Конечно, про деньги говорить сразу нельзя. Особенно при этой журналистке. И почему только мы согласились взять ее с собой? Ведь знали заранее, что с Коробком будут неприятности. Просто Михалыч стольким журналистам отказывал, что, видимо, решил наконец взять эту с собой. И так неудачно взял.
Теперь она напишет о героических буднях милиции и кровавых перестрелках, так ничего толком и не разузнав.
Когда мы поднимались в квартиру, там уже слышались громкие голоса.
Здесь была территория Кочетова.
Того самого прокурора, который всегда портил нам кровь и с которым вечно у нас были проблемы. Он, наверно, и сейчас приехал, узнав о случившемся.
Три трупа — это его конек. Он теперь нам все припомнит. Уже на пороге квартиры я услышал его резкий, неприятный голос. И переглянулся с Ионом.
Вообще-то лишние слова ни к чему. Все можно сказать и взглядом. Капитан понял мой вопрос. Он спрятал деньги в аптечку, старательно уложив все пачки. И только после этого мы вошли в квартиру. Там действительно находился Кочетов и три работника прокуратуры. И зачем только прокуратура вечно сует свой нос туда, куда не надо. Лучше бы искали нарушения в других местах. Общий надзор у них еще никто не отнимал.
— Вы не имеете права устраивать здесь кровавые побоища, — гневно говорил прокурор, — и не нужно оправдывать свои действия, подполковник. Мне и так понятно, что вы слишком часто применяете оружие там, где его применение не диктуется необходимостью. — Это он говорит нам в пятом часу утра, когда мы только что обезвредили группу особо опасных рецидивистов во главе с Коробком и один наш товарищ был ранен в руку. Хорошо еще, что Михалыч более выдержанный, чем Сергей Хонинов или Ион Петрашку. Иначе другой бы на его месте просто послал этого прокурора подальше. И был бы абсолютно прав.
Приехавший в пятом часу утра к месту происшествия Кочетов был очень недоволен действиями группы Звягинцева. Он и раньше не особенно ладил с офицерами этого подразделения, считая их чересчур самостоятельными и независимыми. По его убеждению, они слишком часто балансировали на грани закона. И хотя прямых фактов у него не было, он справедливо подозревал, что сотрудники группы Звягинцева довольно часто нарушают законы, предпочитая не разглашать методов и приемов своих операций. После того как в прошлом году погибло двое сотрудников Звягинцева и было убито пятеро бандитов в перестрелке, он принял решение лично курировать действия этой группы.
Кочетову шел сорок пятый год. Это был рано поседевший обрюзгший мужчина с большими мешками под глазами. Болезнь почек сказалась на его характере.
В прошлый раз ему выговаривал прокурор города, и теперь Кочетов твердо решил сам выезжать на место происшествия в случае повторения подобного. Когда дежурный местного УВД позвонил домой и доложил о случившемся на его территории.
Кочетов решил сразу приехать на место трагедии. Из сообщения дежурного он знал, что погибло трое людей и было ранено двое. Он не знал, кто погиб, а кто из офицеров милиции ранен. Но он твердо решил, что подобное больше не сойдет с рук ни Звягинцеву, ни членам его группы.
Поэтому, забрав заместителя начальника УВД по оперативной работе полковника Серегина и двух своих сотрудников, он приехал на место происшествия, решив разобраться в случившемся. И на месте узнал, что трое из преступников, которых обязаны были захватить живыми люди Звягинцева, были убиты, а один тяжело ранен.
Именно поэтому теперь он стоял в квартире, где произошла трагедия, и гневно выговаривал подполковнику.
— Как только появляется ваша группа, всегда есть жертвы, подполковник, — раздраженно заметил Кочетов.
— Мы их предупреждали, — устало ответил Звягинцев, — но они первыми начали стрельбу.
— Вы не имеете права устраивать здесь кровавые побоища, — с трудом сдерживаясь, сказал прокурор, — и не нужно оправдывать свои действия, подполковник. Я и так знаю, что вы слишком часто применяете оружие там, где его применение не диктуется необходимостью.
В квартиру вошли еще два офицера из группы Звягинцева, но Кочетов уже не обращал ни на кого внимания.
— Я предупредил вас, чтобы вы действовали на моей территории достаточно аккуратно, — продолжал он.
— Нас все время используют в центре города, пожал плечами подполковник, стараясь говорить спокойно.
— И тем не менее на счету вашей группы уже два десятка трупов, — нервно проговорил прокурор, — вы превращаетесь в отряд карателей, словно вам поручили отстреливать людей по всему городу без суда и следствия.
