Сдвинули мебель, включая кровать с хозяевами, шкафы изучили, под шкафами тоже — но ничего не нашли. А Мирон Демьянович и его ведьма-жена требовали непременно найти гадюку. На рассвете, когда все выдохлись и уже не шутили, один из охранников сообразил:
— Пресмыкающимся нужна влага, они стремятся к ней и ее чувствуют…
Он огляделся с прицелом. В углу спальни стояли низкие горшки с зелеными растениями, охранник подошел к ним, присел на корточки, изучая поддоны и землю в горшках. Вдруг улыбнулся:
— Вот же она.
— Дави ее, дави! — посыпались советы со всех сторон.
— Тихо вы! — рявкнул охранник, протянул руку и взял гадюку, обвившую куст у основания. — Вас бы подавить. Это же обыкновенный уж. Даже не взрослый, а ужонок. Маленький… — нежно гладил он гада кончиками пальцев по головке. — Бедный, сам перепугался. Такой переполох из-за ужонка…
— Откуда ты знаешь, что это уж? — спросил кто-то из милиционеров.
— Да мы их в детстве за пазухой носили, девчонок пугали. Ему молочка надо дать… А потом я его отвезу за город и отпущу.
Милиционеры возликовали, что можно отправиться к женам и детям, но дорогу им перегородил Мирон Демьянович:
— Стоп, стоп, господа. А кто разбираться будет, как эта тварь попала в мою постель? Она что, сама ко мне в гости приползла? На молочко заглянула, да?
Ехидный тон и свирепое выражение его лица однозначно дали понять, что домой господа менты попадут не скоро. Старший из них, капитан, миролюбиво сказал:
— Так это… проблема ликвидирована, уж пойман…
— А кто его сюда принес? — не хуже гадюки прошипела Илона, поставив руки в боки. — Кто его подложил — это вы будете выяснять?
— Да кто ж признается? — промямлил один из милиционеров.
— На то вы и милиция, чтобы без признаний догадаться, кто это сделал, — отчеканила Илона. — Нас не было дома с пяти вечера.
— А кто был? — подхватил капитан.
— Кухарка и охрана, — ответила она. — Домработница ушла еще раньше, она приходящая. Дворник тоже не всегда бывает, кстати, он в дом не заходит.
Ну и кто подбросил гада? Милиционеры все, как один, а их было трое, повернулись к охранникам. Тот, что нашел ужа, запротестовал:
— Не надо нам приписывать чужие подлости. Мы сидели в своей комнате, не выходили…
— Даже в туалет? — подловил его капитан.
— В туалет выходили, — сознался охранник. — Так он рядом с нашей комнатой. А сюда подняться, подкинуть ужонка, потом вернуться — времени нужно больше, чем пописать сходить. Пардон, — извинился он перед дамой.
Повисла пауза, означавшая тупик. Капитан в замешательстве поглаживал затылок, остальные ждали, что он скажет. А что тут скажешь? Из-за чего весь сыр-бор? Предмет преступления ползал по рукам охранника, Илона брезгливо передернула плечами, искривив губы:
— Какая гадость.
— Гадость тоже хочет жить, — буркнул охранник.
— Поймите, — начал капитан вкрадчиво. — Кто-то неудачно пошутил…
— Ничего себе — шуточки! — справедливо возмутился Мирон Демьянович. — Я ложусь в постель, а по ногам эта тварь ползает! Да как меня удар не хватил! Мне намеренно подбросили гадюку, намеренно! Чтобы я дуба дал.
— Но мы не заводим дел на подобного рода хулиганство, ведь никто же не пострадал, — нашел разумный довод лейтенант.
— А теперь заведете, — не сдавался Мирон Демьянович. — Я всю вашу милицию на уши поставлю, учтите.
Капитан вздохнул, в его сонных глазах мелькнула тоска: придется заниматься чепухой, будто других дел у милиции быть не может.
— Кухарка когда ушла? — поинтересовался он, больше-то не о чем было спрашивать.
— В семь, — сказал второй охранник.
— А кто-нибудь приходил?
— Нет, — в унисон ответили оба стража.
— Мы днем приедем и допросим работников, — смирился мент.
Милиция уехала. Мирон Демьянович тщательно проверил постель и улегся, вскоре пришла Илона, задернула шторы, легла рядом и посмотрела на часы:
— Шесть утра. Что за ночь выдалась!
— Уволю всех к чертовой матери, — пообещал он, обняв Илону.
— При чем тут все? — возразила она. Илона часто возражала ему, из-за этого они ссорились. — Может, совершенно чужой человек тайком пробрался в дом и подложил ужа. Ты проверь, вдруг тебя обокрали.
— Сейф закрыт, а ценные вещи и документы я не бросаю где попало. Да и невозможно чужому залезть в дом. Спи.
