– Я ничего им не говорил. Надеюсь, она тоже не посмеет.
– Она – это мать вашей старшей дочери?
– Старшей? – он прочистил горло и оттянул воротник джемпера. – Впрочем, вы правы. Да, конечно… Я взял с нее слово, что она будет молчать.
– Она согласилась?
– Куда же ей было деваться? Она умоляла меня о помощи. Следовательно, я мог диктовать условия. Я думал, она попросит у меня денег… и готов был заплатить.
– Но ее просьба заключалась в другом.
– Именно так, – кивнул Морозов. – В другом.
– В чем же?
– Сначала я хочу знать наверняка, обманывают меня или…
Глория покосилась в угол дивана, туда, где лежала тень. Там сидел карлик и делал ей знаки несоразмерно длинными, как у обезьяны, руками. Эти знаки были утвердительными.
Посетитель поймал ее взгляд и повернулся в ту же сторону. Разумеется, он ничего не увидел, кроме дивана.
– Вам известно, сколько стоят мои услуги? – спросила Глория.
Морозов, несмотря на его приятную внешность, вызывал у нее неприязнь.
– Оленин назвал мне сумму. Честно говоря, она меня поразила.
– Тогда давайте прощаться!
– Нет-нет… вы меня превратно поняли, – спохватился посетитель. – Я привез чек. Вот.
Он достал из сумки-планшета чек и положил на стол перед собеседницей.
– Какие у меня гарантии, что сказанное вами… что вы не ошибаетесь?
– Никаких, – спокойно ответила она.
– Но тогда…
– Здесь не магазин, где выдают гарантийные талоны на приобретенный товар.
В Морозове происходила борьба между деловой практичностью и любопытством, некой зыбкой надеждой на счастливый исход сего отчаянного предприятия. А вдруг проблема исчезнет по мановению волшебной палочки в руке этой странной женщины? Рассеется сама собой? И жизнь господина Морозова потечет по-прежнему гладко, без потрясений.
– Я понял… говорите. Моя судьба в ваших руках…
В его интонации сквозила театральщина. Он сам уловил это и смущенно отвел глаза.
– Вы действительно хотите знать правду?
– Зачем бы я ехал в такую даль, по-вашему?
– Это ваша дочь, – уверенно заявила Глория. – Вы ее родной отец.
– Что?
Он рассчитывал на снисхождение. Не от дамы в бордовых шелках, а от провидения, которое всегда благоволило к нему.
– Двадцать девять лет назад у вас родилась дочь, – бесстрастно повторила Глория. – Теперь у вас их две. Старшая и младшая. Если вы решитесь на анализ ДНК, он будет положительным.
– Но… – Морозов провел ладонями по щекам и сложил их в молитвенном жесте. – Я просто… у меня шок…
– Вы хотели услышать что-то другое?
– Как вы это проделываете? Черт вас возьми…
Он осекся, с беспощадной ясностью осознавая сей нежелательный, но – увы! – свершившийся факт. У него двое детей. Раньше он мечтал о втором ребенке, однако рождение Лили положило конец этим мечтам. Внезапная болезнь, тяжелые роды и последующие осложнения привели к бесплодию жены. Морозовы смирились с мыслью, что больше у них детей не будет.
– Почему я должен вам верить? – простонал Николай Степанович.
Глория молча придвинула к нему чек.
– Забирайте и прощайте.
– Погодите… поймите же меня… я…
– Вы ничего мне не должны, – сухо отвечала она, глядя мимо него на пустой угол дивана, где минуту назад сидел карлик. – Санта вас проводит.
Морозова не обрадовало, а скорее огорчило известие о том, что его мечта сбылась. Таковы люди! Сами не знают, чего хотят. Страдают, когда у них чего-то нет… а потом, едва их желание удовлетворено, опять недовольны. Им не угодишь.
– Простите, Глория…
– Вам не в чем винить себя, господин Морозов. Вы получили ответ на свой вопрос, но не обязаны ему верить.
– Я уже поверил. В глубине души я чувствовал, что Тоня говорит правду. Она была такой искренней… и несчастной, когда позвонила мне. Почему мы беспечно и легкомысленно подходим к судьбе ребенка? Она не имела права молчать!
– Вероятно, ей хотелось отомстить вам.
Глория представила себя на месте женщины, которая вдруг обнаруживает, что беременна. А отец будущего младенца бросил ее. Гордость не позволила ей признаться во всем неверному возлюбленному. Аборт было делать поздно…
Сколько таких маленьких трагедий наблюдала она во время практики в гинекологическом отделении городской больницы. Не перечесть.
– Отомстить? За что? – недоумевал Морозов. – Я не обещал Тоне жениться. Она тоже… не делала никаких намеков. Мы оба были слишком молоды, слишком любили свободу, чтобы связать себя узами брака…
– Почему вы расстались?
