Что-то перевернулось внутри у Марианны. Где-то глубоко-глубоко, в самых дальних уголках ее сознания, произошло неожиданное движение. Как будто сдвинулся какой-то глубинный потаенный пласт, о существовании которого она никогда раньше даже не подозревала. И в образовавшуюся брешь, как лава из кратера разбушевавшегося вулкана, хлынула вдруг наружу звериная первобытная память их рода. Она заполнила собой все ее сознание, весь ее мозг, который теперь властно и жадно требовал мести.
Марианна высоко вскинула голову и прямо посмотрела отцу в глаза. Щеки ее пылали, взгляд был полон решимости, граничащей с фанатизмом. Она разжала губы и громко произнесла, как клятву:
– Я сделаю это. Я уничтожу его.
Слабая улыбка осветила лицо отца.
– Я верю тебе. Теперь я умру со спокойной душой. – Он привлек ее к себе и поцеловал в лоб. – Благословляю тебя на святое дело. Да хранит тебя Господь.
Не успела Марианна прийти в себя после смерти Арсена, как разразилась новая трагедия. Умер отец. Он ушел в мир теней через несколько дней после того, как Марианна поклялась ему отомстить за смерть брата и привести в исполнение закон кровавой мести. После того как она заверила отца, что сделает это, он окончательно потерял какой-либо интерес к жизни. Все земные дела его были завершены. Осталось только одно, последнее. Но его он перепоручил дочери, вверил в верные руки, которые, он знал, не подведут его ни при каких обстоятельствах. Самое время для ухода.
Отец умер легко и незаметно. Просто заснул вечером, а утром уже не проснулся. Марианна нашла его остывшее тело, когда принесла ему завтрак. Взгляд отца был устремлен вверх, на губах застыла улыбка. Казалось, что его последние мысли были о чем-то приятном.
Марианна осторожно прикрыла его веки и отдалась во власть постигшей ее новой утраты. Она долго и безутешно рыдала, казня себя за то, что когда-то легко и бездумно покинула отчий дом, представляя, какую сильную рану нанесла отцу своим бегством. Она знала, что для него это был удар ножом прямо в сердце. Второй после смерти матери. Третьим ударом, которого он уже не смог вынести, была гибель Арсена.
Первый раз в жизни Марианна задумалась о том, что по сути самые близкие и любимые люди являются нашими самыми жестокими и безжалостными палачами. Вольно или невольно они однажды становятся ими. Так не лучше ли навсегда оставаться одинокой? Тогда никогда не придется переживать боль утрат.
Марианна не знала ответ на этот вопрос: лучше или не лучше быть одной по большому счету. Но вот в конкретном ее случае, в маленьком срезе ее сегодняшней жизненной ситуации, это представлялось ей самым идеальным состоянием. Чем больше Марианна думала об этом, тем больше укреплялась в правильности избранной позиции. Чтобы исполнить клятву, данную отцу, она должна быть одна. Никто своим присутствием не должен смущать ее образ мыслей и предстоящих поступков, не то что словом, но даже мысленно. Слишком велико бремя клятвы, данной отцу.
Марианна представила, что сказал бы ей Олег, узнай он, что она взвалила на себя такую ношу. Она была уверена, что он усомнится в ее психической полноценности. Ведь он европеец до мозга костей и вряд ли поймет мотивы поступков дочери маленького, но очень гордого народа. Он даже не знает, какой она национальности. Марианна никогда не заговаривала об этом, не желая с кем-либо обсуждать тему своего происхождения, а он и не спрашивал.
Иногда Марианне казалось, что он даже не догадывается, что она не русская. Внешне она вполне могла сойти за женщину славянской национальности: бледная кожа в обрамлении темных волос, идеально прямой изящный носик и яркие васильковые глаза. Именно глаза сбивали с толку того, кто мог принять ее за ту, кем она была на самом деле. Даже Олег ни о чем не догадался, что же можно говорить об остальных? Ей это было только на руку. И в том деле, которое ей предстоит осуществить, это тоже должно сыграть большую роль. Марианна пока смутно представляла, как будет действовать, как приведет в исполнение свой план, но она твердо знала, что открывать свое настоящее имя перед ответчиком она не должна до самой последней минуты. Пусть он ни о чем не догадывается до поры до времени, а потом видно будет.
