Рита вдруг почувствовала на своем колене мужскую руку и подняла глаза на сидящего почти вплотную к ней Рая. Ей представилось, что они сидят на большой солнечной поляне, прижавшись друг к другу, и вдыхают запах свежескошенной травы или сена. Вероятно, так свежо пах одеколон этого рафинированного, но с повадками дикого зверька мальчика.
– Здесь душно, – сказал он так, словно его рука жила своей жизнью, а все остальное тело – своей и колено сидящей рядом Риты нисколько его не волновало. В глазах – ни блеска, ни похоти. Ангельское бледное лицо, поражающее своей невинностью и наивностью. – Может, подышим свежим воздухом?
И он, вдруг крепко схватив ее за руку, вывел из-за стола и потянул за собой к выходу. Поступок неслыханный, неожиданный и дерзкий. Все произошло молниеносно. Оскар, занятый разговором с Леней, к счастью, даже не заметил Ритиного ухода. Спустя минуту они стояли уже на лестничной площадке, рядом с открытым окном, и Рай все так же крепко держал ее руку в своей. Шум двора с детскими голосами и шелестом тополей вливался в окно вместе со свежим ветром.
– Вы обманули Оскара? Ведь вы нисколько не заинтересовались его родильным домом.
– Не знаю, я еще не решил. Но сейчас я заинтересован куда больше вами.
– Почему вы называете себя Раем?
– Мое настоящее имя Амфиарай, мой дед был греком, а бабка – русская. В моей семье намешено много кровей, есть и французская, и испанская, и даже мадьярская…
– Я не должна стоять здесь с вами, мне надо вернуться к Оскару.
– Он ревнив?
– Да. И мне не хотелось бы, чтобы он нас здесь застал. Вы не знаете его…
– Тогда вернемся. – И он так же, не выпуская Ритиной руки, повел ее за собой к двери.
Ей казалось, что прошел не один час, как она ушла от Оскара. Как ребенок, живущий во чреве своей матери и связанный с ее организмом жизненно важными сосудами и пуповиной, она была, оказывается, накрепко привязана к своему мужу. Но, увидев сквозь толпу танцующих пар мужа, так же увлеченно беседующего теперь уже с другим мужчиной, вероятно, тем самым, которого ему порекомендовал Леня, она почувствовала себя лишней. Или свободной?
Глава 6. Страсть, безумие, бегство
…Она не поняла, как они оказались в спальне Веры. Идеальное место, где было тихо и Рита могла спокойно, не боясь быть замеченной кем бы то ни было, рассмотреть того, кто осмелился вот уже несколько раз силой овладеть пока только ее рукой. Игра, доставлявшая ей удовольствие, заставляющая пылать ее лицо и чувствовать себя слабой, вялой, но одновременно испытывать чудесное предвкушение любовного потрясения, только еще начиналась. Опасность быть застигнутой врасплох ревнивым собственником Оскаром, уже давно заявившим свои мужские права на ее тело, вносила в эту игру элемент животного страха и даже ужаса. Ведь никогда еще за все время их совместной жизни с Оскаром она не позволяла никому уводить себя с вечеринки даже в подъезд под предлогом подышать свежим воздухом. Арама расценил бы ее поступок как преступление, как потенциальную измену, как предательство. Рита принадлежала ему, и в этом состоял истинный смысл их брака. Арама мыл ее по утрам, называя своей девочкой; вытирал досуха полотенцем, приговаривая что-то очень ласковое, нежное и вместе с тем животное, хрипяще-просящее, после чего овладевал ею в ванной комнате или в кухне – там, где его охватывало желание. Он всегда, словно оправдываясь за свою несдержанность (внешне выглядевшую как хозяйская вседозволенность), связывал половые акты с пользой для здоровья, чем сильно злил еще молодую, не собирающуюся ничем болеть и не терпящую всех этих «профилактических» разговоров Риту. Из книг, кино и редких бесед на эту тему с другими женщинами (подруг, как таковых, у Риты не могло быть в принципе, об этом также позаботился ее любвеобильный супруг-однолюб Арама; Вера Ащепкова, к примеру, лишь считалась Ритиной подругой, ее статус был только озвучен, не более, на самом же деле они являлись всего лишь приятельницами) Рита знала, что то, что проделывает с ней муж по утрам, изредка днем и довольно утомительно и долго вечером, меньше всего связывается у других пар со здоровьем. Любовь, на худой конец страсть, о которой она знала лишь понаслышке (но отголоски которой заставляли ее стонать и метаться на горячих простынях во сне, когда она снилась себе распластанной на жесткой земле с качающимися над ней зелеными лапами елей, размазанными по высокому голубому небу кипенно-белыми облаками и смутно различимым лицом мужчины), двигали в основном живыми существами, сливающимися в единое целое, как сросшиеся намертво лепестки двух так непохожих друг на друга цветков. Мужчина и женщина. Факт соития был непонятен ей, и она, отдаваясь во власть сильных и властных рук Оскара, терпеливо и покорно выполняла свой супружеский долг, словно расплачиваясь таким образом за свое комфортное во всех других смыслах существование в браке. Кроме того, ей было приятно осознавать, что ее тело доставляет Оскару такое наслаждение, ведь ей, неразбуженной, было его все равно не понять, хотя с опытом к ней пришла и спасительная, и отравляющая ее все больше и больше ложь, в которой она боялась признаться даже себе: она научилась симулировать оргазм.
