– Здесь пулевое, Рубен Саркисович, – обернулся к нам один из санитаров, которые снимали с потенциального пациента куртку.
– Что?! – почти шепотом произнесла я.
Мы с Рубеном подпрыгнули к кушетке, на которую уложили моего пассажира, и уставились на неумело перевязанное правое плечо.
– Он своей футболкой перевязывал, – заметил санитар. – Вероятно, сам. И вон куртка прострелена.
Куртка теперь валялась на полу. Я подняла ее и увидела аккуратную дырочку с запекшейся вокруг кровью, которую не заметила раньше. Хотя рядом со мной находилась левая рука мужчины, а прострелили правую. Футболка, которой мужчина перевязывал простреленную руку, из белой превратилась в бурую.
– Больше ничего? – спросила я.
– Сейчас посмотрим, – ответили мне.
Больше никаких ранений и повреждений не оказалось, но мужика все равно отправили в операционную. Мы с Рубеном Саркисовичем удалились в его кабинет.
– Если бы ты его не подобрала, он бы рухнул на дороге и, вероятно, умер. Надеюсь, что никакое заражение крови не началось. Хотя мы, конечно, справимся, но все равно…
– Температура у него из-за ранения?
– Да. И еще неизвестно, сколько он шел. На рыбалку ездят в ночь или рано утром… А ты его подобрала в одиннадцатом часу вечера. Где же он блуждал-то? Кстати, ведро!
Мы спустились к моей машине, и я извлекла ведро из-под торпеды. Оно там успело завалиться набок, но ничего не пролилось!
– Финское, – определил Рубен Саркисович. – У меня несколько знакомых такими обзавелись. Лучший подарок для рыбака. Если у тебя есть – или будут – знакомые рыбаки, запомни.
Я подумала, что надо выяснить у моего начальника Ивана Ивановича, есть ли у него эта ценная вещь, а если нет, прикупить в Финляндии по случаю и подарить на какой-нибудь праздник или день рождения.
Рубен Саркисович показал мне, как открываются такие ведра, и мы уставились на трех крупных рыбин, которые в нем плавали. Кроме рыбин и воды, в ведре ничего не было.
Мы переглянулись.
– Какого лешего он шел с ведром? – задумчиво произнес Авакян, не ожидая от меня ответа. – Раненый, потерявший много крови…
– Ведро дорогое? – спросила я первое, что пришло мне на ум.
– Да нет. То есть для меня, для тебя – нет.
– А у него, может, это – самая дорогая вещь в доме. Или самая ценная для него. И он понимает, что за вторым таким в Финляндию ему не съездить. Кстати, надо бы документы у него в куртке посмотреть. Мне он говорил, что у него есть деньги и он готов заплатить за проезд.
– Ты его поэтому взяла? – удивленно приподнял брови Авакян. – Решила частным извозом подрабатывать?
– Рубен Саркисович! Как вы могли такое подумать?! Он мне говорил, что его никто не брал, а мне его стало жалко! Не знаю почему! Просто увидела, как его покачивает… И не пьяный.
– Ну, я бы тоже не взял, как все нормальные люди. Ладно, пошли вещи осмотрим.
Документы мы в куртке не нашли. Мобильный телефон отсутствовал. В кармане утепленных штанов обнаружили три скомканные купюры – пятисотрублевую, сотенную и десятку. Там также лежали две пластинки жвачки и не очень чистый носовой платок.
– Он думал за эти деньги до Питера доехать? – удивленно произнес Рубен.
– Может, он расценок не знает, – высказала предположение я. – Живет в своей деревне… Хотя нет, ему в город надо было. Домой – в город. А на рыбалку на машине ездят.
– И на автобусе ездят. И с друзьями ездят. М-да.
Я повторила, что оплачу лечение. Мне было жалко этого неизвестного мне мужчину, и я в какой-то мере чувствовала ответственность за его судьбу.
– Посмотрим после того, как очнется, – резко ответил Авакян. – Нормальный мужик не позволит женщине за себя платить. А в крайнем случае я с тебя возьму только половину.
Я попыталась что-то сказать, Рубен Саркисович предупредительно поднял руку.
– Все, Кира. Сейчас мы это обсуждать не будем. Поезжай домой. Кстати, а как ты на той трассе оказалась?
Я сказала про маму, а заодно и про папу.
– У нас твой отец никакого обследования не проходил, хотя в прошлом обращался. Чего его в Швейцарию понесло? Нет, мне не обидно, у нас отбоя нет от пациентов, но я тебе честно скажу: в Швейцарии не лучше, чем у нас. Он же не морду перекраивать ездил?
– Морду надо в Швейцарии? – рассмеялась я. – Вроде теперь и у нас неплохо делают.
