— Кто такие? — выплюнул сгусток крови и ожесточения. — Ёп` козлы, что ли?
Мои враги не знали свойства организма бывшего пограничника-погранца: чем больше его молотили, тем крепче он становился, ожесточаясь и веселя распиздяйскую душу свою.
— Я тэбэ дам казлы, — проговорил недруг, верно, притомившийся гвоздить хама. — Гдэ Васья?
— Пугач убери, — потребовал.
Сидящий за столом грузный нукер, щелкнул пальцами, и у меня появилась возможность привстать на диване для великосветской беседы с людьми Аслана Галаева.
То, что это были именно они, не возникало сомнений. Сволочной Сухой даже лучшим кавказским друзьям не сообщил место своего временного обитания, и они ничего умного не придумали, вах, как выбивать информацию из меня, как пыль из ковра. Пленительно, еп`вашу мать! Найду Васьк`а, сделаю из него форшмак!
— Гдэ Васья? — между тем враг наступал, как фашисты на антифашистов в вышеупомянутой Гренаде.
Я ответил в рифму, мол, «Васья» там, где мы все находимся. Откуда все вышли — там и находимся. И хотел дальше развить мысль о законе природы: из щели получаемся — в щель определяемся.
— Убьу! — зарычал нурек, пытаясь вырвать мой глаз пистолетным дулом, что было весьма неприятно.
— Пздк! — завопил я не своим голосом. — Давайте Аслана вашего ослиного. Ему только скажу, в натуре!
Моя жаркая готовность к диалогу привела к долгожданной передышке. Я остался с глазами и перспективами на дальнейшую, более удачную борьбу, а мои незваные гости — с надеждами на удачу.
Обе противоборствующие стороны так увлеклись поисками «Васьи», что последующие события были внезапны, как для меня, так и для моих врагов. Они передавали мобильный телефончик для последующего моего разговора с г-ном Галаевым, как вдруг раздался куражно-мужиковатый голос (без акцента, слава Богу):
— Всем стоять! Руки за голову. Стреляю без предупреждения! Оружие на стол!
Я решил, что участвую в съемках многосерийного телевизионного фильма «Бандитская Москва», однако десницы благоразумно вскинул. Не хотелось, чтобы благородный зорро, не разобравшись в ситуации, пристрелил своего брата по крови.
Поняв, что сука-судьба, наконец, отворачивает от меня свою куцую жопцу, я перевел дыхание:
— Воды бы испить, — вопросил у человека, который всем своим боевым и свободолюбивым видом смахивал на сотрудника бывшего КГБ.
— Пей, — кивнул импортной пушечкой с глушителем. — А вам, хачи, лечь. Упали, я сказал, — приказал двум горным нурекам-чурекам, потерявшим мигом всю свою закавказскую вальяжность и уверенность.
— И отжались, — заливал пищевод живой водицей, коей я поливал кактусы. — Козлы ещё те! — Пнул ногой лежащие туши, взял со стола ТТ, почему-то понюхал. — Мой?
— Твой, — равнодушно пожал плечами мой новый друг.
— А можно попрыгать? — решил наказать порок. — С детства люблю на батуте скакать!
— Прыгай! — усмехнулся спаситель.
Говорят, лежачих бить нехорошо, так я этого и не делал. Разве мы без понятия — с понятием мы, тушинские. А прыжки не считаются — это не больно, это даже полезно, особенно для тех, кто имеет лишний вес.
Потом я решил узнать причину появления столь агрессивных горцев перед моими нетрезвыми очами. И что же мне сообщают? Якобы Аслан-бек, узнав о событиях в Тушино, забеспокоился о здоровье своего друга «Васьи».
— Кокать по голове, квасить морду и глаз рвать, — рассмеялся я, — это, значит, искать друга?
— Пристрели, — посоветовал зорро.
— Не, новых трупов не надо, — занервничал и предложил отпустить врагов наших. — Валите и скажите ослиному Аслану своему, что знать не знаю, где Вася.
Дети гор тут же провалились сквозь землю, и у меня появилась возможность поближе познакомиться с личностью во всех отношениях положительной. Лет «охотнику» было около сорока. В рабочей одежде бойца: джинсы, свободная куртенка, фирменные кроссовки «Adiddas». Атлетичен. Сдержан. Немногословен. Зрачки со свинцовым отсветом.
— Александр Стахов, — представился. — Менхантер.
— Конечно же!? — вскричал я. — «Охотник на людей». Именно таким вас и представлял, — прикладывал мокрое полотенце к кровоточащему затылку. — Мне Мая ваш номер телефона… — И запнулся: — А я вам звонил?.. Нажрался — и звонил?.. Ну, ничего не помню.
— Что не удивительно.
— Да, бьют уж вторые сутки, — признался. — И все по голове.
— Голова — это кость, — пошутил «охотник».