Самолет, прорезав, словно нож тесто, многослойный торт облаков, вырвался на чистую поверхность. Вокруг растекалось голубое воздушное море, яркое солнце слепило глаза. Но Марианна ничего этого не замечала. Она вообще ничего не замечала вокруг. Если бы у нее спросили сейчас, кто ее сосед: мужчина или женщина, она бы затруднилась с ответом. Молодая женщина вся целиком была погружена в собственные мысли. За свою недолгую жизнь Марианна уже привыкла к резким кульбитам своей судьбы. Но то, что она выкинула на этот раз, превосходило все ее прежние сюрпризы. Марианна даже застонала, но не заметила, как удивленно посмотрел на нее сосед. Он хотел спросить, хорошо ли она себя чувствует, но Марианна в этот момент закрыла глаза. Ее воображение мгновенно переносило ее то в детство, когда она и брат были единое целое, то в предшествующие отлету дни, то в череду похорон самых близких ей людей. Теперь она осталась в мире одна. И может рассчитывать только на себя. Она снова вспомнила о данной на смертном одре отца клятве. Вернее, она не забывала о ней ни на секунду. Она не могла забыть, как успокоился отец, когда она торжественно пообещала ему исполнить свое предназначение. И она исполнит, никакого сомнения в этом у нее нет. Только исполнит по-своему. Она не станет убивать убийцу брата – это она решила еще тогда, у кровати отца. Она исполнит клятву иначе, так, как она считает нужным – она разорит этого человека, оставит его таким же голым, каким он вошел в этот мир, чтобы творить зло. Таким образом, она избежит греха убийства и одновременно накажет даже сильней, чем просто лишит жизни. Он будет испытывать мучение всю оставшуюся жизнь, а не одно мгновение, когда она насильственным образом отнимается у человека.
Но и она вынуждена пойти на большие жертвы. Отныне ее жизнь целиком и полностью подчинена одной цели – исполнению клятвы. В ее роду кровная месть являлась всегда священным делом. И не ей нарушать вековую традицию. Но заплатить за нее придется сторицей.
В воображении Марианны появился банк, ее кабинет, в котором она уже начала осваиваться. Потом появилось лицо Олега. Как он воспримет ее отказ от всего, что они замышляли? А у них были такие заманчивые планы. Она не сомневалась, что с их способностью они вполне могли быть реализованными. Но у нее нет выбора, данное отцу обещание – это не просто выброшенные на ветер слова, это неукоснительная программа действий. Для кого-то это, может быть, и звучит странно и даже глупо. Но она дочь своего народа. И сколько бы она ни пыталась перерубить связывающие ее с ним корни, там, у могилы брата, она поняла, что это ей никогда не удастся. Иначе презрение к себе будет, словно шмель, жалить ее постоянно.
Стюардесса принесла обед, Марианна открыла упаковку, но есть ничего не стала. Ей было совсем не до еды. Она знала, какие тяжелые испытания ждут ее сразу же, едва самолет коснется колесами земли. И пока осталось немного времени, ей необходимо приготовиться к ним. Она не сомневалась, что ее будут отговаривать, стыдить, увещевать, доказывать нелепость ее действий. Но она должна все это выдержать и не дрогнуть. Ей необходимо быть твердой, как алмаз. А быть может, даже еще тверже. И она дает уже себе клятву, что выдержит все посылаемые ей испытания, не поддастся на уговоры, станет неукоснительно следовать своей линии. Она прекрасно понимает, что, если в какой-то момент дрогнет, если сомнения проложат даже самую узенькую тропинку в ее душу, она потерпит поражение. Ей ли не знать, как не хочется расставаться с Олегом. А то, что это неизбежно, она уверена, ведь она даже не может рассказать ему подлинную причину своих поступков. А следовательно, придется пережить всю горечь взаимного непонимания, взять всю вину на себя. И она сделает это.
В какой-то момент Марианне захотелось плакать. Внезапно она повернула голову и впервые за весь полет увидела своего соседа – молодого мужчину, внимательно наблюдавшего за ней. Она отвернулась – ей, дочери маленького, но гордого народа, не пристало пускать слезу перед незнакомым человеком. Если это так уж необходимо, она это сделает тогда, когда рядом никого не будет. А лучше обойтись вообще без слез. Не пристало демонстрировать слабость даже самой себе. Иначе однажды ей захочется почувствовать слабость и при ком-то другом. А тогда пиши пропало. Марианна знала, что в нынешних обстоятельствах помочь ей выдержать все испытания, уверенно пройти через препятствия способно только чувство внутреннего равновесия. Если оно ее покинет, ей будет на порядок трудней. Именно ему когда-то учил ее отец, заставляя преодолевать даже не страх, а ужас, шагать по канату. Сначала ей казалось, что пройти по натянутому на высоте тросу так же невозможно, как пройти, не обжегшись, через огонь. Но однажды она совершила это. И до сих пор ни один поступок не вызвал у нее такой гордости, как этот. И сейчас ей снова предстоит пройти по канату, хотя и невидимому. Но разве от этого переход менее труден и опасен?
