Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

– Ужинать идите! – крикнула Маша.

Подошел Басаргин, прищурившись, осмотрел нехитрую снедь:

– Не балуют вас в Питере.

– А вас? – усмехнулась Маша.

– И нас тоже. Не пришло еще время. А придет. Вот уж тогда мы себе позволим. – Он широко, открыто улыбнулся – первый раз за все время. – Я ведь грешник, люблю поесть. – Он развел руками: судите, мол, меня как хотите, а уж так. – Ну, вы спите, а я посижу.

Молча поели. Маша, собирая остатки ужина, обратилась к мужу:

– Ты не сердись.

– За что? – удивился Коля.

– Я постараюсь не быть тебе обузой, – робко сказала она. – Я все время думала. Знаешь, меня учили готовить, шить, воспитывать детей. Потом – десять лет с тобой. И вот я сижу в лесу, у костра, и горжусь, что в случае чего смогу убить человека. – Она тронула рубчатую рукоять кольта, который лежал рядом с ней, на подстилке.

– Человека? – переспросил Коля. – Врага, – уточнил он. – Спи.

– Человека, милый! – оживилась Маша. Представилась возможность поспорить, ее нельзя было упустить. – С двумя ногами, двумя руками, с мозгом, который весит шесть фунтов. Всажу в него девять граммов свинца, и весь этот идеальный механизм жизни превратится в колоду. А зачем?

– Ты меня в этот пустой спор не втягивай, – нахмурился Коля. – Давай спать.

– Не знаешь! – торжествующе заявила она. – Эх ты!

– Затем, чтобы одни не пили кровь из других! – зло сказал Коля.

– Это ты говоришь! – подхватила Маша. – А они, между прочим, верят в свою правду. Кто же прав?

– Ну что с тобой говорить? Ты политически незрелый человек.

– Это не ответ, – обиделась Маша. – Ну да! Я воспитана в институте благородных девиц, я изменила своему классу, я знаю, что ты мне скажешь.

– Изменила? – удивился Коля. – Чушь! Ты осознала правду революции и присоединилась к ней.

– Хорошо! – кивнула Маша. – А в чем же правда? Объясни мне! Чтобы убить за нее человека, – в нее нужно верить! Ты в нее веришь? И знаешь ли ты ее? – Маша разгорячилась.

– Верни кольт, – сказал Коля. – С такими мыслями ты мне не помощник.

– И снова не ответ! – обрадовалась Маша. – Муженек, ты уходишь от ответа. Значит, его нет? Или ты и сам не знаешь?

– Такие вопросы десять лет назад надо было задавать, не ко времени разговор, – отрубил Коля. – Спохватилась.

– Есть ответ, – сказал Басаргин, подходя к костру. – Я вот раньше во что верил? В серебренники. Мы с Колей за них покалечить человека могли. Ну, не в прямом смысле – чтобы их добыть, их нам давали в уплату за побоище, да вы знаете. А вот побыл среди рабочих на котельном – так они не за деньги, а за товарища жизнь отдавали. Я это собственными глазами видел. Дошло и до меня, что не для себя человек должен существовать, вернее, не только для себя.

– А они? – спросила Маша. – Вы убеждены, что они заблуждаются? Что они только для себя?

– Убежден, – кивнул Басаргин. – Истина простая. Как вы говорите, кулак хочет только для себя. А большевик – для всех. Может, и бывает такой кулак, который в голодную зиму не пожалеет соседским ребятишкам куль зерна, – допускаю, говоря научно. Но сам не встречал таких. Может, и бывают примазавшиеся к нашему делу падлы, которые берут взятки, воруют, где могут, и гребут под себя, – таких видел, одного мы у себя в ячейке сами шлепнули, без долгих слов – это еще в двадцатом было. Так ведь в чем тут закавыка? Кулак-то этот – он же ненастоящий! Его перевоспитать – за раз-два! И снова полезный человек! А примазавшийся – разве он большевик? Он только временно носит это звание, до разоблачения. А вывод какой? Все должны жить, как люди. Кулаки против этого. Мы – за. Так чья же правда?

– Понял? – Маша ехидно посмотрела на Колю. – Учись!

Треснула ветка. Все, словно по команде, откатились от костра. Басаргин крикнул:

– Кто? Стоять на месте!

– Да это я, Анисим, – послышался хрипловатый голос. – Подь сюда.

В неверном отблеске костра обозначился неясный мужской силуэт. За плечами – винтовка.

– Посидите. – Басаргин спрятал наган в кобуру, подошел к неизвестному, оба скрылись в чаще.

– Это же наверняка бандит! – тревожно сказала Маша. – А если он убьет Анисима! Чего же ты сидишь? Иди!

– Не убьет, – уверенно сказал Коля, разгребая сгоревшие угли. К небу взвились искры, запахло гарью. – Это не бандит.

– А кто? Что у тебя за дурацкая привычка говорить загадками? Пойми, наконец, это неприлично.

– Маша, я не в бакалейной лавочке служу, – обиделся Коля. – Это ты, наконец, пойми: есть вещи, о которых я не имею права говорить даже с тобой. Что такое служебная тайна, представляешь?