— Моя кость, — заметил я. — Почему-то асланцы злые были? Вы очень вовремя поспели.
— Проезжал мимо, — недобро ухмыльнулся Стахов. — Я всегда стараюсь добросовестно выполнить заказ.
— Понимаю-понимаю, — вскричал. — Ситуация совсем плохая?
— Да, — подтвердил менхантер, — как твоя голова. Зеленка имеется?
— Была, в комоде, кажется?
Лучше бы я не находил её, распроклятую. Решительный «охотник» слил весь пузырек на мою голову, и я стал похож на мексиканский кактус. Моему новому товарищу было смешно, а мне — не очень.
— Кактус к кактусу, — посмеивался он, указывая на горшки с неприхотливыми растениями. — Любитель?
Я ответил, что матушка любила кактусить, моя забота теперь лишь иногда поливать. Поливаю и размышляю, что вся наша жизнь — кактусовая: во всяком случае, так было раньше: жили в государственном горшке и все ждали, когда нас обрызгают живительной водицей.
Теперь вот другие времена: власть совершенно не отвечает за полив своих граждан, и они вынуждены сами выживать в условиях тотальной засухи.
— И вот результат, — указываю на свою башню, крашеную в оптимистический цвет надежды.
— Все правильно, товарищ, — иронично произнес «охотник». — Выключи-ка свет, — просит. — Там где оканчивается государство, начинается человек. Приближается к окну. — Это не я такой умный, это кто-то другой. — Так, что мы имеем? — Смотрит из-за шторы на вечерний дворик. — Полнолуние мы имеем. — Внимательно смотрит на меня. — Не хочешь здоровье поправить?
— Хочу, — радостно отвечаю. — Правда, видок у меня?
Менхантер ухмыляется и советует делать вид, что я есть представитель творческого бомонда — это нетрудно.
Сказано — сделано. Я маскирую зеленую макушечную полянку стареньким кепи, и мы начинаем движение к выходу. Тут я вспоминаю о ТТ — брать или не брать? На твое усмотрение, отвечает «охотник». Брать, решаю, будем лупить врагов по лбу, и открывать бутылки с пивом.
События развиваются так стремительно, что я не успеваю до конца осознать происходящее. Как, что, почему и кто с кем — это все потом. И пугач принимается абсолютно спокойно, будто это пластмассовое китайское изделие, пуляющие резиновыми шариками.
Прыгая по ступенькам вниз за уверенным менхантером, я чувствовал, что ситуация вокруг миллиона $ меняется в сторону некой определенности. Клубок событий настолько запутан, что лишь явление такого человека способно разрубить гордиев узел проблем. Во всяком случае, такое создается впечатление, если не так — жаль.
Летний, теплый вечер фланировал по улицам, как кавалер по Тверской в поисках безотказной барышни. На лавочках сидела молодежь, заменив заслуженную старость. От помойки тянуло бодрыми запахами разложения.
— Так проходит жизнь, — позволил себе философскую эскападу.
— Все проходит, — согласился мой спутник и выкинул руку вперед: мощный джип издал пикантный звук радости от приближения хозяина. — Покатаемся?
Я понял, что профессия «охотника на людей» высокооплачиваемая и престижная. Не поменять ли «трейдера» на «менхантера», чтобы без проблем выбивать долги и работать на заказ?
Вечерняя столица замелькала рекламными огнями — мы мчались в центр. Не на встречу ли с новыми действующими лицами, желающими поиграть в русскую рулетку на $?
— Выпей, — кивнул водитель на бардачок, обратив, должно быть, внимание на мою общую скукоженность. — И закуси.
В мини-багажнике я обнаружил бутылку французского коньяка, шоколадную плитку и три металлических стаканчика. Красиво жить не запретишь, вымолвил я банальную истину.
Через минуту почувствовал, как мягкое и приятное тепло врачует все тело и особенно верхнюю его часть. Мир снова переменился, и в лучшую сторону. Хорошо, что есть люди, которым симпатизируешь с первого взгляда. Глянул на такого — «свой», глянул на другого — «чужой».
И тут я обращаю внимание на то, что менхантер за рулем частенько поглядывает в зеркальце заднего обзора, словно определяя, кто его преследует: «свой-чужой». Я настораживаюсь: проблемы?
— Проблем нет, — щерится Александр. — Есть люди, создающие себе трудности.
— Это про меня, — поправляю кепи. — Имею удивительное свойство вляпываться в говно. И чаще — мордой.
— Самокритичный товарищ, — и резко вращает рулевое колесо.
Я чувствую себя в космолете, свершающем виражи у незнакомой и, быть может, враждебной планеты. Мельтешат звездные россыпи столичных проспектов и трассируют огненные сполохи встречного транспорта. Плюнув на приличия, дую коньячную бурду прямо из бутылки. Если расшибемся всмятку, то не так будет обидно за зря прожитую жизнь.
