— Может быть, она думала о тебе.
Он зло рассмеялся.
— Нет! Она хранила его фотографию, так что я его знаю и когда-нибудь найду. Она лежала у нее на дне пудреницы, под коробочкой. Наверное, она думала, что там ее никто не найдет, но она не знала, что ей предстоит умереть. — В его голосе появились хриплые нотки. — А если бы кто-то ей сказал, она бы не поверила.
— Бедная Марджори! — произнесла Элизабет.
— Я храню эту фотографию. Когда-нибудь я его найду. Там только голова и плечи, и отрезана картонная подложка, чтобы можно было засунуть в пудреницу, так что имя фотографа неизвестно. Но когда я его встречу, я его узнаю.
— Карр, никто не остается безнаказанным, так что ты не пытайся играть роль палача. Это не твоя роль.
— Разве? Не знаю…
Оба замолчали. Элизабет, откинувшись в кресле, дала тишине окутать их. Руки ее спокойно лежали на зеленом полотне юбки. На ней был кремовый свитер с высоким воротом, в ушах блестели жемчужные серьги.
Карр опять заговорил.
— Знаешь, Фэнси на нее похожа. Она работала манекенщицей, потом выступала в шоу, но сейчас без работы. Она упорно трудилась и хочет продолжать работать. Надеется сыграть в нормальной пьесе, как она это называет. По-моему, у нее один шанс на миллион, что ее возьмут. Ей приходится быть очень внимательной: у нее проблемы с согласными, она произносит их так, как говорят в Степни, откуда она родом. Кажется, ее родители и сейчас там живут. Ей и в голову не приходит мысль порвать связи с семьей, она их очень любит.
— И что же ты решил? — поинтересовалась Элизабет.
С горькой иронией он сказал:
— Она хочет продолжать карьеру и рассчитывает на меня как на первую ступень.
— Вы помолвлены?
— Кажется, нет.
— Ты будешь просить ее выйти за тебя замуж?
— Не знаю.
— Как это?! Карр, ты должен знать!
— А я не знаю, и все тут.
Она резко выпрямилась, сжала руки, глаза ее широко раскрылись.
— Ты плывешь по течению и не представляешь, куда тебя прибьет!
— Вроде того.
— Карр, но это самоубийство! Нельзя жениться на девушке, которую совсем не любишь!
— Нельзя, — спокойно согласился Карр и потом добавил: — Как легко плыть по течению, когда тебе все равно, что будет. Живешь себе в одиночестве…
Элизабет сказала тихо и торопливо:
— Одиночество вдвоем хуже, чем просто одиночество.
Ее поразила боль, промелькнувшая в его глазах.
— Это чертовски верно. Я испробовал оба способа и должен бы знать. Но видишь ли, на мне не срабатывает пословица — обжегшись на молоке, дуют на воду. Все кажется, что на этот раз будет иначе.
— Карр, встряхнись! Ты говоришь чепуху и сам это знаешь. С Марджори ты честно прошел этот путь до конца, но сейчас ты даже не притворяешься, что хоть на йоту симпатизируешь этой испорченной девице.
У него на лице появилась знакомая интригующая улыбка.
— Дорогая моя, она не испорченная девица. Наоборот, она милая девушка, очень милая, и потрясающе красивая — платиновые волосы, сапфировые глаза, ресницы в полметра длиной и цвет лица — как розовый лепесток. Подожди, сама увидишь!
Чаепитие прошло так, как намечалось. Правда, поначалу Фэнси взбрыкнула:
— Кто такая эта Элизабет Мур? Ты никогда о ней не говорил. Она держит лавку?
— Ее дядя. Его здесь хорошо знают. Их большой дом когда-то стоял за пределами Меллинга. Трое из Муров были убиты в первую мировую войну, и три налога на наследство всех разорило. Джонатан был четвертым. Когда стало ясно, что придется все продать, он сказал, что откроет магазин и будет торговать сам — с того и начал. Отец и мать Элизабет умерли, так что она живет с дядей.
— Сколько ей лет?
— Она на три года младше меня.
— Но я не знаю, сколько тебе лет.
— Двадцать восемь.
— Значит… ей двадцать пять?
Карр расхохотался.
— Умница! Как тебе это удалось? Пошли, она уже поставила чайник.
