— Ты сам как?
Дуг кивнул.
— Хорошо. А ты?
Мак пожал плечами.
— Да вот пока здесь.
— Да уж. Деньги получаешь?
— Получаю. С ними проще. Хотя тут вообще не так уж и погано. Ты же знаешь, как мы устраиваемся.
Улей под названием «Кедровый узел» приютил «семейство» горожан, которые (благодаря нескольким дружелюбным охранникам) были обеспечены почти всем необходимым. В программе перевоспитания трудом были задания получше и похуже, вроде стирки или изготовления автомобильных номеров, — за любое платили семьдесят три центра в час.
Дуг кивнул и указал на свою голову.
— Как оно?
Мак дотронулся до своей башки так, словно она была горячей.
— Рак кожи, ну да. Прижигают потихоньку. В больницу кладут время от времени. Это хорошо. Помогает время убить.
— Где же ты столько солнца словил?
— Это меня еще до восьмидесятого года шандарахнуло. Надо было кепку чаще носить, видать. Но у меня не плохой рак. Просто веснушки взбунтовались. Я сейчас силен, как вонь в Челси. — Он вдохнул, словно учуяв тот запах. — Так Джем с тобой поговорил?
— Да, он мне сказал.
— Ты с ним один на один не оставайся. Постоянно тут отирается. Странный пацан, как разойдется. Заводится с полоборота, как его папаша. С Кофлином только одно работает: держи морковку перед его блестящими глазенками. Потому что палкой по спине — не подействует.
— Понял, — отозвался Дуг.
Мак сделал вид, что выковыривает остатки еды из зубов, изучая Дуга, своего единственного ребенка. Но что он увидел, осталось загадкой: Мак решил оставить это при себе.
— Нужно было чаще тебя навещать, — сказал Дуг, чтобы хоть как-то продолжить беседу.
— Ну, сюда неблизко ехать.
— Да и дела. То да се. Время быстро бежит.
— Да брось. Я сам время ценю. — Он не сводил глаз с сына, ставшего на год старше. — Я ж тебя не виню, Дугги. Говорят, у тебя все ништяк.
Дуг пожал плечами.
— Ничего особенного.
— Чем я старше, тем больше думаю о потерянных годах. Жалко до жути.
— Ага. — Дуг дернул за край столика, прикидывая, сколько ему еще тут торчать.
— Мне кажется, я знаю, почему ты так злишься на меня все время.
Дуг выпрямился.
— Да? А я злюсь?
Мак сложил руки на груди, обтянутой голубой тюремной рубашкой. Грудь его тоже немного ввалилась.
— За то, что потерял дом твоей мамы.
Дуг потер затылок.
— Да нет. Меня он больше не парит.
— Счета за услуги адвокатов, Дугги. Черт. Я пытался на свободе остаться. Надо было успокоить нервных свидетелей, чтобы показания слегка поменяли. Но ты ж понимаешь, назначенный судом адвокат этого сделать не может. Заявишь, что у тебя нет бабла на своего, так можно прямо до начала суда самому топать в тюрягу.
— Ну да — ты же никогда на черный день не откладывал. При твоих-то барышах. Думал, черный день никогда не настанет.
Мак проглотил критику вместе со всем остальным, что исходило от Дуга.
— Ходят слухи, какие-то раздолбай взяли заложников в конторе на площади Кенмор.
— Да. Я читал об этом.
— Вот ведь ослы. Из-за заложников всегда столько геморроя. Уж лучше побольше бабла взять. Меньше сидеть, свое заработаешь, выйдешь сильнее, чем был.
Дуг посмотрел на залеченные участки на голове Мака. «И ты выйдешь сильнее, чем был?» — усомнился он про себя.
— Что же, — произнес он, косясь на охранников поблизости. — Я об этом читал, говорю же.
— Хотя, кажись, дельце было что надо.
— Ну, может быть.
— А как там старина Бухарик и его команда?
— Исчезли начисто. Бухарик отдыхает в каком-то федеральном курятнике штата Кентукки или еще где. С этим местом не сравнишь. Своих у него там нет. Как дома он там себя не чувствует.
— Как его пацана-то звали?
— Джеки.
— Вот уж полный облом. Не то что мой сынок.
— Джеки тоже сел. И никто не расстроился.
— РИКО,[79] да? Эта байда про рэкет?
— РИКО двадцать лет назад был. Сейчас у ФБР дубинка побольше, поувесистей. Закон Гоббса[80] называется. Все, что выходит за пределы одного штата, затрагивает работу коммерческого предприятия. Теперь им не нужно доказывать, что действует преступное сообщество.
— У вас там все круче и круче.
— Вроде того. Но когда было легко?
Мак улыбнулся. Он всматривался в лицо Дуга, словно на нем было что-то написано.
— Джем говорит, что ты его беспокоишь.