Вернулся Басаргин, прикурил от уголька:

– Впереди еще один завал, посерьезнее. И засада.

– Что решил?

– Поедем в объезд, через Сосновку.

Затоптали костер, Коля запряг лошадь. Подсохло, ехать было гораздо легче, чем днем, копыта бойко цокали по затвердевшей дороге.

– Слышь, – сказал Коля и тронул Басаргина за плечо. – А должно быть все наоборот.

– Что? – обернулся Басаргин.

– Мы их должны за горло держать. А не они нас.

– Дай срок, – кивнул Басаргин. – Ты о своем плане не договорил, прервали нас тогда. Что за план?

– Теперь не торопи, – улыбнулся Коля. – Придет время – узнаешь. Додумываю я кое-какие вопросы.

В Сосновку въехали на рассвете. Орали петухи, шли по воду самые хозяйственные бабы, под крышами тянул голубоватый дымок. Избы были бедные, под соломой, вместо заборов – частоколы из хвороста. У самой нищей, наполовину вросшей в землю, Басаргин придержал лошадей. Вышла пожилая женщина, поклонилась:

– Здоров, Анисим. Чего в наши края занесло? Или беда какая?

– Здравствуй, Платонида. Нет беды, однако ружьишко, что я Лукичу дал, в порядке?

– Стрелял из него, – улыбнулась Платонида. – Лупит почем зря! А Лукич – вон он, с гостями.

На лужайке тарахтел старенький, видавший виды «фордзон». Около него суетились три человека в замасленных рабочих спецовках, а рядом с ними – низкорослый мужичонка в драной поддевке – Лукич. Неподалеку стоял и упоенно ковырял в носу мальчишка лет семи.

– Эй, Лукич! – крикнул Басаргин. – Чего это у вас? Танк?

– У-у, Анисим! – обрадовался Лукич. – А я уж загоревал – у нас слух пустили, будто тебя лесные ухлопали, ан – шалишь! Целый наш заступник! Мужики, – повернулся он к рабочим, – знакомьтесь: это власть нашенская, а это, Анисим, аж с самой Москвы, с завода АМО мужики приехали, говорят: будем таперича вашими… этими… – Лукич замялся и с тоской посмотрел на рабочих.

– Шефы ихние мы теперь будем, – улыбнулся рабочий. – Вот трактор собрали. Артель надо делать!

– Надо! – подхватил Лукич и взял лошадь Басаргина под уздцы. – Заворачивай ко мне без никаких! Эй, Платонида! Тащи гостям по кружке молока! Без никаких! Ну-ка, сынок, – обратился он к мальчонке, – дуй к матери, одна нога здесь, другая – там!

– Да у тебя самого дети, не надо молока, – сказал Басаргин. – Что у тебя за манера – ровно околоточному подношения вечно делать?

– Околоточному мы не молока, мы ему штоф водки ставили, – улыбнулся Лукич. – А ты – наш, плоть, можно сказать, от плоти, тебе молочка поднести – нам одно удовольствие!

Мальчик убежал, а Лукич продолжал тараторить:

– Ну чего там насчет артели говорят? Даешь или как? Ты знак только дай – я деревню вмиг подыму, сообща через год сыты будем, уж я уверен! Если же все подымутся, да в поле, да и по кулачью разом – это о-ё-ён! От кулачья мокро останется!

– Будет артель, Лукич, – улыбнулся Басаргин. – Дай срок с бандами управиться.

– Э-э-э… – Лукич махнул рукой. – Хоть тебя и Оглоблей кличут – толку нет! Нешто ты один много наработаешь?

– Ну, ты помоги, – улыбнулся Басаргин. – Ружье я тебе на что дал?

– И помогу! – задористо крикнул Лукич. – Укажи, куда бить, – и я в лучшем виде! И общество подыму! Нешто против общества они сила? Солома они! – Довольный своей речью и впечатлением, которое произвел на Колю и Машу, Лукич, наконец, замолчал.

Мальчик принес крынку молока и кружку. Басаргин налил Маше, потом Коле, потом выпил сам. Вернул кружку Лукичу, сказал:

– А насчет подмоги – я без шуток. Если можешь людей поднять, – ничего, кроме спасибо, не будет.

– Трудное дело, – посерьезнел Лукич. – Боятся некоторые. Пули, они и в кулацких обрезах полновесные. Опасаются, одним словом.

– Дурак не опасается, – заметил Басаргин. – Я между прочим, тоже опасаюсь. Шефов побереги, – он кивнул в сторону рабочих.

– Будь в надежде, ружьишко хорошее дал. Да у них у самих наган есть, – сказал Лукич. – А насчет деревенских ты не куксись: я их обратаю – слово и дело!

– Бывай! – Басаргин подошел вплотную к Лукичу, тихо спросил: – Слышь, Потылиха косоротая у вас не появлялась?

– Не видать. Дней пять, как не было.

– А пять дней назад? – оживился Басаргин.

Коля подошел поближе, прислушался.

– Забегала, воду пила. В город зачем-то ездила. Она, вправду сказать, мне не докладалась, да я у ей в солопе билет с железки нашел…