Когда появились компьютеры, его жизнь наполнилась новым смыслом. С ними можно было делать все – собирать, модернизировать, устанавливать софт, писать программы. Доходы со временем позволили снять квартиру, но уезжать от родителей не хотелось. Они прекрасно понимали, что такое совершенный порядок, заботились, ничему не удивлялись. Да и с девушками проблем не было: днем встретишься, быстро сделаешь то, что надо для здоровья, а потом – извини, дорогая, я еще не готов представлять тебя своим родителям. Девчонка потерпит месяц-другой и исчезает, можно искать новую. Одновременно с несколькими гулять нельзя, во всем должен быть порядок.
Первая встреча с «Торексом» произошла совершенно случайно, много лет назад, через рекламу на каком-то поисковом сайте. Тогда и дилинговые центры в России только-только начали создаваться. В тот же вечер ему удалось заработать первую тысячу долларов, потому что при всей непредсказуемости биржи в ее поведении есть масса закономерностей, позволяющих легко уловить тенденцию. А через год уже можно было позволить себе все – роскошный загородный дом, давнюю родительскую мечту, отличную квартиру, самые лучшие автомобили.
Иногда приходили мысли – придется рано или поздно обзаводиться семьей. И уже накопилась усталость от вечных женских истерик. «Неужели ты не понимаешь, как мне больно?» – спрашивала каждая вторая. Приходилось отмалчиваться. Что такое эта самая боль? Ведь девочку никто не бил, не калечил. От горячей кастрюли тоже бывает больно – но ведь кипятком она вроде не обливалась…
Только с Ликой Вронской все сразу пошло не так, как обычно. Она проявила интерес к «Торексу», у нее горели глаза, она любовалась красотой графиков котировок и пыталась понять их законы. И вдруг стало понятно, что она такая маленькая, нежная, хрупкая. Вряд ли Лика будет вызывать у него очень большое раздражение. А еще почему-то ее сразу захотелось затащить в спальню. Совершенно неправильно, без цветов-ресторанов-разговоров. Почему-то было страшно: а вдруг ей это не понравится? Беспокойство о ком-то вместо привычного раздражения… Странное состояние. А потом прошло даже и оно, просто хотелось обнять ее, ласкать, уж как получится…
…К тому моменту, когда Павел добрался до дома сестры, новенькая серая «тройка» уже была извлечена из сугроба, а сестрица вовсю кокетничала с высоким блондином. Очень хотелось ей вправить мозги, чтобы деньгами напрасно не сорила – но сестренка явно угадала его намерение, сделала умоляющие глаза.
«Ладно, я с ней потом побеседую, – решил Павел, заводя двигатель. – К тому же разговор нам предстоит долгий. А мне хочется скорее вернуться домой, к Лике. Сейчас запеку мясо, пожарю картошку. Мне нравится готовить. Во всяком случае, когда готовишь сам, понятно, что продукты хорошие и еда приготовлена правильно. Мало ли что могут в ресторане подать. Но мне никогда не хотелось приготовить еду для чужого человека. Со мной происходит что-то странное, но мне это очень нравится!»
Непривычно торопиться к кому-то.
Удивительно: можно позвонить в собственную квартиру, и тебе откроют дверь.
Скорее бы этот лифт довез до пентхауса…
– Лика, как дела? Ты картошку почистила? Сейчас я, – Павел снял ботинки, сразу же протер губкой следы соли (Чего ждать, все равно ведь в грязной обуви из дома не выйдешь, и зачем допускать, чтобы соль разъедала кожу) и осекся.
У Лики было очень странное выражение лица.
– Нет, Паша, картошку я не чистила, мясо не размораживала.
Он растерялся и сразу почувствовал, как привычное раздражение начинает сковывать дыхание.
– Почему ты не почистила картошку? – ледяным тоном поинтересовался он. – Ведь я же просил.
– Павел, откуда у тебя эта вещь? – Лика протянула ладонь, и глазам стало больно от сотни переливающихся огоньков.
Кольцо… С бриллиантами. Дорогое, наверное. Ювелирные подарки маме и сестре стоили приличных денег, но в сравнении с этим кольцом они выглядят совсем скромными.
– Я впервые вижу это кольцо.
– А как оно попало в ящик твоего стола?
От возмущения все мысли о бриллиантах сразу испарились. Лика лазила по ящикам его стола! Такая приличная аккуратная девушка – как она могла такое сделать? Когда ей сказали, чтобы вытащила мясо из морозилки и почистила картошку – она что, по ящикам полезла?!
– Павел, это кольцо принадлежало Лене. Пожалуйста, скажи мне, как оно попало к тебе?
– Да я понятия не имею! – воскликнул Павел и застегнул дубленку. Потом он взял обувь с полочки, завозился со шнурками. – Ну что, пойдем?