Дуг начал понимать, чего отец на него вылупился.
— Да?
— Говорит, ты там странно ведешь себя… он волнуется.
— Угу. Это он придумал, что нам нужно встретиться? Или ты?
— Мы оба.
Дуг сложил руки на груди. Он не привык к тому, что Джем втягивает его в свои игры.
— Ну вот, я приехал. Предстал пред тобою, чтобы ты убедился: я в норме. Спасибо, что беспокоишься. Какие еще вопросы?
— Он волнуется, что ты руку на пульсе не держишь.
— А теперь послушай меня. Он обо мне заботится? Все равно что ты обо мне заботился бы, ясно? Хочешь все знать, ради бога. Ты, кажется, что-то про заложников тут бормотал? За это маленькое фиаско спасибо надо сказать одному человеку, знаешь кому?
— Ты все еще на просушке?
— Черт… давай о чем-нибудь другом. Как Рождество встретил?
Мак почесал затылок, лениво покосился на охранников у обоих концов стола и наклонился ближе к стеклу.
— Шестнадцать месяцев.
Дуг кивнул, ожидая пояснений.
— И? Что? Шестнадцать месяцев — и что?
— Мне еще шестнадцать месяцев тут куковать. Я выхожу.
— Выходишь? Откуда? — Дуг выпрямился. — Ты о чем вообще?
— Выхожу, мой маленький напарник. — Мак заулыбался, кивая. — Опять будем мы с тобой вдвоем.
Кровь отлила от лица Дуга.
— Ты о чем?
Мак довольно повел плечами.
— Я тут все обдумываю потихоньку. На совет по условно-досрочному давят со страшной силой, чтобы они освобождали место для свеженьких. Либо отпускайте, либо новую тюрьму стройте. А старик, бывший банковский грабитель, отошедший от дел, банкомата в глаза не видел — что он там сможет, правда? — Мак ухмыльнулся. — Слушай, я даже Джему не говорил. Чтоб не сглазить. Тебя бы в курсе держал, если б чаще видел.
Он выходит. Мак выходит.
— Нашей округи, пап… ее больше нет. Города нет. Ничего не осталось.
— Ты хочешь меня уговорить, чтобы я остался? Мы все вернем.
— Что вернем? Нечего не вернешь… все изменилось, понимаешь? Исчезло.
— Ты держался молодцом, я это вижу. Ухабы на дороге попадались, но ничего. А теперь мы выйдем на другой уровень.
Дугу стало неудобно сидеть на стуле. Ему захотелось подняться, уйти. Но по правилам поведения в этой комнате ему оставалось только сидеть и ерзать. И паниковать, словно отец собирался выйти прямо сейчас.
— Я верну дом твоей матери, Дугги.
Молодой человек покачал головой, потея.
— Да ты не представляешь, о чем говоришь, пап. Тебе даже крыльцо не по карману.
Мак улыбнулся в своей обычной манере.
— А я его верну.
— Ты что думаешь, войдешь туда и усядешься там, как раньше? Как будто ты все тот же воровской король? Никто тебя там больше не боится, пап. Тебя никто и знать не знает. Пара-тройка стариков, что сидят у «Фудмастера», может, и пожмут тебе руку. Шляпу снимут. Все не так, как раньше. Закона молчания больше нет. Старых традиций нет, ничего не осталось. Все кончено.
— Все не будет так, как было, Дугги, — подхватил Мак, в его глазах, словно в игровом автомате, мелькнули цифры и значки доллара. — Станет лучше. Пусть федералы трясут своими дубинками. Вы двое, ты и Джем, под моим началом…
Дуг смотрел на него во все глаза. Мак выходит на волю.
Дуг бешено гнал во тьму, заставляя «Корвет» на скорости сто сорок пять километров в час наматывать круги вокруг города по федеральной автостраде, соединяющей шоссе 95 и шоссе 93. Иногда представлял, что собрал всю дурную энергию своей юности и впряг ее в этот алюминиевый двигатель V8 на четыреста пять лошадей. Дуг смотрел на огоньки в зеркале заднего вида, думал о том, что на хвосте у него могут оказаться федералы или даже Джем, хотя на самом деле за ним гнался призрак отца. Старый жулик преследовал его всю дорогу.
Мак и другие вооруженные грабители, а также налетчики на инкассаторские машины, принадлежащие к старой школе, — все были местными Ивелами Книвелами.[81] Смельчаки, которые занимались налетами на «жестянки», вместо того чтобы нацепить на спины съемные ракетные ускорители. Некстати попадать в неприятности — одна из неотъемлемых частей работы. Тюремные нары для них — эквивалент больничной койки. Вот что ждало Дуга впереди: Макова болезнь закоренелой преступности. Его годы выжигались, словно пятна на больной раком коже. Отец Дуга — типичный уголовник.