— Нам поручают самые сложные дела, — сдержанно объяснил Звягинцев, — и бандиты, как правило, оказывают ожесточенное сопротивление. Мы тоже несем потери.
— Знаю я ваши потери, — отмахнулся прокурор, — рассказывайте, что у вас здесь произошло.
Заместитель начальника УВД полковник Серегин сел рядом, но дипломатично отвернулся. Он знал, какие задания поручают людям Звягинцева, и в душе не одобрял прокурора.
— Мы получили известие, что в этой квартире находится особо опасный рецидивист Коробков, — коротко доложил Звягинцев, — по нашим агентурным данным, он никогда не бывал один. Его всегда сопровождали два-три телохранителя.
— Это бывший работник милиции! — напомнил прокурор, сделав ударение на последнем слове.
— Да, бывший, — перенес ударение подполковник, — у него было несколько судимостей. На счету его банды дерзкие преступления, в том числе и убийства сотрудников милиции. Получив сведения, мы приехали и оцепили квартиру. На предложение сдаться Коробков и его люди ответили отказом. Тогда мы и взяли штурмом квартиру. Во время штурма один бандит был убит, а другой тяжело ранен и отправлен в больницу.
— Как это один? — спросил Кочетов. — А мне сообщили, что трое.
— Вам сообщили конечный результат. Когда мы сюда ворвались, один из преступников, очевидно, вышедший на связь с бандой Коробкова, по еще не установленным причинам решил выброситься из окна.
— Вы ему не помогали? — быстро спросил Кочетов.
— Владлен Константинович, — развел руками Звягинцев, — вы же меня знаете столько лет. Неужели вы думаете, я разрешу выбрасывать столь ценного свидетеля в окно, предварительно не допросив его?
— Вот в это охотно верю, — вдруг улыбнулся прокурор, — на вашу снисходительность бандитам рассчитывать действительно не приходится.
— Когда он попытался выброситься, мы тоже попытались его остановить. И тогда Коробков решил, что может использовать свой шанс. Он ранил нашего сотрудника, а наши офицеры, к сожалению, пристрелили его…
— Но они тоже стреляли в сотрудников милиции, — раздался вдруг сзади женский голос. Прокурор гневно обернулся на него.
— Это еще что такое?
— Я журналистка. Меня зовут Людмила Кривун, товарищ прокурор, — с достоинством ответила журналистка, называя свою газету, может, вы читаете мои криминальные репортажи.
— Вот только журналистов нам и не хватало, — окончательно разозлился прокурор. — Выйдите из комнаты и не мешайте разговаривать.
Но нахальную девушку нельзя было запугать.
— А еще прокурорский работник. Это так вы понимаете свободу печати?
— На эту тему мы подискутируем потом, — отрезал Кочетов, и один из его сотрудников, подбежав к журналистке, вывел ее в другую комнату.
— Надо было еще телевидение позвать, — разозлился прокурор, — и снимать ваши героические действия. Рекламы захотелось?
Это было несправедливо. Журналистов Звягинцев не любил и никогда не приглашал. Ему насильно навязывали их общение, и он вынужден был раз в год соглашаться, чтобы не портить окончательно отношения с руководством. Прокурор понял, что несколько перегнул.
— Ладно, — выдохнул Кочетов, — все равно уже ничего не исправишь. Что вы здесь обнаружили?
— Целый склад оружия, — Звягинцев кивнул в угол, — они всегда бывают вооружены лучше нас. Посмотрите, какую винтовку мы нашли. С лазерным прицелом.
У них были даже гранаты. Мы просто сумели быстро сюда ворваться, иначе они бы сопротивлялись долго, и еще неизвестно, сколько бы было трупов.
— Документы у погибших были? — осведомился Кочетов, хмуро глядя в сторону лежавшего на полу оружия.
— У Коробкова нашли два паспорта, — кивнул Звягинцев, — у его ребят тоже были разные документы. И интересно узнать, где они получают эти новенькие паспорта.
— По-моему, это как раз то, чем вы должны заниматься, — ядовито заметил прокурор, поднимаясь со стула, — что-нибудь еще нашли?
Шувалов и Петрашку, находившиеся в соседней комнате, слышали разговор прокурора с их командиром. Но согласно строгим внутренним правилам никто из них не мог вмешаться и доложить о найденных в машине деньгах, об удостоверении сотрудника Кабинета Министров. Все это мог сказать только сам подполковник.
Либо не сказать вообще. Окончательное право решать, что говорить, могло принадлежать только одному человеку.