Розовые стены, розовое белье на кровати и розовое крепкое тело крепко спящей Веры, которая даже во сне не переставала страдать – брови застыли в трагическом изломе. Далее: запахи крепких духов и крепких напитков, которые к тому же еще и смешались с душным ароматом белых лилий, букет которых стоял на комоде и отражался во всех зеркалах спальни. Вот тот пошловатенький фон, на котором предстояло разыграться неожиданной, но зато хорошо отрепетированной во снах сцене, смысл которой по-прежнему ускользал от Риты. Она еще не знала, зачем пришла сюда и чего хочет ее тело, ее душа. Спрятавшись за придуманную ею же самой обиду на Араму, якобы бросившего ее ради деловых переговоров и предоставившего ей, таким образом, некоторую свободу действий, она подсознательно уже была готова на что-то большее, и это «что-то» кружило голову и делало ее непредсказуемой даже в собственных глазах. Кроме того, ее сильно влекло к этому молодому, похожему на рано повзрослевшего мальчика, красивому мужчине. Она едва сдерживалась, чтобы не прикоснуться к нему самой.
Несколько шагов по мягкому и упругому розовому ковру – и они оказались на длинной лоджии, превращенной в зимний сад, заполненный журчанием электрического водопадика, с шумом работающего кондиционера и гигантского аквариума.
Рай обнял ее и нашел губами ее губы. Запах сена и цветов, который она вдохнула, казалось, исходил от его кожи и волос. Закрыв глаза, Рита вдруг увидела раскинувшееся над ее головой ярко-голубое небо в пышных, как юбки танцовщиц-виллис из «Жизели», облаках.
Звук тихий и одновременно резкий, как влажный треск разрезаемой плоти – это от затылка и вдоль спины, до самой ложбинки, просвистела, прозмеилась «молния». Плотная эластичная ткань была стянута с плеч, талии, бедер и брошена на плетеное кресло. «Если закричишь, – услышала она прямо над ухом, – я разобью аквариум, проснется Вера, рыбки погибнут, гости бросятся смотреть на тебя, голенькую, а я уже все равно не остановлюсь…» И она молчала. На деревянных досках, под тихий плеск воды в аквариуме и шелест овеваемых ветром комнатных растений Рита качалась в объятиях незнакомого мужчины до тех пор, пока не почувствовала в себе невероятно сильную и сытую бурю, судорожный шторм, после которого наступила оглушительная, ватная тишина. Тело ее обмякло, а взгляд теперь уже с равнодушием скользил по мерцающим в зеленоватой воде аквариума перламутровым рыбкам.
Амфиарай помог ей застегнуть платье и подняться. Тяжело дыша, он достал из кармана платок, вытер пот с ее лба, со своего, потом поцеловал ее и усадил, безвольную, как куклу, в плетеное кресло. Достал ручку, вырвал из блокнота листок бумаги:
– На, пиши…
Она непонимающе смотрела на него.
– Пиши: «Оскар, я жива и здорова. Я позвоню тебе. Рита».
И она написала. Рай, вырвав у нее из рук листок, спрятал его в карман.
– У меня внизу машина.
Пуповина разрывалась на глазах, кровеносные сосуды разлетались в пыль, лопались тонкие перегородки плоти, образовывая кровавый, вакуумный тоннель. А впереди была свобода, непредсказуемость, жизнь, заполненная до краев событиями, переживаниями, впечатлениями и переливами чувств.
Они незаметно покинули квартиру Ащепковых, сели в черный запыленный автомобиль, припаркованный прямо возле подъезда, и, резко развернувшись, помчались в сторону Садового кольца.
Глава 7. Рай в загородном доме
Амфиарай спал, раскинув руки на черных простынях, и его совершенное тело обдувал ворвавшийся в распахнутое окно свежий ветер. Вокруг кровати на полу были раскиданы подушки, книги, журналы, пепельницы, коробки с сигарами и конфетами. На столе стояла высокая корзинка, доверху наполненная апельсинами. Еще вчера вечером они служили им, безумным, бильярдными шарами, лениво перекатывающимися по зеленому сукну и не желающими помещаться в лузы. Весь огромный дом служил им вот уже несколько дней, как верный и умный пес. К услугам ослабевших от страсти Риты и Рая был бассейн, джакузи, бар, теннисный корт и четыре спальни. «Ни о чем не думай», – говорил Рай, заметив затуманившийся печалью взгляд Риты, в тот момент, когда мысли ее плавно перетекали к Оскару. «Как я могу не думать о нем, если он наверняка ищет меня, думает обо мне, обзванивает больницы и морги?» В такие минуты она жалела, что была так откровенна с Раем, что рассказала ему многое из своей ранней супружеской жизни. «Ты прожила с этим человеком почти десять лет, что связывало тебя с ним?» «Тебе не надо этого знать», – отвечала она намеренно грубо, оставляя невысказанной ту часть жизни, о которой имел право говорить только Оскар, да и то только как врач. «Мне нравится, что ты так отвечаешь. Но, с другой стороны, этот ответ не подходит для той Риты, которую я встретил там, у Ащепковых. Ты сильно изменилась за последние дни».
