– Десять тысяч баксов, – сказал мужчина, которого как-то неудобно было называть Лёшкой, тыча пальцем в рот. – Как тебе оскал мирового империализма?
Он ощерил ровный ряд сияющих зубов и несколько раз звонко щёлкнул челюстями.
Оскал впечатлял. Артём уважительно промолчал, потому что одиннадцать лет назад он работал младшим сотрудником в отделе Министерства культуры и зарабатывал… впрочем, не будем о грустном. Скажем так: десять тысяч баксов он мог увидеть только во сне.
Лёшка Данч в то время уже попал в обойму и консультировал некоторые заграничные аукционы. К услугам Алексея Олеговича обращались и частные коллекционеры, способные оплатить его высокую деловую репутацию. Лёша крейсировал по миру, как авианосец «Миссури», повергая в трепет менее удачливых коллег и безжалостно уничтожая чужие деловые репутации. С Артёмом он держался дружелюбно и время от времени выговаривал ему за неумение «устраиваться».
– Старик, вспомни старушку Митчелл, – втолковывал Лёша. – Как она тонко подметила: «Состояния быстро наживаются при создании цивилизации, но еще быстрее при её крушении!» Оглядись! Кругом валяются деньги, только подбирай! На хрен тебе сдалось это вшивое министерство? Здоровый, умный, образованный мужик, сидишь и бумажки перебираешь! Не стыдно? У тебя жена красавица! Её холить нужно!
Холить Ленку Артём был не против, но когда дошло до дела, откровенно спасовал. Как-то раз Лёша принёс ему картину, которую требовалось привести в порядок. Едва взглянув на неё, Артём моментально бухнулся на диван.
– Это же запасник Эрмитажа!
– Ну, запасник, ну, Эрмитажа, – зашептал Лёшка, по очереди подмигивая обоими глазами. – Дальше-то что? Тёмочка, реставратор – он как врач. Сначала должен спасти больного, а уж потом выяснять, где тот поранился. Берись, дурак! Непыльная халтурка! И деньги хорошие!
От непыльной халтурки и хороших денег Артём категорически отказался. Лёшка пожал плечами, сунул затертое полотно под мышку и удалился. А буквально через полгода после этого разговора разгорелся скандал вокруг ценностей, похищенных из Эрмитажа. Новостные выпуски взахлеб, перебивая друг друга, повествовали сагу о работнице музея, умудрившейся вынести в авоське с продуктами то ли двадцать, то ли двести произведений искусства. К этому доходному занятию женщина привлекла мужа и шестнадцатилетнего сына. В свободное время реставратор высокого класса, наперечёт знавшая всех городских коллекционеров и чёрный рынок, ходила по ломбардам, где и сбывала за копейки бесценные раритеты. В доказательство прилагалась корешки квитанций с паспортными данными воровки и членов её семьи. У зрителей возникла масса вопросов относительно вменяемости обвиняемой, но она очень удачно умерла за полгода до своего разоблачения. Ухмыляющийся хозяин Эрмитажа, похожий на героя индийского кино двадцатилетней давности с вечным кашне на плечах, внятных ответов не давал.
Артём слушал телевизионную бредятину и отчетливо понимал: если затрещал по швам один из главных музеев страны, то какой же беспредел творится в провинции? В этом ему предстояло убедиться собственными глазами. После «эрмитажного конфуза» Артёма и ещё двоих его коллег из министерства отослали с ревизией в тихий южный городок, где хранилась очень неплохая коллекция русской живописи.
В Москву они вернулись на день раньше, чем планировали, потому что результаты проверки были убийственные – иначе не скажешь. Артём взял такси и быстро добрался до дома, мечтая только об одном: отмыться от липкого ощущения нечистых рук и завалиться спать. Поднялся по лестнице, на ходу доставая ключи, отпер замок, на цыпочках вошёл в тёмную прихожую. В нос мгновенно ударил запах хорошего мужского парфюма.
«Лёшка заходил, – подумал Артём с неудовольствием. После того как приятель принёс ему на реставрацию картину из запасника Эрмитажа, он старался больше с ним не встречаться. – Интересно, что ему надо?»
Артём сбросил с плеча дорожную сумку и только тут сообразил, что ничего не привёз из командировки. Вот крику-то будет! Ленка велела накупить побольше нормальных продуктов.
Мысль о жене умилила, потому что была связана с ощущением дома, уюта, душевного комфорта. Артём разулся и, не зажигая свет, прошел через тёмную гостиную. Он ощупью нашёл дверь в спальню, бесшумно повернул ручку. Деревянная створка медленно поплыла внутрь, открывая взгляду большую кровать, на которую падал лунный свет. Ленка спала в обычной позе, на животе, обняв подушку. А рядом с ней спал Лёшка Данч.