– Да, хотя тоже надо знать, где. Но тебе еще рано. И в любом случае чем позже сделаешь первую подтяжку, тем лучше. Считается, что с благоприятным исходом и хорошим эффектом можно сделать не больше трех за жизнь. Сейчас, конечно, новые технологии и все такое, но я, как нормальный врач, вообще бы не рекомендовал делать никакие операции, если в этом нет жизненной необходимости. Запомни, Кира: хороший пластический хирург вначале попробует отговорить тебя от операции. Я не имею в виду случаи после аварии или еще каких-то повреждений. Это – совсем другое дело. А насчет твоего отца… Хорошие диагносты есть и у нас в городе, и не только в нашей клинике.
– Может, отец не хотел посвящать в свои проблемы лишних людей?
Рубен Саркисович пожал плечами и обещал, что завтра или сам мне позвонит, или кто-то из его персонала, чтобы сообщить о состоянии моего «подшефного».
В воскресенье я спала до двенадцати, только два раза встав, чтобы накормить котов. Но это я делаю на автопилоте. Продукты у меня по списку закупает приходящая домработница, которая также убирает и стирает. Это жена одного из наших рабочих, перебравшихся по зову шефа в Петербург. Работу ей найти в предпенсионном возрасте сложно, дома целый день сидеть скучно, да и собственный доход не помешает. Я знаю, что она общается с домработницами моих соседей. У нас тут все трудятся с утра до ночи, и на ведение домашнего хозяйства нет ни времени, ни сил. Утром я пью только чай с разогретым в микроволновке круассаном, обедаю в городе, ну а вечером жарю себе овощи или просто ограничиваюсь бутербродом с колбасой. Диеты я давно не соблюдаю. Независимо от того, ем я или не ем, независимо от потребляемых продуктов, я остаюсь такой же. То есть как образовалась у меня легкая полнота в пятнадцать лет, так она и остается. Килограммы не уходят, но и не приходят. Я даже размер тот же ношу. Доктор Авакян говорит, что это очень хорошо. Вес должен оставаться постоянным. И резкая потеря веса, и резкая прибавка – повод для беспокойства. Да и диеты без медицинских показаний могут привести к печальным последствиям. А у меня – мой природный вес. Я не должна быть худой. Я с этим смирилась.
Отоспавшись, я взяла одну из рабочих папок и занялась очередным проектом нашей строительной компании.
В четыре приехала Ольга с коробочками из китайского ресторана.
– Ну, рассказывай, – попросила сестра, когда мы устроились в креслах за небольшим круглым столиком, где я принимаю гостей, приходящих по одному или по двое.
Я рассказала.
– Папашу нисколечко не жалко, – объявила сестрица. – А насчет маман… Сама она с фирмой не справится. А вот я хочу попробовать. Молодежь наступает на пятки! То есть вначале я, конечно, буду совмещать… Кирка, ищи толкового менеджера мне в помощь.
Я заметила, что для начала посоветовалась бы с нашим зятем.
– Нет, – уверенно покачала головой сестра. – Его, наоборот, не надо ставить ни о чем в известность заранее. Его надо ставить перед фактом.
– Перед фактом его можно будет ставить только после вступления в права наследства! – заорала я. – А нам с тобой папаша явно ничего не оставит.
– Мы – наследницы первой очереди, – невозмутимо заявила сестрица. – Во-первых, есть такая вещь, как обязательная доля наследства. Что-то мы должны получить, даже если не упомянуты в завещании. Во-вторых, папашу и после смерти можно признать неадекватным. Да, придется потрудиться, побегать, по судам походить, но можно, и я намерена этим заниматься. А если он писал завещание неадекватным… Сама понимаешь: оно теряет всякую силу.
– Пусть теряет, и мы становимся наследницами по закону, но ты посчитай, по сколько на нос. Мама, нас четверо, внук…
– Внук не учитывается, – пояснила сестрица. – Только если упомянут в завещании. А если по закону, то начинается с наследников первой очереди. То есть мама и мы четверо. Вот если бы никого из нас не было в живых, тогда стали бы рассматриваться наследники второй очереди. Нет никого второй очереди – третьей, ну и так далее. И вроде мама, как жена, получает половину совместно нажитого имущества. То есть не получает, это ее доля, а вторая половина их совместно нажитого – папашина, и она уже наследуется. И в наследники входит жена, то есть наша маман, и мы вчетвером.
– Ты с юристом консультировалась?
– Да.
– А он тебя предупредил, что у фирмы может быть хитрый устав?
Сестрица кивнула.
– Но и так есть квартира, в которой мы все родились, загородный дом, в котором мы с тобой никогда не были, бабушкина дача, машины. Кстати, ты не в курсе, что с бабушкиной квартирой?