– Куда?
– Точно не знаю. Вот думаю теперь, к Лениной матери или в милицию.
– В милицию? Да тебя в тюрьму посадят!
– За что?
– Потому что у тебя кольцо, а Лена мертва, мотив убийства – ограбление.
– Глупости. Я никого не грабил и тем более не убивал. Хорошо, тогда надо вернуть кольцо Лениной маме. Я не хочу, чтобы в моем доме были чужие вещи.
Лика задумчиво посмотрела на кольцо и пробормотала:
– Может, Лена его у тебя решила спрятать? У тебя квартира в охраняемом доме, с сигнализацией. А она в простой «панельке» жила…
– Спрятать у меня?
– Да.
– В моем столе?
– Да, в нижнем ящике.
Павлу казалось, что в голове что-то лопается и трещит. Но это же действительно невыносимо: сначала Лена шарила по ящикам, потом Вронская эта! Разве так можно, не спросив, не поставив его в известность? Разве можно так безжалостно разрушать порядок?..
– Я был о Лене лучшего мнения. И о тебе тоже, – холодно заявил Егоров и сдернул с вешалки Ликину шубку. – Одевайся. Я еду в милицию. И еще я прошу тебя покинуть мою квартиру! Немедленно!
* * *
– Такой изматывающей усталости у меня уже давно не было, – жаловалась Лика Вронская негромко урчащему двигателем «фордику». – Может, настолько «никакой» я была разве что в ходе активной журналистской карьеры, когда двое суток пришлось прыгать из одного самолета в другой, и во время последнего перелета я вырубилась так основательно, что после приземления стюардесса полчаса пыталась меня разбудить… Конечно, сегодня у меня был жуткий шок, настоящие эмоциональные американские горки. От счастливого любовного головокружения спикировать к криминальным подозрениям, потом выяснить, что твой любимый, мягко говоря, неадекватен – здесь, как говорится, мало не покажется… Конечно, первой реакцией после того, как я увидела кольцо, была паника. Я хотела его забрать и побыстрее помчаться к Седову. Но я сразу вдруг вспомнила, ассоциации с каким заболеванием у меня вызвало поведение Павла, позвонила знакомому судебному психиатру Виктору. Он сказал, что аутизм – это не психическое заболевание, а неврологическое. Некоторые участки мозга не так снабжаются кровью, как у большинства людей, есть особенности по гормональной части и пищеварению. Все это вызывает целый ряд особенностей психики и поведения у тех, кто страдает данным заболеванием. Однако интеллект не обязательно снижен, как я думала раньше, самостоятельно изучая литературу и доверчиво воспринимая фильмы. При аутизме в легкой форме люди могут прекрасно социализироваться и ничем не отличаться от здоровых граждан. И еще один момент: Виктор уверял, что аутизм в любом своем проявлении начисто лишен агрессии и криминальных наклонностей. Аутисты могут быть странными, со сниженным интеллектом и феноменальными способностями в интересной для них отрасли; с нормальным интеллектом и высокой социализацией. Но они никогда не бывают агрессивными. Среди аутистов много талантливых ученых и старательных мелких клерков, людей искусства или просто смешных чудаков. Но агрессия им не свойственна, это чувство, а чувств у них нет. Виктор говорил, что за все годы работы – а у него стаж больше двадцати лет – он не сталкивался ни с одним преступлением, совершенным аутистом. Тогда я решила дождаться Павла и поговорить с ним начистоту. И это меня, похоже, доконало окончательно. Егоров рвался в ментовку, как тигр. Он никак не мог понять, что его могут посадить в тюрьму, сделать подозреваемым, убийцей – да кем угодно. Конечно, я рассказала ему трагическую историю про украденный поклонником сотовый телефон, про то, что человек, который расследует дело об убийстве Лены, носит гордое имя Костик – Прикрой Дело. Бесполезно – Павел просто мне не верил. Орал: «Милиция ловит преступников, обеспечивает поддержание порядка!» В тот момент я поняла, что его болезнь – это действительно пропасть. И мне очень некомфортно пытаться докричаться до него через эту пропасть… А ведь такой диагноз – на всю жизнь. Я рассказала Виктору о своих отношениях с Павлом. Витя – давний приятель, я ему доверяю, к тому же он врач.
Мне не показалось, что у Павла есть свойственная аутистам непереносимость тактильных ощущений. Но Виктор считает, что это временное явление, возможно, спровоцированное сильным стрессом после убийства Лены, которое Павел считал самоубийством… В общем, моя дорогая машина, в конце концов я устала пререкаться с Егоровым. Схватила кольцо и умотала. Очень надеюсь, что Павел все-таки не ломанулся в милицию со своими откровениями. Потому что иначе его могут оттуда не выпустить. Ой, да, кольцо!
