его, она от неожиданности отскочила на середину проезжей части.
ТУМ.
ТУМ.
ТУМ.
– Шеф говорит, спецназ уже выехал, – сказал Медведь, закончив говорить по телефону. – До Паулы я не дозвонился.
«Неужто "медведи"?» – недоверчиво прошептал Ренко и покосился на Кассинена: не услышал ли. Но художник снова витал где-то в облаках – или по крайней мере притворялся, что витает.
Медведь вернулся в галерею. Ренко взглянул на Будду-Кассинена, который еле сдерживал улыбку, и тоже зашёл внутрь.
Там он помимо Медведя застал лишь Эллу, которая устанавливала освещение вокруг какого-то цилиндрического творения художника.
– Май Ринне здесь? – спросил Медведь.
– Кажется, во дворе, – ответила Элла.
Медведь жестом показал Ренко, что пойдёт искать Ринне. Элла, присев на корточки, переставляла светильники на полу. Что-то в её облике и движениях привлекло внимание Ренко: они показались ему знакомыми.
Он тут же сообразил, в чём дело.
Элла жизнерадостно поздоровалась, но затем, как по волшебству, посерьёзнела, и стало казаться, что она вот-вот расплачется.
– Не могу ни на чём сосредоточиться. Всё время думаю о Джерри, – сказала она плаксиво и оперлась на пол.
– Всё образуется, Джерри наверняка найдётся, – попытался успокоить её Ренко.
– Да, – вздохнула Элла, повернулась к конструкции и подвинула светильник сантиметров на десять вправо.
– Это ты была на записи с камеры, – произнёс Ренко как можно дружелюбнее.
Элла замерла.
– Я тебя узнал, – добавил Ренко и умолк, ожидая реакции.
Элла медленно поднялась с пола. Плечи её затряслись, но это выглядело притворством.
– Зачем ты это сделала?
Элла обернулась и скрестила руки на груди. Глаза её были сухими. Она явно понимала, что не вызывает никакого сочувствия, несмотря на дружелюбный тон полицейского.
– Как-то само собой получилось, – сказала Элла. – Я подумала, что так мы прославимся, ведь теперь полиция торчит здесь безвылазно.
Элла произнесла это совершенно буднично, как будто разбитое окно и краска из баллончика – часть обычной маркетинговой стратегии.
– А остальные случаи – твоих рук дело?
– Нет. Нас нещадно терроризировали с самого начала. И я решила: почему бы не извлечь из этого выгоду?
Воспользоваться бесплатным пиаром, который нам устраивают эти придурки, – вспыхнула Элла, но тут же испуганно добавила: – Мне что-то за это будет?
– Зависит от твоего отца. Или от Кассинена – уж он-то наверняка представит это как перформанс, который сам же и срежиссировал, – ухмыльнулся Ренко.
Элла слабо улыбнулась, и Ренко увидел, что на глазах у неё выступили настоящие слёзы – признак невольного облегчения.
В комнате появилась Май Ринне и, увидев плачущую Эллу, обняла её – подумала, что это слёзы из-за Джерри. Элла умоляюще посмотрела на Ренко, и тот жестом закрыл рот на воображаемую молнию. Необходимость разбираться с её выходкой отпала.
– Это ужасно, – Май отстранилась от Эллы, однако продолжала держать её за плечо. – Но мы пытаемся работать, что ещё остаётся…
– Конечно, – сказал Ренко. – Поисками Джерри сейчас занимается вся полиция города.
Элла вновь склонилась над светильниками. Май жестом попросила Ренко выйти вслед за ней.
– Я не хотела спрашивать при Элле, но как дела обстоят на самом деле? – спросила она уже на улице.
– В общем-то, как я и сказал – вся полиция ищет Джерри.
– Кроме вас, – с укором заметила Май.
– Я тоже ищу. Когда вы видели Джерри в последний раз?
– Я? Могу ошибаться, но, кажется, несколько недель назад, когда была в гостях у Элины.
– Вы хорошо знаете Ритву Каакко?