Успокоенная известием, что возраст Элизабет приближается к преклонному, Фэнси пошла за ним. Она была готова к выходу на чашку чая. Когда насидишься под сушкой, так хочется пить! Внешний вид Элизабет и ее обветшалой комнаты еще больше успокоил Фэнси. Мисс Мур может быть давней подругой и все такое, но никто не скажет, что она красива, и в ней нет даже ни капли изящества. А юбка! В этом году такие не носят, да и в прошлом уже не носили. А свитер под горлышко, да еще и рукава закрывают запястья! Ни капли изящества. И все-таки у Фэнси почти сразу появилось чувство, что ее алый костюм вызывающе ярок. Это чувство все усиливалось, и она уже готова была расплакаться. Она не могла пожаловаться на то, что мисс Мур была неприветлива или что они с Карром делали хоть что-то, что заставило Фэнси почувствовать себя лишней, но между тем это было так — она готова была поклясться. Они были люди другого сорта. Но ведь это чушь — убеждала она себя — она ничем не хуже их и, уж конечно, красивее и изящнее, чем Элизабет Мур! Какое глупое чувство! Мама сказала бы: не выдумывай то, чего нет… И неожиданно это чувство пропало, она стала рассказывать Элизабет про своих родителей и о том, как пошла работать — в общем, начался простой и дружеский разговор.
Перед уходом Фэнси поднялась с Элизабет наверх, остановилась перед роскошным зеркалом времен королевы Анны и спросила:
— Это старинный дом, да?
Она смотрела на отражение Элизабет в зеркале — слишком высокая, слишком тонкая, но в ней есть какая-то элегантность, нечто созвучное дому и его обстановке.
Элизабет ответила:
— Да, очень старинный, семнадцатый век. На месте ванной был будуар. Дом, конечно, страшно неудобный, но для бизнеса подходит.
Фэнси достала пудреницу и пуховкой прошлась по безупречной коже.
— А я люблю новые веши, — сказала она. — Не знаю, почему все так носятся со старыми. Я бы хотела иметь серебряную кровать, гарнитур серой мебели, а все остальное чтобы было голубое.
Элизабет улыбнулась.
— Тебе это будет к лицу.
Фэнси сжала губы и профессиональным движением накрасила их. Промычала: «М-м», — и, не оборачиваясь, спросила:
— Ты ведь давно знаешь Карра?
— О да.
— Как ты думаешь, с ним трудно ужиться? Я имею в виду, что он мрачный. Он всегда был такой?
В зеркале Фэнси увидела, как Элизабет отодвинулась, и ее лица стало не видно. Она ответила не сразу.
— Я его давно не видела. Ты же знаешь, он уезжал.
— Ты была знакома с девушкой, на которой он женился?
— Один раз видела. Она была очень красивая.
— Я на нее похожа, да? Я ее не знала, но…
— Ты немного напоминаешь ее.
— Тот же тип?
— Да.
Фэнси убрала пудреницу и помаду, щелкнула замком алой сумочки.
— Так вот почему… — произнесла она со странной интонацией в голосе и резко обернулась к Элизабет. — Какая девушка захочет служить обрамлением для другой? Ты бы захотела?
— Нет.
— Я хочу сказать, что не стала бы к ней ревновать или что-то в этом роде. Я знаю одну девушку, она вышла замуж за вдовца, так она сказала, что не переступит порог его дома, пока он не уберет все портреты первой жены. Я думаю, это неправильно, тем более что тут ее дети. Я рассказала маме, а она заметила: «Мужчина, который забыл первую жену, забудет и тебя, не сомневайся». Вот что сказала мама, и я такой не буду, но и выходить замуж за человека, для которого я сама буду служить лишь чьим-то обрамлением, не хочу.
— Я тебя хорошо понимаю.
— Он такой симпатичный, правда? Но когда дело касается того, чтобы жить с человеком, то красота не в лице, а в том, что он делает. Я хочу сказать, надо хорошенько подумать перед тем, как на что-то решиться, правда? — Фэнси прыснула со смеху. — Я столько наболтала… Не знаю, что ты обо мне подумаешь. С тобой почему-то легко говорить. Ну, может, пойдем?
По дороге домой она призналась Карру:
— Я ее представляла себе совсем не такой. Элизабет довольно мила.
Карр скривил рот в улыбке.
— Да, мила.
Он сказал это так, как будто подшучивал над ней, но над чем тут шутить?! Все-таки Карр странный. Ты можешь из кожи вон лезть, чтобы его рассмешить, но с таким же успехом можно обращаться к кирпичной стенке. А потом вдруг засмеется, когда нет ничего смешного. И все-таки, пока он смеется…
Она опять вернулась к теме Элизабет Мур.
— Жалко, что она не замужем. Я даже подумать не могу, что в двадцать пять лет могу быть не замужем.
На этот раз он откровенно засмеялся. А что тут смешного?
— Ну, голубушка, тебе до этого еще далеко. Сколько? Пять лет?
— Шесть. И я не вижу, что тут смешного! Девушка не должна надолго откладывать замужество, так мама говорит. Она говорит, выбери свой путь, нет ничего хорошего, если выйдешь замуж, а мужчина потребует, чтобы все было так, как хочет он. Я не хочу сказать, что он должен ходить по струнке, но когда двое вместе, то будет правильно, если оба будут брать и давать, а когда пойдут дети — ну, тогда, конечно, будешь больше давать, чем брать, если ты меня понимаешь. Вот что мама говорит, а она вырастила шестерых, она знает.
