— Вестготтен, — произнесла Инга это незнакомое слово, словно пробуя его на язык.
— Что вы говорите? — удивился длинноволосый молодой человек, который все еще ошивался рядом, хотя Инга ясно дала понять, чтобы ее оставили в покое.
— Да так, ничего. А вам не пора заняться делом? Вы же вроде здесь работаете.
Молодой человек расстроенно тряхнул волосами и наконец отошел.
Инга сфотографировала картину на телефон и хотела уже уйти, когда увидела на столике в углу стопку цветных каталогов. Она взяла один, нашла ту самую картину и взглянула на репродукцию.
Есть такая детская игра — найди десять отличий, развивает память и наблюдательность. Но сейчас не нужно было долго сравнивать репродукцию с оригиналом, чтобы найти одно, зато весьма важное отличие.
На циферблате часов в каталоге не было названия фирмы. Не было загадочного слова Westgotten, написанного изящным готическим шрифтом.
Инга подошла с раскрытым каталогом к длинноволосому сотруднику.
— Смотрите, а репродукции у вас халтурные. Не передают кое-какие детали.
— Что вы говорите? — Парень надулся, как индюк. — Я сам делал фотографии для каталога! Они же цифровые, с большим разрешением, как это нет деталей? Вы же понимаете: фотография есть фотография, особенно цифровая. Она передает все точно.
— А вот посмотрите: на картине есть название часовой фирмы, а в каталоге нет.
Длинноволосый тип уставился на репродукцию, как баран на новые ворота, потом перевел взгляд на оригинал — и его лицо еще больше вытянулось.
— Странно, — протянул он и тут же окликнул проходившую мимо молодую женщину с бейджем на платье: — Варвара Юрьевна, посмотрите.
— Что тебе, Иннокентий? — Дама взглянула на него с явным неодобрением, видно было, что он не пользовался у нее особой любовью.
— Посмотрите, как странно. В каталоге нет названия фирмы, а на картине оно есть.
— Какое название, о чем ты? — Ей явно было не до него.
— Да вот же! — не сдавался Иннокентий. — Видите, вон там, на циферблате часов…
Варвара нехотя взглянула на репродукцию, потом на картину и растерянно опустила руки.
— Что за черт? Я прекрасно помню, что здесь не было никакого названия!..
Она подошла к картине вплотную, пригляделась.
— Эти буквы написаны совсем недавно, краска только-только высохла. И рука совсем не Милославского, другой мазок, другая проработка линии…
Она повернулась к Иннокентию и строго спросила:
— Это твои шутки?
— Варвара Юрьевна, как вы могли подумать? Я бы никогда в жизни не позволил себе…
— Да, тебе, пожалуй, слабо, — она усмехнулась, — да ты и кисть держать не умеешь.
Инга не стала дожидаться окончания инцидента. Она тихонько выскользнула из зала, вышла из галереи и направилась домой.
У нее больше не было сомнений, что надпись на картине — дело рук того же человека, который принес в галерею сердце Воскобойникова. Дело рук убийцы.
Это послание.
И это послание адресовано ей, Инге.
Но что убийца хотел своим посланием сообщить?
Дома Инга первым делом включила компьютер и задала в поисковой строке слово, написанное на циферблате.
Для начала она сформулировала запрос так: «Часовая фирма Westgotten».
Но часовой фирмы с таким названием всезнающая Сеть не обнаружила.
Тогда Инга набрала просто «Вестготтен», кириллицей и без всяких уточнений.
На этот раз улов был ненамного богаче.
Ей тут же выдали информацию о небольшой фирме, точнее, об индивидуальном предпринимателе с такой фамилией.
«Вильгельм Карлович Вестготтен. Ремонт, продажа и покупка старинных музыкальных инструментов, клавесинов, клавиров и клавикордов, а также фонографов и граммофонов».
— Вот как. — Инга зашарила рукой по столу в поисках мобильника, но он зазвонил сам.
— Приходи через час на Ипатьевский рынок, поговорим.
Инга только вздохнула — привыкла уже, что Шеф никогда не назначает встречу в обычном месте.
Ипатьевский рынок отстроили недавно — большое крытое здание было заполнено едва наполовину, народ к рынку не привык. Инга миновала мясные ряды, вошла в овощные.
— Бери помидоры, красавица! — окликнули ее.
Инга отмахнулась и свернула в проход поуже. Какой-то мужчина придирчиво осматривал яблоки. Покупатель был самого скромного, можно сказать, непрезентабельного вида: потертая кепочка, заштопанная дыра на куртке, далеко не новая сумка на колесиках. Инга прошла было мимо, но он, не глядя, схватил ее за руку. Только тогда она узнала в неказистом мужичке Шефа.
