Роберу Дарзаку, считая, что Балмейера нет в живых, так как прошел слух о его смерти, и с безграничной радостью согласилась после стольких лет искупления связать свою жизнь с надежным другом, Жан Руссель, Балмейер ее юности, воскрес. Он тут же дал ей понять, что не допустит ее брака с Робером Дарзаком, и заявил, что всегда любил ее – что, увы, было правдой.
Мадемуазель Стейнджерсон без колебаний рассказала все Дарзаку и показала письмо, в котором Жан Руссель – Фредерик Ларсан – Балмейер напоминал ей о первых часах их союза в прелестном домике священника, снятом ими в Луисвилле: «…домик священника все так же очарователен, а сад все так же свеж». Негодяй писал с большим чувством и выражал желание вернуться с ней туда. Мадемуазель Стейнджерсон заявила Роберу Дарзаку, что, если отец хоть что-нибудь узнает о ее былом бесчестье, она покончит с собой. Господин Дарзак поклялся, что заставит американца замолчать – запугает, применит силу, пойдет даже на преступление. Но силы у Дарзака не было, и без умницы Рультабийля он, конечно, потерпел бы поражение.
Что же оставалось делать мадемуазель Стейнджерсон перед лицом этого чудовища? В первый раз, когда после его угроз она приняла меры предосторожности и он появился перед нею в Желтой комнате, она попыталась его убить, но, к сожалению, неудачно. С тех пор она стала постоянной жертвой этого невидимки, который мог шантажировать ее до самой смерти, который жил рядом с нею, у нее в доме, а она этого не знала, который требовал встреч «во имя их любви». Когда в первый раз она отказала ему в свидании, которое он назначил ей в письме через сороковое почтовое отделение, это вылилось в драму в Желтой комнате. Второе свидание он назначил ей письмом, пришедшим с обычной почтой к ней в спальню, где она приходила в себя, но она избежала встречи, запершись со служанками в будуаре. В этом письме негодяй сообщил, что, раз из-за ее состояния ходить ей нельзя, он в такую-то ночь, в такой-то час будет у нее в спальне, поэтому ей следует принять необходимые меры, чтобы избежать скандала. Матильда Стейнджерсон, зная, что ей нужно всячески опасаться наглости Балмейера, «уступила» ему свою спальню. Тогда-то и случилось происшествие в таинственном коридоре. В третий раз она подготовилась к свиданию. В предыдущий раз, прежде чем уйти из пустой спальни мадемуазель Стейнджерсон, Ларсан, как мы помним, написал там свое последнее письмо и оставил его на столе у жертвы. В нем он требовал, чтобы свидание все же состоялось, назначил его дату и час и обещал вернуть бумаги отца, пригрозив, что, если она опять ускользнет, он бумаги эти сожжет. В том, что документы у него, сомнений у нее быть не могло – достаточно было вспомнить, как он с ее невольной помощью похитил когда-то в Филадельфии бумаги из ящика отца. В этом Матильда Стейнджерсон подозревала его уже давно. Она знала его достаточно хорошо, чтобы не сомневаться, что, если она не подчинится его воле, бесчисленное множество трудов, усилий, надежд обратятся в прах. Она решила еще раз встретиться лицом к лицу с человеком, который был ее мужем, и попытаться его смягчить. Остается лишь догадываться, что между ними произошло. Мольбы Матильды, грубость Ларсана. Он требует, чтобы она отказала Дарзаку. Говорит о своей любви и наносит удар, имея в мыслях отправить на эшафот другого. Он ловок, и маска Ларсана его спасет, думал он, соперник и на этот раз не сможет сказать, где находился в это время. Балмейер позаботился обо всем, а сама идея была проста, о чем и догадался юный Рультабийль.