Он поцеловал ее в висок, она в ответ что-то вяло промурлыкала и затихла. А Мирон Демьянович не смог расслабиться, как мечтал еще недавно, слишком дорого ему стоила ползучая тварь.
— Ты спишь? — тихо спросила Илона, она тоже не спала.
— Уснешь тут после ползающих шнурков, — буркнул он.
— С кухаркой я сама поговорю, ты не смей с ней разговаривать, обязательно дров наломаешь. Но мне кажется, не она подсунула ужа. Зачем ей это?
— Вот и я думаю: зачем нам в кровать подбросили ужа?
— Скажи спасибо, что не гадюку подкинули. Но это явный выпад.
— А с какой целью?
— Раз изобрели такой изощренный способ досадить нам, то изобретут еще что-нибудь. Выяснится в свое время. На идиотов в погонах не надейся, они тупые — по рожам видно. Как они за преступниками гоняются? Ты фигуры их видел?
— Не до того было. Я только о гадюке думал и о том, кто осмелился мне ее подложить.
— А я рассмотрела ментов — откормленные, как хряки. И всерьез ужа не восприняли.
— Тебе не кажется, что мой охранник подкинул ужа? Как он с ним играл, заметила?
— Если бы он подкинул, то не выдал бы себя, мы бы до сих пор искали ужа. Нет, Мирон, это не он. Ты ему слишком хорошо платишь, чтоб так глупо шутить. Давай хоть немного поспим, а инцидент обсудим на свежую голову.
Она теснее прижалась к нему и вскоре заснула. А Мирон Демьянович еще долго думал: кто это сделал и что хотел этим сказать.
С утра пораньше Ника примчалась в прокуратуру пасти зампрокурора, которого боялась больше, чем самого прокурора, и выпасла. Когда встречается крупный мужчина, ему дают определение: шкаф. Но шкаф — это что-то примитивное, Владимир Васильевич далек от примитива, Нике он внушал ужас одним только взглядом Василиска. Дядька он был крупный, с грубыми чертами лица, которые соответствуют характеру, — жесткий, разносит подчиненных в пух и прах, не стесняясь в выражениях. Он не пришел бы в восторг от ее просьбы:
— Ты хоть знаешь, что такое бандитские разборки? Это не убийство на бытовой почве: раз-два — и преступник в СИЗО. Кенара застрелили, скорей всего, свои же, они не имеют привычки оставлять хвосты.
Уже знает, что убит Канарейка! Интересно, про обморок Ники ему тоже доложили? Вряд ли, иначе Владимир Васильевич не стал бы разговаривать с ней, а дал бы кучу бумаг и велел бы переписать каллиграфическим почерком, чтобы было красиво. Или заставил бы кляузы разбирать, а это такая нуднятина — не рассказать!
— Убийство Кенара не будет расследоваться? — наивно спросила Ника.
Голубые глаза Владимира Васильевича поблекли — явный признак, что он недоволен. Он надул щеки, выпустил ртом воздух, вибрируя губами, и вяло-вяло, будто у него высокая температура, сказал:
— Ну, конечно, будет.
— Тогда дайте мне это дело.
Глаза у него совсем побелели, как у зомби:
— Это опасное и бесперспективное дело. Зачем тебе начинать с висяка? Первая неудача всегда плохо сказывается на дальнейшей работе следователя.
— А почему вы решили, что будет неудача? — не сдавалась Ника. — У всех следователей полно дел, одна я даром зарплату получаю. Ну, пожалуйста, Владимир Васильевич…
Про себя он взвесил, что остальные следователи будут отбиваться от этого дела всеми силами, но кому-то за это застреленное отродье браться надо. К тому же заносчивую молодежь проучить никогда не мешает. Дашь им парочку заведомых висяков, они не справятся, потом тактично можно им намекнуть: займитесь чем-нибудь полезным, а не протирайте юбки и штаны в таком ответственном учреждении. Владимир Васильевич состроил кислую мину и махнул рукой:
— Ладно. Только работать будешь с Холодом. Под его присмотром.
Ника хотела возразить, но сказала:
— Спасибо, — и вприпрыжку помчалась в кабинет.
Устроившись за столом, она разложила чистые листы, задумалась, что писать и, вообще, с чего начинать. Перво-наперво надо выработать четкий план, зафиксировать его на бумаге, чтобы не забыть, а потом… Да чего рассуждать, что делать потом, когда плана-то и нет? Конечно, в следствии есть свои правила, их Ника изучала в университете, но обычно эти правила применимы к бытовухам. А серьезные дела, как говорил один из преподавателей, любят нетрадиционный подход. Ника все же взяла ручку и начала писать традиционный план:
«Первое: выяснить, с кем был знаком Канарин. Второе: допросить этих людей. Третье…»