«Сумка на колесиках — это уже перебор», — мысленно усмехнулась Инга, но вслух, разумеется, ничего не сказала.
— Что узнала в галерее? — Шеф уже оторвался от яблок и подталкивал Ингу к апельсинам.
Она быстрым шепотом рассказала о картине с часами и о вписанном туда имени Вестготтен. И о том, что есть такой реальный человек и зовут его Вильгельм Карлович Вестготтен. Торгует старинными музыкальными инструментами, граммофонами и фонографами.
— Сходи туда завтра, — кивнул Шеф, — оглядись. Это ниточка. Тоненькая, конечно, но другой у нас нет.
Инга нахмурилась — идти одной очень не хотелось. Но спорить с Шефом тоже не станешь, не тот человек.
— Что там, в квартире? — спросила она.
— Полиция нашла труп, — нехотя ответил Шеф, — разбираются теперь. Насчет сердца, думаю, уже сообразили. Провели следственные мероприятия — никто в тот вечер Воскобойникова не видел. Как он вошел в квартиру, кто ему открыл — никто не знает. Формально квартира пустая, хозяин в отъезде, это ты знаешь. И вот еще что: в его мобильнике стерты все контакты. И все звонки. Кроме твоих.
— Вот как? Стало быть, тот, кто его убил, знает обо мне?
— Выходит, что так. Но если бы он хотел тебя убить, то сделал бы это в той квартире, пока ты меня ждала, — спокойно, как само собой разумеющееся, констатировал Шеф и отвернулся, разглядывая виноград.
Инга посмотрела ему в спину со злостью. Нечего сказать, успокоил!
Шеф почувствовал ее взгляд.
— Не расстраивайся, все равно теперь ты с этим делом завязана. Даже если все бросишь — он тебя в покое не оставит. Зачем-то ты ему нужна.
— Вот спасибо-то, — рассердилась Инга, — и за что мне все это? За какие грехи?
— Не знаю пока, — серьезно сказал Шеф, — но обязательно узнаю. Так что наберись терпения и съешь вот мандаринчик.
Когда только очистить успел? Инга положила дольку в рот и зажмурилась от удовольствия, мандарин был душистый и сладкий. А когда открыла глаза, никакого Шефа рядом не было. Бойкая таджичка взвешивала ей мандарины.
— Бери-бери, — уговаривала она, — еще не раз придешь!..
Инга вошла в офисный центр. Когда-то, должно быть, здесь был научно-исследовательский институт или конструкторское бюро, но времена изменились, секретный НИИ, даже если выжил, переехал куда-нибудь на окраину, а на его месте предприимчивые владельцы здания организовали этот центр, сдавая бывшие лаборатории под офисы и торговые площади.
За дверью, как в прежние времена, находился турникет, только вместо суровой вахтерши с кобурой на боку входящих встречал толстый отставник с густыми кустистыми бровями, с мрачным видом разгадывающий кроссворд.
При виде Инги он решил проявить бдительность, поднял на нее носорожьи глазки и строго спросил:
— Не торговый агент?
— А что, похожа?
— Где вас разберешь! — Охранник окинул ее подозрительным взглядом.
— Нет, не торговый.
— Тогда к кому?
— К Вестготтену! — с вызовом произнесла Инга мудреную немецкую фамилию.
— Ах, к Вильгельм Карлычу. — Привратник подобрел, даже заулыбался, отчего носорожья кожа пошла складками: — Тогда проходи. На третьем этаже он, налево по коридору.
Инга скупо поблагодарила, поднялась на третий этаж и пошла по длинному, плохо освещенному коридору, разглядывая таблички на дверях.
Она миновала несколько коммерческих фирм, офис почтового оператора, отделение шведской фармацевтической фирмы и еще две-три непонятных конторы и наконец увидела то, что искала:
«В. К. Вестготтен. Старинные музыкальные инструменты, фонографы и граммофоны».
Дверь была неплотно прикрыта, из-за нее доносился хрипловатый голос какой-то певицы. Слов было не разобрать, но мелодия показалась Инге смутно знакомой, хотя была в этой песне какая-то назойливая странность.
Она осторожно толкнула дверь и вошла в просторное полутемное помещение.
Окна были задернуты плотными шторами, верхний свет не горел, включена была только настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром, от которой все вокруг казалось слегка нереальным. Впрочем, нет, лампа была не единственным источником света. В глубине помещения, должно быть, горели свечи, и их колеблющийся свет делал комнату еще более фантастической.