Видимо, в этот момент Артёма долбанул самый настоящий шок, потому что он вышел из спальни и проверил, в свою ли квартиру попал. По всему выходило, в свою. Когда сомнений не осталось, Артём сел на стул возле двери и задумался: что делать?
По идее, он должен дать в морду. Кому? Ленке или Лёшке? Наверное, обоим. Или хотя бы одному Лёшке. Но ничего подобного Артёму делать не хотелось. Злости не было – вместо неё внутри медленно подсыхала лужица мутной душевной усталости.
Посидев несколько минут, Артём вздохнул, встал со стула и нажал выключатель. Вспыхнула люстра, озарив комнату беспощадным ярким светом, а двое, спавшие на кровати, испуганно вскочили, вытаращив заспанные, ничего не понимающие глаза.
Мало людей знает, когда закончилась их семейная жизнь. Артём знал не только год и дату, но и точное время. Потому что, включив свет, он взглянул на часы. Была ровно половина третьего утра…
– Ты просто сводишь со мной счёты, – вдруг сказала Ленка.
Артём с изумлением посмотрел на бывшую жену и понял, что она знает, о чём он думал. Сначала его охватило чувство неловкости – совсем как в ту проклятую ночь, – потом он разозлился.
– Прости, но ты себя переоцениваешь.
– Так, – сказала Мадам, как бы подводя черту. – Ваши личные отношения меня не интересуют, это там, на улице… – Она махнула морщинистой дланью в сторону двери. – Теперь по поводу консультанта. Я считаю такие расходы излишними.
Ленка метнула в Артёма торжествующий взгляд.
– Пускай картину исследуют в реставрационных мастерских Пушкинского музея. Там тоже немало приличных специалистов, да и техника вполне современная. Через три дня результат экспертизы должен лежать у меня на столе.
С этими словами Мадам откинулась на спинку стула, давая понять, что аудиенция завершена. Ленка рванулась к двери, чуть не опрокинув отброшенный в сторону стул. «Импульсивность» – вот слово, которое Артём употребил бы в первую очередь, характеризуя бывшую жену. Пришлось раскланяться за двоих, задвинуть стулья под стол и двинуться к выходу, ощущая спиной неподвижный мертвенный взгляд Мадам. Интересно, сколько ей лет? Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят? Такой хорошо просушенный экземпляр точного возраста не имеет.
Он вышел из кабинета, бесшумно притворив за собой дверь, и тут же столкнулся с Ленкой. Бывшая супруга ожидала его в приёмной.
– Знаешь, Ермолин, чего я хочу больше всего? – начала Лена. Красные пятна переместились с груди на её щеки. – Привязать тебя к пушечному жерлу и поднести факел с обратной стороны. Самолично.
Артём подхватил Лену под руку и потащил по коридору мимо изнывающей от любопытства секретарши Ниночки, которую Мадам недавно возвела в ранг «личного помощника» за добросовестное подслушивание и подглядывание. Втолкнул Лену в кабинет, захлопнул дверь и повернулся к ней.
– Прекрати истерику!
– Пошел ты на…!
Артём размахнулся, влепил бывшей супруге смачную оплеуху и тут же замер от ужаса. Первый раз со дня знакомства он поднял руку на Ленку и первый раз в жизни – на женщину. В ответ Ленка могла ударить его по голове телефонным аппаратом, могла ворваться в кабинет Мадам, продемонстрировать ей проступающую пятерню на лице и добиться отстранения Артёма от дела, могла дать парочку интервью бумагомаракам с жёлтым знаменем под мышкой и послать на… его профессиональную репутацию. В общем, могла многое. Несколько секунд Ленка тяжело дышала, очевидно, перебирая в уме все обозначенные варианты и придумывая новые, на которые у Артёма не хватило воображения. А потом её лицо вдруг сморщилось, скривилось, глаза, как колодцы, наполнились влагой, и началось половодье, размывающее все косметические ухищрения.
– А-а-а! – заревела Ленка. – И ты туда же, дурак… Да я тебя закопаю…
В этой угрозе было столько беспомощного детского бессилия, что Артёму захотелось провалиться сквозь землю. Он никогда не понимал, как можно ударить женщину или ребенка – в общем, человека слабее себя. Такая подлость. Ленка, конечно, его довела, но это не оправдание.
Он обнял её за шею и неловко прижал к себе.
– Прости меня. Я скотина.
– Это я скоти-и-ина, – продолжала рыдать Ленка. – Шлюха подзаборная. Сучка недобитая.
«Ну вот, приехали, – обречённо подумал Артём, поглаживая теплые волосы. – Живое доказательство теории Гоголя. Писал же классик о природе некоторых хамов, которые безумно уважают тех, кто их выпорет. Ленка, конечно, не хамка, но оказывается, чтобы добиться её уважения, вовсе не следовало заваливать жену цветами и ежедневно признаваться в любви. Легкая порка раз в неделю – и они до сих пор пребывали бы в счастливом законном браке».