Ларсан шантажировал Дарзака точно так же, как Матильду, – тем же оружием, тою же тайной. В письмах, настоятельных, словно приказы, он угрожал предать Матильду, обнародовать ее любовную переписку и, естественно, скрыться, если его захотят задержать. Дарзаку ничего не оставалось, как ходить на назначаемые ему свидания, как и Матильде, соглашаться на встречи, иначе он угрожал на следующий же день выступить с разоблачением. И в тот час, когда Балмейер уже собирался убить Матильду, Робер вышел из поезда в Эпине, где сообщник Ларсана, странный, не от мира сего человек, с которым мы еще когда-нибудь встретимся, силой удерживал его, заставлял терять время, чтобы наутро обвиняемый опять не смог объяснить столь странное совпадение и потерял голову.
Одного лишь Балмейер не принял в расчет – нашего Рультабийля.
Тайна Желтой комнаты объяснена, но мы все же проследим, чем занимался Рультабийль в Америке. Мы с вами знаем юного репортера, знаем, насколько он проницателен, – это-то и помогло ему восстановить историю мадемуазель Стейнджерсон и Жана Русселя. В Филадельфии Рультабийль сразу же разузнал все, что касается Артура Уильяма Ранса. Узнал и о его самоотверженном поступке, и о цене, на которую тот притязал. В салонах Филадельфии в свое время прошел слух о его браке с мадемуазель Стейнджерсон. Болтливость молодого ученого, настойчивые преследования мадемуазель Стейнджерсон, продолженные им даже в Европе, беспорядочная жизнь, которую он стал вести под тем предлогом, что хочет забыть свое горе, – все это выставляло Артура Ранса в весьма невыгодном свете, чем и объясняется холодность, с какою Рультабийль встретил его в комнате для свидетелей. Он сразу понял, что Ранс к делу Ларсана – Стейнджерсонов никакого отношения не имеет. После этого его ждало потрясение: он узнал о романе между Русселем и мадемуазель Стейнджерсон. Кто такой этот Жан Руссель? Рультабийль отправился из Филадельфии в Цинциннати, повторяя путь Матильды. В Цинциннати он отыскал старуху-тетку, и ему удалось развязать ей язык; история с арестом Балмейера пролила свет на все дело. В Луисвилле он добрался даже до домика священника – скромного и в самом деле очаровательного строения в старом колониальном стиле. Затем, оставив след мадемуазель Стейнджерсон, он отправился по следу Балмейера: из тюрьмы в тюрьму, с каторги на каторгу, от преступления к преступлению. Когда на нью-йоркской пристани Рультабийль садился на пароход, отплывающий в Европу, он знал, что с этой же пристани пять лет назад отплывал Балмейер, имея в кармане документы некоего Ларсана, убитого им почтенного торговца из Нового Орлеана.
Теперь вы полагаете, что знаете тайну мадемуазель Стейнджерсон? Знаете, да не всю. У мадемуазель Стейнджерсон родился от Жана Русселя ребенок, мальчик. Он появился на свет в доме тетки, которая устроила все так, что даже в Америке никто о нем не знал. Что с мальчиком стало? Это уже другая история; как-нибудь я вам ее расскажу.
Примерно через два месяца после описанных мною событий я повстречал Рультабийля: с грустным видом сидел он на скамье во Дворце правосудия.
– Ну, о чем задумались, мой юный друг? – спросил я. – У вас печальный вид. Как поживают ваши друзья?
– Разве у меня есть настоящие друзья, кроме вас? – отозвался он.
– Но я надеюсь, что господин Дарзак…
– Да, конечно…
– И мадемуазель Стейнджерсон… Как, кстати, она?
– Лучше, гораздо лучше.
– Так чего же печалиться?
– Я печален, потому что вспоминаю о духáх дамы в черном, – ответил он.
– О духах дамы в черном? Вы все время о них твердите. Может, наконец объясните, почему этот запах так настойчиво вас преследует?
– Быть может, когда-нибудь объясню, – проговорил Рультабийль и тяжело вздохнул.
Глава 1,
которая начинается там, где романы обычно заканчиваются
Венчание господина Робера Дарзака и мадемуазель Матильды Стейнджерсон состоялось 6 апреля 1895 года в Париже, в церкви Сен-Никола дю Шардонне {32}, куда был приглашен лишь весьма узкий круг друзей. Прошло уже чуть более двух лет со времени событий, описанных мною в предыдущей книге, – событий столь сенсационных, что не будет преувеличением сказать: за такой
