А ей хочется быть привлекательной. Чего ради, если нигде не бывает? Другая бы давно рукой махнула. И красный халат – плащ тореадора. Что за коррида может быть в пустой квартире? Налицо явная, вопиющая сексуальная неудовлетворенность. Оно и понятно: зачем мужику старая, опротивевшая за тридцать лет баба, когда он шутя может завести себе хоть десять молодых. И он ей не просто пренебрегает, а пренебрегает демонстративно. Подвернется случай, и в отместку она его сдаст с потрохами, за грош продаст и глазом не моргнет.
– Стоит ли так переживать? – спросил участливо. – Ничего ведь страшного не случилось.
Она пожала плечами, очевидно, таким образом выразив свое несогласие, а, может, безразличие, и стала разливать кофе. Спросила:
– Вам печенья или конфет?
– Лучше бутерброд какой-нибудь, – нахально попросил Горелов и похвалил: – Кофе у вас божественный получается. Моя почему-то так не может. Халат на вас красивый. За границей, наверное, покупали.
Женщин надо хвалить, говорить им комплименты, и все будет просто замечательно.
– Нет, что вы, я не езжу за границу.
Она украдкой глянула на свое отражение в полированной дверце шкафа. Горелов улыбнулся. Все нормально, теперь надо ненавязчиво взять в свои руки нить разговора и аккуратно тянуть на себя.
Когда кофе был допит, Горелов в точности мог представить картину происходившего здесь этой ночью. Серафим выглядел абсолютным дерьмом. Ничего странного, просто был самим собой. А женщина только кажется такой забитой. Похоже, не отказывает себе в удовольствии представить мужа в истинном свете.
В прихожей Будякин прощался с милиционерами. Горелов поднялся, взял чистую чашку и слил из кофейника остатки кофе, для Будякина. Улыбнулся женщине:
– Шли бы вы спать. Чего зря мучаться? Завтра, небось, рано вставать.
– А вам что, не надо? – возразила.
– Мне за это деньги платят, такая работа.
– Мне тоже, – усмехнулась она, но глаза оставались серьезны, и пояснила: – Профессия – жена. Оплата сдельно-премиальная.
Больше всего Горелова волновало, а не ляпнул ли чего лишнего Будякин телевизионщикам, какую-нибудь глупость? Но тот божился, что ограничился одной фразой, мол, завтра все разъяснится и будет устроена пресс-конференция.
Само по себе ночное происшествие могло пойти на пользу, если правильно подать его через средства массовой информации. У нас ведь за одного битого двух небитых дают. Так что представив Будякина жертвой провокации, можно не только лишний раз привлечь к персоне кандидата внимание избирателей, но и вызвать у них сочувствие.
Усевшись в кабинете, Будякин и Горелов быстро определили линию поведения и соответственно интерпретировали ночной скандал со стрельбой. Горелов быстренько накидал черновой текст заявления для печати, он же текст для листовки. Начиналось заявление так:
В наше время стрельбой никого не удивишь, но эти выстрелы всколыхнули весь город. Совершена чудовищная по своему цинизму провокация. Кто-то пытается запугать кандидата в депутаты Серафима Будякина, а в его лице всех честных граждан.
Дальше шли призывы сплотиться, дать отпор мафии, обличалось бессилие властей и заканчивалось все вполне логичным призывом отдать голоса за подлинно народного представителя, бескомпромиссного борца с беспределом всех мастей. Подробности "циничной провокации" деликатно опускались. Граждане могли сами пофантазировать на эту тему, пугаться и негодовать. Текст ещё должен был подработать один из сотрудников "Быро социальных технологий", а затем готовое заявление следовало растиражировать.
Будякин также представил свою версию ночного происшествия. Получалось, что в окно кто-то пытался влезть, вот жена и пальнула сдуру. Если бы милиция была порасторопней, этого незваного гостя удалось бы захватить. "Что ж ты мне-то мозги пудришь?" – подумал Горелов, но вслух ничего такого не сказал.
– А давай напишем, что это мне в окно стреляли, убить хотели? – вдруг предложил Будякин. – Покушение на кандидата. Отличный ход. А то у нас в заявлении ни то, ни се. Как-то все слишком обтекаемо, жидковато как-то.
– Это мы с липовым покушением жидко обделаться можем, – возразил Горелов. – Врать – пожалуйста, завираться нельзя. Я не стал уж вас выспрашивать, о чем вы с милицейскими полковниками беседовали, но они предпочтут лучше вас в это жидкое мордой ткнуть, чем свой мундир испачкать. Не забывайте, что общественность потребует от них найти и наказать стрелка. А где они его возьмут? Давайте-ка лучше подумаем, какие ещё провокации может устроить Черный Паук. Хорошая кампания по запугиванию пойдет вам только на пользу.
