Пока Петр размышлял об этом под волшебные звуки вальса, автомобильная дверца распахнулась, и в салон, бурча что-то себе под нос, влез майор Станислав Павлович Головин. Угнездившись на водительском сиденье, он положил локти на руль, подбородок на сжатые кулаки и задумался.
– Что показало вскрытие? – спросил Петр, внимательно вглядываясь в недовольное лицо майора.
– Цианид, как я и предполагал…
– А в конфетах?
– Он же. Отравитель взял обычные конфеты типа «ассорти» с коньячной начинкой, высосал из них шприцем жидкость и тем же шприцем закачал яд. Завернул их в фирменные фантики, положил на верхний ярус коробки. Короче, не перемудрил… Все просто, без затей… – Он пощипал свои бармалейские усы. – Если б бабка смотрела повнимательнее, то увидела бы, что конфеты с верхнего яруса подозрительные. Они явно из другой коробки, обернуты не профессионально, а на донышке каждой маленькое отверстие от иглы…
– Убийца был уверен, что получатель не станет рассматривать конфеты…
– Это понятно, – задумчиво протянул Стас, потом спросил: – Как там ваша клиентка? Можно с ней побеседовать?
– К сожалению, она пока не в состоянии отвечать на вопросы. Вчера ей вкололи успокоительное, и сейчас она спит, по крайней мере, полчаса назад еще спала… Давайте к вечеру.
– Ну что ж, ладно… Тем более, картина почти ясна. Осталось уточнить кое-какие детали…
– Ясна?
– Да. Соседка покойной, гражданка Самарцева А.К., рассказала следствию кое-что полезное…
– Можно узнать, что именно? Или это тайна следствия?
– Да какая тайна, – фыркнул майор. – Все то же самое вам ваша клиентка расскажет. Короче, так. Пришла Самарцева к покойной Богомоловой в гости (живет она через подъезд) и увидела на кухонном столе диковинную коробку. Стала спрашивать, старуха ей и рассказала, что конфеты прислал Нюрке Железновой какой-то хахаль (это она, конечно, сама придумала), а принес их посыльный… Ну вы знаете, наверное, фирмочки такие есть по доставке всякой ерунды на дом?
– Фирму нашли?
– А как же! ЧП «Пегас», владелец Пегов К.К.
– Кто принес конфеты, помнят?
– Очень хорошо помнят. Это был некто в длинном плаще, в шляпе, очках, шарфе до носа и кожаных перчатках. Человек-невидимка, короче. К тому же без голоса…
– То есть?
– То есть сказал буквально пару слов сиплым шепотом: «Здрасьте» и «Простудился», остальное написал на бумаге. Так как был в перчатках, отпечатков, сами понимаете, не оставил…
– Движения, походка, осанка?
– Ничего, – сокрушенно покачал головой майор. – Опрос уличных торговцев тоже результата не дал, но ребята работают…
– Кроме конфет было что-то еще?
– Открытка. Приемщица не разглядела, какая, но, по словам Богомоловой, порнографическая. С зоофилами, что ли… Не очень я понял, надо уточнить у Ани.
– Почему Богомолова вскрыла чужую коробку и как она у нее оказалась?
– Аня оставила. Курьер повстречал ее в подъезде, там же передал посылку. Чтоб не тащить на четвертый этаж, Аня оставила ее у соседки, пообещав, что, когда вернется, конфеты попробуют вместе…
– И старуха не дождалась?
– Совершенно верно. Если верить Самарцевой, старуха умирала от нетерпения, ей очень хотелось полакомиться заморским шоколадом. А Аня все не шла. Тогда она решила подняться – вдруг девушка прошмыгнула мимо ее квартиры, позабыв и о конфетах, и о ней самой. Когда Самарцева отправилась восвояси, было это в пятнадцать тридцать, Богомолова вышла за ней в подъезд в обнимку с шоколадом и зашагала по лестнице вверх… – Головин кисло улыбнулся. – Ани дома не было, но бабка больше не могла терпеть – распаковала коробку, вынула самую верхнюю конфету, развернула, сунула целиком в рот…
– И умерла.
– Умерла, – повторил он. – Прямо на площадке. А потом еще несколько часов лежала, пока ее Аня не обнаружила… В котором часу, говорите, это произошло?
– Около семи. Я вошел в подъезд в пять минут восьмого, она уже бежала по лестнице…
Головин, не отрывая подбородка от кулаков, повернул голову в сторону Петра, остро посмотрел на него колючими зелеными глазами, сжал губы, из-за чего усы сразу встали дыбом, потом вытянул губы трубочкой (усы тут же мирно легли), закусил верхнюю – все эти гримасы красноречиво говорили о напряженной работе мысли.
– Вы хотите меня о чем-то спросить? – поинтересовался Петр, завороженно наблюдая за движением губ майора.
