Врачи «Скорой помощи» оказались расторопнее и приехали первыми. Водитель впустил их в салон. Санитар, здоровенный детина, занял полсалона. Деловито осмотрев мужчину, он подозвал врача. Не в пример санитару, врач оказалась женщиной хрупкого телосложения. Нервы у нее, однако, были под стать ситуации.
– Ну, что тут у нас? – откидывая полу куртки, задала она риторический вопрос санитару.
– Ножевое. Похоже, мертвяк, – констатировал санитар.
– Не мертвяк, Анатолий, а летальный исход, – вежливо поправила напарника женщина. – Но, в принципе, ты прав. Наше присутствие здесь уже ничем не поможет. Полицию вызвали?
С этим вопросом она обратилась уже к водителю.
– Ждем, – коротко ответил тот.
– Замечательно. И мы подождем. Хоть передохнем немного. День сегодня утомительный. Куда ни приедем, везде результат вроде вашего. Так целый день и ездим на покойников, – пожаловалась женщина.
Она присела на соседнее с убитым сиденье, откинулась на спинку и устало прикрыла глаза. Я уселась напротив и принялась рассматривать убитого. В его внешности не было ничего примечательного. Худощавый. Темноволосый. Среднего роста. Среднего же возраста. Думаю, ему было не больше тридцати пяти лет. Одет простенько. Единственная деталь гардероба, которая могла привлечь внимание, – это шелковый шарф пестрой расцветки в виде геометрических фигур. Непонятно, кому он мог так насолить, чтобы тот рискнул лишить его жизни прямо в переполненном салоне троллейбуса? И в какой именно момент это произошло? Когда я садилась в троллейбус, то не обратила на него внимания. Мысли были заняты поломанной машиной и проблемами, связанными с ней. Вспомнила про него я уже тогда, когда до моей остановки оставалось проехать всего ничего. А до этого салон был набит битком. Кто подсаживался к убитому, я понятия не имела. Судя по тому, что я успела выяснить у других пассажиров, никто на попутчиков мужчины так же, как и я, внимания не обратил. Ну, да ладно, это забота полиции. Вот приедут, я им свои записи передам, если, конечно, в этом будет необходимость, и умою руки.
Отведя взгляд от убитого, я задумчиво смотрела в пол. Мое внимание привлек небольшой картонный прямоугольник, лежащий под сиденьем убитого. Странно. Я была уверена, что до того, как санитар осматривал тело, пол был чист. Если не считать грязь, нанесенную ботинками пассажиров. Врожденное любопытство заставило меня пересесть ближе к сиденью убитого. Как бы невзначай, я уронила сумочку на пол. Поднимая ее, подхватила и кусочек картона. Оглядевшись, поняла, что мои манипуляции остались незамеченными для окружающих. Раскрыв сумочку, я сделала вид, что ищу в ней что-то конкретное. На самом деле я рассматривала находку. Тыльная сторона картонного листа содержала всего одно слово, нацарапанное карандашом. Часть слова уже стерлась, но прочитать его было можно. «Отказ». Вот так вот! Мужчина воспользовался карточкой и получил отказ. Интересно, кто же не пожелал оказать помощь убитому мужчине? Перевернув карточку, я вытаращила глаза. На белом фоне четким шрифтом был напечатан телефон и инициалы. Мой телефон. И мои инициалы! Вот так номер! Да это же моя визитка! Примерно трехгодичной давности. Я давно уже такими не пользуюсь. Выходит, мужчина получил ее от того, с кем я общалась несколько лет назад. Телефоном он воспользовался. Об этом говорила надпись на обратной стороне. Выходит, я и есть тот человек, который не пожелал помочь убитому в разрешении его проблем.
Я оставила визитку в сумочке и задумчиво уставилась в окно. Когда же он звонил мне? Уже больше двух недель я пребываю в бездеятельности. Будь у погибшего мало-мальски серьезная проблема, я наверняка ухватилась бы за возможность избавиться от ничегонеделания. Следовательно, либо проблема его показалась мне не представляющей абсолютно никакого интереса, либо… Вспомнить бы, кому я отказывала в последнее время? Но в голову, как назло, ничего не приходило. А тут еще и полиция нагрянула. Да не кто-нибудь, а мой лучший друг, Андрюха Мельников. Увидев меня возле трупа, он сдвинул брови и проворчал:
– Иванова, в Тарасове хоть одно преступление происходит без твоего присутствия?
– А я-то тут при чем? Я просто ехала домой. У меня машина сломалась, – оправдываясь, ответила я и невинно добавила: – Помощь нужна?
– Обойдемся без твоей помощи, если только это не твой клиент, – отказался Мельников.
– Увы, это не мой клиент. Я вообще его не знаю. Только то, что он каждый день этим маршрутом ездит и выходит на той же остановке, что и я, – сообщила я. – Работает, наверное, где-то на пути этого маршрута.
– Разберемся, – проворчал Мельников и пошел опрашивать свидетелей.