– Риту? Мы давние подружки. А что?
– Она совершенно повёрнута на этих контейнерах.
Май с усмешкой взглянула на Кассинена: тот разлёгся на асфальте так, что голова его оказалась в контейнере.
– Вот вам ещё один повёрнутый. Давай, Паавали, поднимайся.
К удивлению Ренко, Кассинен послушно вскочил на ноги.
– Он само совершенство, – сказал Кассинен. – Лучше, чем предыдущий. Хотя я бы, конечно, предпочёл тот: ведь он участвовал в таких событиях…
– Вы хотели сказать – в убийстве, – заметил Ренко.
Кассинен недовольно угукнул – с таким видом, будто Ренко в силу своей недалёкости обращает внимание на второстепенные факты и не замечает главного. Затем отступил от контейнера и стал рассматривать его, склонив голову набок.
– Я всё время думаю о том, какая это всё-таки инсталляция… Ну, как бы инсталляция, – произнёс Кассинен. – Понимаю, для вас это звучит ужасно, но мысль о том, что человек, этот хрупкий живой организм, колышется в водах внутри контейнера, как какой-нибудь… как…
– Эмбрион, – подсказал Ренко.
– Господи! – возбуждённо воскликнул Кассинен. – Именно!
– Угомонись, – сказала Май.
– Как эмбрион, – медленно повторил Кассинен. – А это, – он шагнул внутрь контейнера и затем вернулся, держа в руках шланг, – это же пуповина!
– Хорошо, что вы не журналист, – пробормотала Май.
– Длинноватая пуповина, под сотню метров, – заметил Ренко.
– Да нет, вроде покороче будет, – Кассинен измерил шланг взглядом.
– Там, у резиденции, была девяностометровая.
– Какая длинная! – изумился Кассинен.
– Ренко!
Голос Медведя раздался откуда-то из глубины галереи. На зов устремились и Ренко, и Май. Элла тоже прошла за ними в дальний зал.
Стоя перед коллажем, Медведь, словно экскурсовод, показывал на него пальцем.
А точнее – на фото молодой Раухи Калондо с ребёнком на руках. Над изображением чёрной тушью были выведены два слова: GO HOME [31].
Ренко вопросительно взглянул на Эллу. Та замотала головой. Она была совершенно потрясена.
– Это не я. Правда, не я.
Паула осторожно обошла контейнер спереди. Двери были приоткрыты. Стук прекратился, и теперь изнутри приглушённо доносились ругательства.
Голос принадлежал Ритве Каакко.
– Полиция! – крикнула Паула. – Выходите!
Она отступила за угол контейнера и слушала, как спотыкающиеся шаги приближаются к выходу. Из проёма высунулась взъерошенная голова Ритвы.
– Сдаюсь, – жалобно пролепетала Каакко.
– Вы одна? Джерри здесь?
– Если бы… – пробормотав это, Ритва снова исчезла за дверью.
Паула рванула на себя створку. Каакко сидела на полу. Её пышная причёска, покрытая слоем лака, стала совсем бесформенной. На лбу кровоточил свежий порез.
Паула выругалась и вышла наружу. Отменив вызов спецназа, перезвонила Медведю.
– Какая ещё надпись? – нахмурилась она. – Скоро буду. Здесь отбой.
Закончив разговор, она велела Ритве выйти из контейнера и отвела её в дом. Подозрения Паулы подтвердились ещё в прихожей: Ритва Каакко оказалась алкоголичкой.
В больших синих пакетах из «Икеи» лежали многочисленные пустые бутылки.
– Теперь меня уволят… – ныла Каакко, которую Паула усадила на диван в гостиной. – Юхана никогда меня не любил, не то что Хански…
– В доме есть аптечка?
Каакко посоветовала поискать в ванной. Паула быстро нашла то, что требовалось, но задержалась, изучая лекарства Ритвы: успокоительное, снотворное, антидепрессанты…
Несмотря ни на что, в доме было чисто. Каакко была из тех,