– Хочу, – ответил тот, закончив свою мимическую пантомиму кривой улыбкой. – Почему Аня от вас шарахнулась, как от чумы?
– Я сам не понял, – смущенно признался адвокат. – Она была не в себе, обзывала меня убийцей, дралась… Ей либо что-то померещилось с перепугу, либо она просто меня не узнала и расценила мои действия (я пытался ее задержать) как угрозу своей безопасности…
– От вас убежала, а к Отрадову, почти незнакомому мужику, в машину села?
– Она не совсем села… Сергей ее буквально втащил – она бежала, не разбирая дороги, могла под машину попасть, пришлось применить силу.
– Аня сейчас у него?
– В его загородном доме.
– У Отрадова и тут домик имеется? – скривился Головин. – Во дает старикан! В столице бывает не больше двух раз в году, в гостинице, что ли, остановиться не может? – Майор почесал желтым от никотина указательным пальцем кустистую бровь. – Зачем он приперся в Москву сейчас, не знаете?
– Сказал, на похороны…
– Врет. Он вылетел в Москву утром, а ее только днем убили…
Петр покосился на Головина, сначала ему показалось, что неприязнь майора вызвана банальной завистью бедного молодца к богатому старцу, но теперь он думал иначе – Отрадов не нравился Стасу не как человеку, а как следователю, профессионал Головин Отрадову не доверял и, видимо, имел на это причины.
– К чему вы клоните, Станислав Павлович? – спросил Петр, отрывая взгляд от лица майора, он заметил, что тот не любит, когда на него пристально смотрят.
– Мне знаете что покоя не дает? – майор поерзал на сиденье. – Зачем он вчера за вами увязался? На кой ему Аня понадобилась?
– Он сказал мне, что давно хотел познакомиться поближе, спросил ее адрес, когда я ему сообщил, что я собираюсь ее навестить, он попросил взять его с собой…
– Зачем ему знакомиться с ней? – горячился Головин. – Я не понимаю!
– А почему нет? Они дважды встречались: один раз на кладбище, второй в моей конторе, но даже не были друг другу представлены…
– Чего ж он так долго ждал? Прошел почти месяц с их первой встречи…
– Может, не было времени, – предположил Петр.
– Времени у него вагон! Сидит в Москве, как баклан, домой не едет. Раньше, говорят, больше трех дней в столице не выдерживал, сбегал к своим любимым балтийским берегам, а теперь его не выгонишь!
– И вы считаете, что сей факт доказывает его причастность к убийствам? – не без иронии заметил Петр.
– Этот факт мне кажется подозрительным, – поправил его Головин. – Но еще более подозрительно то, что он решил нанести Ане визит вежливости именно в тот день, когда на ее жизнь было совершено покушение… – Майор прищурил глаза и загадочно посмотрел на Петра. – Мне приходит в голову вот какая мысль: уж не для того ли он приехал, чтобы удостовериться в том, что девушка действительно умерла? Да еще свидетеля с собой приволок, – Стас ткнул в него большим пальцем, – чтоб самому милицию не вызвать…
Петр хотел возразить, но не возразил. До него только что дошел смысл сказанного Головиным, и он с ужасом понял, что майор может быть прав. Ведь его самого несколько покоробила просьба Отрадова, поскольку не ясна была причина его желания познакомиться с Аней. А вот теперь, благодаря следователю, нашелся логичный ответ: Отрадов не знакомиться ехал, а проверять, удалось ли ему задуманное злодейство…
Аня стояла у окна и смотрела на утопающий в снегу парк. В Москве уже чувствовалось приближение весны: сугробы осели, посерели, местами подтаяли, превратившись в обширные лужи. Тут же, за городом, еще вовсю хозяйничала зима – снег белый, искрящийся, на лапах елей пышные муфты, а на поредевших рябиновых гроздьях тонкий слой инея. Картину торжества матушки-зимы портила только влажно поблескивающая голым асфальтом дорога (она тянулась от крыльца до ворот высокого забора и терялась в перелеске), с черными горками комковатого снега вдоль обочины.
Анна отошла от окна, прилегла на кровать, укрывшись одеялом. В комнате было прохладно, очевидно, дом нежилой, отопление на всю мощность включили недавно, и он не успел прогреться. Этот красивый двухэтажный особняк вообще производил впечатление запущенного обиталища, так как мебель в нем давно не выбивалась, ручки не чистились, портьеры не стирались (от них чуть пахло пылью), а из кухонных шкафов уже год не выбрасывались просроченные продукты (Аня туда влезла в поисках чая). Можно только поражаться тому, что человек отвалил огромные деньжищи за дом, в котором не живет. Ладно бы хоть сдавал (она вот сдала свою халупу), так нет, держит особняк запертым. Странные люди эти богатые…