– Что-то я не совсем понимаю, – поморщился Будякин.
– Это от бессонной ночи, – нахальным тоном объяснил Горелов. – Я хочу сказать, что ребятам Старкова давно пора прекратить дразнить пауков. Пусть они организуют на вас настоящее покушение, бомбу в машину подложат, что ли. В общем, мысль понятна?
– Мысль понятна, – кивнул Будякин, – мне башку оторвет, а избиратели со слезами пойдут за гробом?
– Где-нибудь, возможно за городом, производится взрыв. Машина съезжает в кювет, воронка дымится. Короче, имитируется покушение. Пострадавших нет, милиция никого не находит. Все говорят только о вас. – Принялся объяснять Горелов. – Прием старый, все им пользуются. Потом можно совершить погром в вашем избирательном штабе. Не у меня в "Бюро", а в официальном, в Доме политпросвещения. Разбить пару стульев, телефон и ксерокс, порвать плакаты, украсть книгу с рабочими записями, дать кому-нибудь в морду. И свалить все это на недругов.
– Ладно, – согласился Будякина, – потом обсудим на свежую голову. Я имею в виду, погром обсудим, а не покушение, пусть даже и фальшивое. Знаешь, всякие накладки случаются, вдруг да ненароком переборщат ребята с динамитом.
На этом ночные события исчерпали себя, и появившийся кстати Старков снова должен был везти Горелова, только в обратном направлении. Правда, он успешно уклонился от этой обязанности, отправив на джипе одного из своих бойцов. Горелов всю дорогу дремал и ничуть не горевал, что не с кем поговорить в пути.
Будякин так больше и не заснул, видать, стресс оказался слишком сильным. Зато потом весь день ходил сонный и плохо соображал. Между тем ночная нервотрепка естественным образом переросла в утреннюю и плавно перешла в дневную. Ему пришлось поехать в свой предвыборный штаб, чтоб лично сориентировать работников и помощников, принять сочувствие и посидеть у телефона, на всякий случай. Так ему порекомендовал Горелов. И вовсе не потому, что в трудную минуту надо быть с народом или так называемыми соратниками, а просто следует ожидать многочисленные телефонные звонки от журналистов, политиков и властей.
Действительно, прямо с утра в штаб принялись названивать представители средств массовой информации. Одним вместо ответов на вопросы зачитывали по бумажке текст заявления, другим кое-что добавляли с другой бумажки, а особо доверенные получали доступ к самому Серафиму Будякину. Он давал короткое телефонное интервью. Потом и телевизионщики начали подъезжать на пару слов для вечерних новостей. В первую очередь их вели к окну и показывали сидящего на наружном стекле пластмассового паука. Поскольку рамы уже месяц как заклеены на зиму, совершенно очевидно, паука подсадили с улицы. Еще одна провокация недоброжелателей, стремление оказать давление и запугать сторонников Будякина.
Неожиданно много оказалось звонков от сочувствующих избирателей. Будякин ушам своим не верил, но дежурный по штабу фиксировал все звонки и заносил суть сообщений в специальный журнал. Так что Серафим перестал жалеть о деньгах, которые отдавал Горелову с его "Бюро". Социальные технологии и в самом деле подействовали – избиратели не просто поверили Будякину, они его начинали любить. И это было чистой правдой.
Появившийся в штабе после обеда Горелов, выспавшийся и бодрый, принял восторги своего работодателя как должное. На то оно и манипулирование общественным сознанием, чтобы вдолбить в закостенелые обывательские мозги нужные мысли. И телефон предвыборного штаба в каждой листовке напечатан не напрасно. Одобрительно глянув на Будякина, похвалил за измученный вид и красные глаза. Это именно то, что следует показать по телевидению. Пусть люди проникнутся его состоянием и посочувствуют, особенно женщины.
К обеду были отпечатаны на ризографе первые тысячи листовок с текстом заявления предвыборного штаба Будякина. В них выражалась решительная поддержка народному кандидату и решительный протест против наглого нападения и бездействия властей. Кончалось все, естественно, призывом отдать свои голоса за самого честного и достойного – Серафима Будякина. Несколько десятков активистов из Союза защиты прав ограбленных вкладчиков кинулись оклеивать улицы этими листовками. Каждый знал свой участок и работал на совесть. Ведь за это начислялись очки, давались премиальные бонусы и коэффициенты, которые затем должны были быть пересчитаны в наличные рубли.