Домой в этот день я вернулась поздно. Голодная и уставшая. Происшествие в троллейбусе спутало все мои планы. Сначала дожидалась полицию, потом ждала, когда у Мельникова найдется свободная минутка, чтобы записать мои показания. Естественно, со мной он предпочел беседовать в последнюю очередь. По блату, так сказать. А действительно, чего торопиться, если меня он может допросить в любой момент? Я же на свидание не опаздывала, как тот парень в очках в роговой оправе. И кота голодного у меня дома нет. Можно и подождать. Хотя я из-за этого не особо переживала. Зато успела переговорить с водителем и выяснить, что он знает про убитого пассажира. Правда, толку от этого было немного. Все, что мог сказать водитель, – это то, что мужчина на маршруте появлялся регулярно. Пять дней в неделю и всегда в одно и то же время. Следовательно, мое предположение о том, что он работает в организации, расположенной на пути следования троллейбуса, было верным. Название остановки, на которой садился убитый, водитель, к сожалению, вспомнить не смог. Только приблизительно. То ли на Транспортной, то ли на Чайковского.
А еще за то время, что дожидалась аудиенции с Мельниковым, я вспомнила-таки звонок этого мужчины. Стопроцентной гарантии, что это был именно он, я дать не могла, но вот процентов семьдесят говорили за правильность моих выводов. Звонок поступил дней за десять до того, как моя машина попала в лапы Вадика. Видимо, поэтому вспомнила о нем я не сразу. Звонил мужчина. Представиться не удосужился, сразу приступил к делу. Сообщил, что его подруга завела себе нового бойфренда и теперь водит его за нос. Его, мол, такое положение вещей не устраивает, и он желает вывести подругу на чистую воду. Только приступать к разоблачению он собирается не с пустыми руками, а собрав на девицу неопровержимые доказательства. Мужчина предложил мне заняться сбором этих самых доказательств. Я объяснила ему, что делами типа «она мне изменила» я не занимаюсь, и посоветовала обратиться в какое-нибудь частное агентство, которое специализируется на подобных делах. Мужчина принялся возражать. Сказал, что его дело сугубо конфиденциальное и доверить расследование кому попало он не может. Сказал, что обращается ко мне по частной рекомендации человека, которому я помогла в подобной ситуации, и отказа не примет. Я снова вынуждена была заявить, что никогда такие вопросы не решала и в будущем заниматься «расследованием» чужих измен не планирую, и повесила трубку. Вот, собственно, и весь разговор. Больше мужчина не звонил, и я благополучно про него забыла.
Теперь же, когда тело мужчины отправили в морг, я чувствовала смутное беспокойство. Неужели в том, что с ним произошло, есть доля и моей вины? Могло ли быть по-другому, не откажи я ему? Да еще и это предсказание костей! Не далее как вчера, вконец измученная бесконечными проволочками с возвратом машины, я решила бросить кости, чтобы узнать, что ждет меня в обозримом будущем. Мои магические помощники выдали ответ: «22+28+3 – Некое скорбное событие ожидает Вас впереди». Тогда результат меня не порадовал, но отнесла я его на счет машины, решив, что скорбным событием будет не что иное, как многодневные поездки в общественном транспорте, вместо приятного путешествия по дорогам Тарасова в личном авто. Выходит, кости предупреждали меня совсем о другом.
Только вот непонятно, почему смерть совершенно постороннего мужчины должна являться скорбным событием лично для меня? Клиентом моим он не был. Приятельствовать мы с ним не приятельствовали. Даже родственники с просьбой отыскать виновного в его смерти ко мне не обращались и вряд ли обратятся. Получается, что я со спокойным сердцем могу оставить это дело на откуп правоохранительным органам и больше о происшествии не вспоминать. Отчего же так неспокойно на душе? Почему в голове сидит навязчивая мысль, что я несу некую ответственность перед убитым за то, отыщется его убийца или нет? И что мне в сложившейся ситуации делать? Самым разумным было бы забыть об убитом мужчине и отправляться домой, но решиться на это я никак не могла.
Да еще и высказывание профессора Барра, так некстати пришедшее мне на память, подлило масла в огонь. В ушах стояла фраза, брошенная профессором в аудитории университета. Как он тогда сказал? «Люди, выбирающие данную профессию, руководствуются не интересами несчастных граждан, попавших в беду, а только лишь жаждой поживиться». Тогда меня это ужасно возмутило. Поздравляю, Татьяна Александровна, у вас появилась уникальная возможность доказать профессору беспочвенность его высказывания! Теперь ты примешься носом землю рыть, отыскивая того, кто прирезал мужчину в кожаной куртке. И все это только для того, чтобы доказать, что частные детективы не всегда работают ради гонорара! Самое абсурдное во всей этой ситуации, что профессор Барр даже не узнает об этом. Но доводы рассудка в данном случае не сработают. Я прекрасно это понимала. Мужчина обращался ко мне с просьбой о помощи, а моя интуиция в тот момент взяла отгул. Я не поняла, насколько серьезна его проблема. Именно поэтому теперь я чувствовала, что должна сделать все возможное и невозможное, чтобы отыскать того, кто так жестоко обошелся с ним.