– Обычная история. Безденежье, неустроенный быт… учеба. Между нами все чаще возникали ссоры, сначала мелкие, потом… – он махнул рукой. – Ранние браки ни к чему хорошему не приводят. Если бы мы даже поженились, то давно бы разошлись.
– Зато у вас не было бы сомнений насчет дочери.
– Значит, вы настаиваете, что…
– Я ни на чем не настаиваю. Мои слова легко проверить. Зачем вы вообще пришли ко мне? Отправляйтесь в медицинскую лабораторию и получите результат анализов. Заплатите за анонимность, в конце концов.
– Не надо… Я не осмелюсь предложить дочери… вернее… Боже! Я не смогу заставить ее держать рот на замке! Как я объясню ей, почему она обязана молчать?
– Встретьтесь с ней, познакомьтесь. Поговорите. Возможно, она войдет в ваше положение.
Морозов сник и сразу постарел лет на десять. Из крепкого бодряка превратился в потрепанного жизнью уставшего человека. Большой бизнес изматывает даже сильных. Но его, кажется, гнетет что-то еще…
Перед Глорией возникла женская фигура в белых одеждах… с распущенными волосами и… с косой. Смерть?
– Как вы это делаете? – спросил посетитель, поднимая на хозяйку дома воспаленные глаза.
Его ум отказывался принимать ничем не подкрепленную информацию. Хотя душой он уже согласился с новыми реалиями.
– Просто… – сказала Глория. – А вы ждали сложных манипуляций? Мне следовало напустить туману или воскурить травяного дыму? Водрузить посреди стола хрустальный шар и долго пронизывать его взглядом? Погадать на воде? На кофейной гуще? Или вы предпочитаете карты? Принести колоду Таро и сделать расклад? Если дело в этом, извольте…
– Нет, я… не то имел в виду… впрочем, в чем-то вы правы.
– Вы ждали театрального эффекта, – усмехнулась она. – Тщательно подготовленного спектакля. Стало быть, я вас разочаровала!
– Вы меня… вы… я повержен…
Он не позволял себе пустить слезу при женщине. Не позволял дать волю своим чувствам: горю, сожалению, страху. Кажется, в его сердце проснулась прошлая любовь… забытая, далекая и оттого полная романтики и юношеских грез. Он боялся, что под напором этой былой любви его налаженный жизненный уклад даст трещину, а то и вовсе развалится. Выходит, у них с Тоней родилась дочь… плод той пылкой и трепетной страсти, которая больше не повторилась…
– Я много лет убеждал себя, что люблю жену… я действительно люблю ее! – вырвалось у него. – Но это совершенно другое чувство… спокойное, ровное.
«И пресное, – добавил он про себя. – Наконец я понял, чего мне не хватало в постели с Лерой. Неизвестности, неопределенности… нервной щекотки. Супружеский секс что-то теряет…»
У него рябило в глазах. Здесь, в зале с раскрытым черным зевом камина, разные оттенки красного напоминали то ли страсть, то ли кровь…
– Я не все рассказал вам, – неохотно признался Морозов.
– Я знаю.
– Может, и не надо говорить?
– Решайте сами.
Вокруг них порхала тень призрака с косой: не той, которую заплетают. А той, которой косят. Не только траву…
– Это связано со смертью, – все-таки произнесла Глория. – С насильственной смертью.
– Да-а… – удивленно протянул Морозов. – Как вы…
– Послушайте, – перебила она. – Давайте к делу. Вам важен результат, а не процесс.
Николай Степанович рассеянно кивнул. На его лице отразилась гамма эмоций – от замешательства до жгучего любопытства. Он впервые сталкивался с таким интересным явлением и не мог побороть желания разложить все на составляющие. Он привык анализировать данные, а не принимать на веру. Его рассудок сопротивлялся тому, что он слышал и видел.
– Вашей дочери угрожает опасность?
– Именно это обстоятельство и заставило Тоню найти меня и обратиться за помощью, – подтвердил он. – Мою дочь… подозревают в убийстве…
Москва
В тот вторник Лавров провел летучку в своем кабинете и, когда подчиненные разошлись, решил выпить чашечку чаю.
Завтракать он не успевал. Пробки на дорогах вынуждали его выходить из дому загодя и так рано, что его аппетит еще спал. Он пробовал пользоваться метро, но и это не всегда помогало.
Включив чайник, начальник охраны взялся было за бумаги, как его взгляд уперся в престранную вещицу. Это была маленькая пластилиновая кукла, сделанная ребенком. По крайней мере, слепили ее довольно примитивно. Неизвестный «скульптор» примостил свой шедевр на подвесной полке между цветочным горшком и пепельницей.
